Фрида Вигдорова - Любимая улица

• Название: Любимая улица
• Автор: Фрида Вигдорова
• Жанр: Прочая детская литература

---

- "Подростки Кононов Сергей и Громов Юрий в декабре и январе систематически проникали в цеха лесозавода... Эти лица производили хищения инвентаря, инструмента, материалов и готовых изделий с территории лесозавода...А также порчу производственного оборудования и станков с целью их похищения... Злоумышленники..."

- Простите, - очень вежливо прерывает Поливанов, - а как же злоумышленники проникали в цех?

- Как? - Бухгалтер удивлен. - Очень просто: путем взлома замков.

- Что же, они в течение двух месяцев безнаказанно взламывали замки? А где же были руководители завода?

- Руководители завода... - Бухгалтер тяжко вздыхает. - Вообще на кражу в нашу артель ходили и другие, это само собой...

- "Ходили на кражу"... Какой странный отхожий промысел. Но откуда же набралось пятнадцать тысяч рублей?

Словно обрадовавшись, что снова может нырнуть в бумагу, бухгалтер деловито откликнулся:

- А вот: оконных стекол двадцать восемь штук, станков ножевых по металлу - два, электрораспределительный щит - один, амперметр - один... Всего семнадцать названий, на сумму пятнадцать тысяч семьсот семьдесят три рубля семьдесят копеек.

- Семьдесят копеек, говорите?

- Да.

- Ну что ж. Позаботились о вверенном вам имуществе, ничего не скажешь. Учтено все до последней копейки. Но если к вам ходили на кражу и другие, почему вы думаете, что все это украли подростки Кононов и Громов?

Бухгалтер вытирает платком лоб.

- Ну что вы ко мне пристали? - говорит он, и теперь Поливанов слышит его настоящий человеческий голос, бухгалтер больше не бубнит скучливо, он сердится. - Суд так решил, не я.

...На дворе Поливанова ждет Коленька. Он сидит на лавке неподвижно, уставившись на крыльцо. Едва в дверях появляется Митя, как он вскакивает и бежит ему навстречу.

- Беги домой, я еще долго ходить буду.

- И я с тобой.

Ты меня полюбил, я вижу, - думает Поливанов. А за что? Непонятно. Просто так. Полюбил - и все. И связал меня по рукам и ногам. Я еще не видел этого Сергея, а уже в ответе за вас за всех. А почему? С какой такой стати? Я вчера вас знать не знал, а сейчас вы вот у меня где сидите...

- У тебя сыны есть? - спрашивает Коля.

- Нет.

- Ну, тогда собака, кошка?

- У меня дочки.

- Дочки? Как Валька и Олька?

- Поменьше. Катя и Аня.

Поливанов оставляет Колю в коридоре и входит в кабинет к директору лесозавода. Кабинетик маленький, чистенький, стол под зеленым сукном, на полу коврик, на окне занавеска. Не бог весть что, но чисто, пристойно, и сам директор под стать своему кабинетику: небольшого роста, чисто выбрит, в аккуратной гимнастерке. А глаза пьяноватые. Красные, мутные. Долго рассматривает удостоверение Поливанова, вертит его и так и сяк.

- И вы из-за этого сюда приехали? Эх, товарищ, товарищ! Мальчишка-то на свободе. Чего вы беспокоитесь? Тихонов, - обращается он к высокому молодому парню, вошедшему в кабинет, - вот товарищ из самой, понимаешь, Москвы к нам пожаловал, насчет Кононова, парнишки того.

Тихонов садится на стул, выставляет ноги и говорит, зевая:

- А чего? Мало дали подлецам. С таких лет - и воровать. Если сейчас не приструнить, дело далеко зайдет. Пускай спасибо скажут, что не засудили лет так на десять. Подумать, в такие годы на пятнадцать тысяч тяпнули! Это надо же!

***

- Вы Тихонов? Значит, это вы тогда исколотили ребят?

- Как понять - исколотил? Тряхнул маленько, это - да. Неужели по головке гладить за воровство?

- Вот это меня интересует - кто вор?

- То есть как - кто? Суд разбирался, выяснял, люди мозгами ворочали, думали. Воров за руку словили, на месте, как говорится, преступления, а вы интересуетесь, кто своровал? Здрасте!

Директор молчит. Разговаривает старший механик Тихонов. Разговаривает уверенно, напористо. У него яркие голубые глаза, плоские, без глубины - не то бельма, не то пуговицы.

Поливанов тоже вытянул ноги, тоже развалился па стуле и, дождавшись паузы, тихо сказал:

- Есть такой анекдот: пьяный ползает на земле у фонаря. Люди спрашивают: ты, мол, что? Рубль потерял, отвечает. А где потерял? Вон у того забора. Так почему ищешь здесь, а не там? А здесь светло!

- Вы на что намекаете? - Тихонов повышает голос. - Вы хоть из Москвы, и пускай вы корреспондент, а должны отвечать за свои слова. Если каждый, кто из Москвы, станет разоряться...

Когда Поливанов вышел в коридор, Коля стоял спиной к нему и глядел в окно. Он мгновенно обернулся, взял Поливанова за руку, и они вышли на улицу. Митя вынул из кармана кусок хлеба с тонким ломтиком шпига и дал мальчику. Коля поднял на него глаза:

- А ты?

- Я сыт.

- Ну откуси.

Митя откусил, и они пошли дальше. Коля шел и спотыкался. Митя подхватил его на руки, мальчишка задрыгал ногами:

- Я большой! - И вдруг затих, обмяк, стал тяжелый. Переложил хлеб в левую руку, правой обнял Поливанова за шею и уронил голову ему на плечо. - Я большой, - повторил он очень тихо и опять умолк.

***

Он был тяжелый, потяжелее Кати, да и Анюты, пожалуй. Поливанов все останавливался, спрашивая дорогу в прокуратуру. Одна тетка объясняла долго и путано:

- Суд, стало быть? Постой, постой, где же это такое? А, в райсовете. Вот завернешь после кина вправо, там поднимешься на горку и возьмешь левей. Эх, да что там, давай провожу!

Она шла рядом, размахивая кошелкой, и говорила без передышки:

- От сумы, говорят, да от тюрьмы не уйдешь. Сума вот она. До сумы нас всех война довела. Окаянная! Ты, я смотрю, не на фронте. Отвоевался? А! Счастливая у тебя жинка. А у моих дочек мужиков поубивало. У обеих. Обое с детьми остались. Счастливый ты, паренек, тятька вернулся. Вон как обнял, видать, соскучился? Эх, беда, беда наша, куда от нее денешься? В магазинах хоть шаром покати. А на рынке такое запрашивают, не подступись. Совсем Бога забыли. Дерут, черти, ни стыда ни совести. А тебе зачем в суд? Да ладно, не хочешь - не говори. Кому охота про себя неладное рассказывать? Бывай здоров! Вон он суд, видишь? Ну, ни пуха тебе, ни пера!

Поливанов постоял с минуту, глядя на двухэтажное обшарпанное здание.

- Знаешь что, брат? - сказал он. - Пошли-ка в Сережину школу. А сюда я пойду завтра.

- А ты слыхал, тетенька говорила про рынок? - спросил Коля.

- Слышал.

- - Пойдем посмотрим? Я ногами пойду. Поливанов спустил Колю наземь. Мальчик взял его за руку и уверенно повел. Они миновали безлюдную площадь, сразу за церковью с голубыми колоколенками свернули в переулок. Там под легким деревянным навесом шла нешумная торговля.

В Ташкенте осенний рынок пылал помидорами, яблоками, виноградом. У каждой снеди был свой яркий цвет - розовая картошка, оранжевые дыни, лиловая свекла, а в воздухе стоял немолчный гам. Здесь все было притушено. Бутыли бледного с синевой молока, мешки серого мелкого картофеля, подмигнула горка разноцветной фасоли, и опять - связки серых сушеных грибов, тусклая, словно пеплом присыпанная, свекла. Куда он меня ведет? - подумал было Поливанов, как вдруг Коля остановился. Он молча смотрел на тетку в пуховом платке. У ее ног, прямо на земле, приютились два толстых мешка - в одном тыквенные семечки, в другом - черные.

- Подсолнушки, - тихо сказал Коля.

- Каких тебе? Этих или тех? Коля молчал.

- Понял вас, - сказал Поливанов, и в Колины карманы с тихим шуршанием посыпались семечки, в один карман - черные, в другой - белые.

- Жареные. Теплые! - глубоко вздохнув, сказал Коля и, зажмурившись, погрузил руки в карманы. - Поистратился? - спросил он, открыв глаза.

- Не без того, - ответил Поливанов.

- Да, запрашивают - не подступись! Совсем Бога забыли! Дерут, черти, ни стыда ни совести!

- А теперь веди меня в Сережину школу!

Поплутав немного, они вошли в школу, низенький деревянный дом, в ту минуту, как раздался звонок. Двери разом распахнулись, в коридор вывалились ребята, и все заходило ходуном. Поливанову казалось, что он в шапке-невидимке, никто не сторонился, мальчишки бежали прямиком на него. Пахло хлоркой, чернилами (лиловыми, - подумал Поливанов). Хлопали двери, форточки, звонкий девчоночий голос кричал:

- Кому говорят? Вон из класса!

- Где тряпка? Где тряпка, я вас спрашиваю? - откликался кто-то в конце коридора.

Снова звонок, и так же внезапно наступила тишина, готовая вновь взорваться шумом. Поливанов стоял в затихшем коридоре и вспоминал московскую школу, которую часто снимал в кинохронике: ковры, широкие окна, классы, полные света. Он недавно снова был в этой школе. И сейчас, в войну, она по-прежнему была чистая, светлая, теп

Лая. По коридорам не бегали, а ходили парами девочки в коричневых платьях, а величавая толстая директриса оглядывала их внимательным и строгим глазом. Здесь директором была усталая, оглохшая от шума женщина. Выслушав Поливанова, она сказала:

- Я, знаете, не в курсе дела. Тут мать Кононова приходила за характеристикой, она что-то такое рассказывала...Он, кажется, с группой ребят стянул какие-то части на машинотракторной станции. Подробности? Какие же я могу знать подробности? Тогда уж надо с делом знакомиться.