Ирина Шкаровская - Горнист первой базы

• Название: Горнист первой базы
• Автор: Ирина Шкаровская
• Издательство: Государственное издательство детской литературы УССР
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Эта книжка о твоих ровесниках. Но не только о тех, кто сидит с тобой за партой, вместе с тобой ходит в дальние походы и собирает металлолом.

Герои рассказов этого сборника жили в разное время. Одни — в двадцатые годы, когда Советская страна только вступила в своё первое десятилетие, другие — в суровые дни Великой Отечественной войны, а третьи — в наше время. И всё же они очень похожи друг на друга, эти ребята. У всех у них верные, добрые сердца, все они горячо любят свою Советскую Родину.

Эта книжка расскажет тебе о первых романтических годах пионерского движения, о героике военных лет, о сегодняшних увлекательных делах юных пионеров, об их дружбе и мечтах.

---

Ирина Исаевна Шкаровская Горнист первой базы

Господин Дзенис и Вася

Удивительный это был мальчишка! Никогда не дрался. Не подставлял девчатам ножек. На переменках не скакал по партам, даже в «пёрышки» не играл.

Бывало, только звонок прозвонит на переменку, ещё учитель из группы не вышел (в те времена классы группами назывались), а уж все с мест срываются. Орут, хохочут, карандашами и резинками друг в друга стреляют. Вовка Черепанов, по прозвищу Черепок, на руках ходит, а ногами старается схватить тряпку с доски. Толя Таратута лёг животом на подоконник и кричит вниз кому-то:

— Гражданин пижон! У вас вся спина сзади!

А остальные мальчишки уселись верхом на партах. Глаза горят, уши горят. Знаменитая, азартнейшая игра начинается — «пёрышки»!

Один Вася Янченко спокоен. Вышел из комнаты, прошёлся по коридору и стал у окна. На небо смотрит. А по небу медленно-медленно одно большое сиреневое облако плывёт.

И на уроках любил в окно смотреть. Учитель обществоведения Илько Васильевич (между собой мы называли его сокращённо — Ильвас) всё сердился.

— Ну что ты там, Янченко, в окне увидел?

— Н-не-бо, — слегка заикаясь, отвечал Вася.

Вызывали его учителя редко. Знали, что мальчик он старательный, учит материал добросовестно, но когда к доске выходит, сразу дар речи теряет:

— Великобритания… э… расположена на э…

Мы, девочки, жалели Васю. За болезненную робость и тихий голос, за то, что он редко улыбался.

Впрочем, иногда Вася Янченко преображался до неузнаваемости. И зависело это от Юры Левицкого — Васиного соседа по парте. Он, Юра, единственный на всю группу был счастливым обладателем велосипеда. Велосипед! Такое и во сне не могло присниться никому из наших мальчишек.

Кроме того, у Юры был ранец. Настоящий, дореволюционный, гимназический ранец. В нём лежали рейсфедер, пенал с целым набором разнообразных ручек и перьев, карандаши и много прекрасных тетрадей, купленных в лучшем магазине писчебумажных принадлежностей Дзениса.

Иногда Юра предлагал Васе Янченко чёрный изящный карандаш, на котором было написано «Фирма Гаммера», или же плоскую коробочку с цветными карандашами.

— Нарисуй что-нибудь мне на память.

С нежной осторожностью Вася брал в руки и долго рассматривал коробочку с этикеткой: «Магазин писчебумажных принадлежностей Дзениса». Затем по очереди вынимал карандаши — красный, жёлтый, синий, зелёный, — раскладывал их перед собою на парте, а потом только начинал рисовать. И глаза у него были уже не грустные, а сияющие, счастливые… Вася рисовал, а мы наваливались на него, обступали со всех сторон парту, смотрели, как на чистом листе бумаги появлялись штрихи, чёрточки, линии, а из них рождались, люди, дома, деревья…

Мы восхищённо ахали, а Вася, прищурив правый глаз, критически рассматривал свой рисунок и говорил:

— П-плохо… Ещё нужно его отделать, э… отработать.

Он складывал карандаши в коробочку и, печально вздохнув, отдавал её Юре.

И, странное дело, — насмешливые у нас были мальчишки, ни одного человека без прозвища не оставили, а над Васей Янченко никогда не смеялись. Уважали за талант. А мы, девчонки, как я уже говорила, жалели его. И не могли мы себе представить, что этот застенчивый мальчик начнёт беспощадную борьбу. И с кем бы вы думали? С самим господином Дзенисом — владельцем лучшего в Киеве магазина писчебумажных принадлежностей!

* * *

Он находился рядом с нашей школой, этот магазин. Каждое утро два приказчика раздвигали железные ставни. В витрине улыбался бледными губами восковой пай-мальчик. За плечами у него висел гимназический ранец. В руках он держал плакат: «Я пишу только карандашами «Гаммера».

На переменках и после уроков мы бежали в магазин. Протолпиться к прилавку было невозможно. Сюда приходили школьники со всего города. Они наперебой кричали:

— Два пера 86!

— Резинку!

— Карандаш «Гаммера»!

— Тетрадь с полями!

Получив покупку, они с сожалением протягивали деньги и на несколько минут задерживались у прилавка, разглядывая богатства, разложенные на полках. Девочки не могли оторвать восхищённых глаз от перебивных картинок и промокашек с шёлковыми ленточками. Мальчишки деловито разглядывали рейсфедеры, пеналы с узорами на крышках и механическими задвижками, хитрые перочинные ножики.

За прилавком стояло два продавца, а хозяин магазина господин Дзенис сидел в небольшой конторке, уткнувшись в кассовую книгу. Иногда он отрывался от книги и пустым, ничего не выражающим взглядом смотрел куда-то поверх ребячьих голов. Все дети казались ему одинаковыми. Шумные, скверно одетые, озорные… Впрочем, некоторым «избранным», в том числе и нашему Юре Левицкому, он покровительственно улыбался, показывая сплошь золотую челюсть. Юра был так называемым «воспитанным» мальчиком из «порядочной семьи». Отец Юры был зубным врачом. На углу Пушкинской и Ленина, недалеко от нашей школы, на дверях красивого старого дома висела медная табличка: «Доктор стоматолог Левицкий. Протезы и золотые коронки».

От этой таблички, от слова «стоматолог», значения которого мы долго не могли понять, веяло чем-то ветхим и старомодным. Да и сам Юра очень отличался от всех нас. Так, например, хозяина магазина — Дзениса он называл господином.

— Здравствуйте, господин Дзенис!

— До свиданья, господин Дзенис!

Мы устроили по этому поводу сбор отряда. И мы сказали Юре, что если он не избавится от этого рабского обращения, то исключим его из пионеров. Юра поклялся, что исправится. Теперь, краснея и смущаясь, он называл Дзениса гражданином. Но всё равно, — тот продолжал ему улыбаться и продолжал не замечать нас.

Так думали мы. И ошибались. Оказывается, среди многочисленных своих юных покупателей Дзенис заприметил ещё одного человека. И человеком этим был, как ни странно, Вася Янченко.

* * *

Однажды, мартовским днём, после окончания уроков, наше звено имени Сакко и Ванцетти в полном составе явилось в магазин Дзениса. Мы хотели приобрести альбом и к 9 марта, ко дню рождения Шевченко, заполнить его стихами и рассказами, посвящёнными любимому поэту.

Впереди важно выступал наш звеньевой — Толя Таратута. В потном кулаке у него был зажат рубль. Целую неделю, отказывая себе в завтраках, мы собирали эту сумму. Всё же двадцати пяти копеек нам не хватило. Их дал нам учитель украинской литературы Павло Остапович. В магазине, как всегда, было полно покупателей. За прилавком суетились приказчики, и, как обычно, восседал в своей конторке господин Дзенис.

Расталкивая покупателей, Толя протиснулся к прилавку, и, предварительно показав продавцу рубль, потребовал альбом. Продавец выложил на прилавок альбомы. Один был лучше другого, и мы не знали, на каком из них остановиться. Так мы были увлечены, что не заметили Васи Янченко. Он стоял рядом с нами, перед ним лежали акварельные краски в плитках…

— По-пожалуйста, покажите мне акварель в тюбиках, — попросил Вася.

Продавец выложил перед ним несколько тюбиков.

— А где же ультрамарин?

Слово «ультрамарин» Вася произнёс с таким проникновением и нежностью, что продавец, минуту поколебавшись, достал с верхней полки тюбик ультрамарина.

Вася подержал его в руках, положил на прилавок.

— Н-нет… это мне не подходит. Может быть, у вас есть…

Но он не успел закончить фразу. Хозяин магазина, с шумом открыв конторку, вышел и почему-то мягко, осторожно ступая, подошёл к Васе. Схватив его за ворот старенькой куртки, он приподнял его, как щенка, повернул к себе лицом и, глядя поверх Васиной головы близорукими глазами, закричал:

— Я тебе покажу, ультрамарин, оборванец! Целый год из магазина не выходит! И то ему покажи, и это ему покажи! Ни на полкопейки ещё ничего не купил. Здесь не выставка и не музей!

И, выпустив из рук воротник Васиной куртки, он брезгливо взял его за ухо и повёл к выходу.

— Я сам… Я уйду, — бледнея, проговорил Вася.

Мы бросили альбомы и, обступив Дзениса, закричали:

— Не смеете драться!

— Не имеете права!

— Собственник!..

— Да, собственник! — гордо повторил Дзенис. — Это мой собственный магазин. И в нём я хозяин!

И вдруг его опять прорвало:

— Ультрамарин! Ах, паршивец!..

Альбома мы не купили. Мы демонстративно ушли из магазина.

* * *

В тот же день после уроков к нам пришёл наш старший вожатый Коля. Коля работал токарем на «Ленинской кузнице».

— Ну, как делишки? — весело спросил он.

Мы рассказали о случае в магазине. Но вместо того, чтобы посочувствовать нам, вожатый злорадно сказал:

— А так вам и надо! Последнюю копейку частнику несёте. Господина Дзениса поддерживаете!

Коля снял кепку, повесил на спинку стула свою кожаную куртку и уселся поудобнее. Разговор предстоял серьёзный.