Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

• Название: Г. М. Пулэм, эсквайр
• Автор: Джон Марквэнд
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1963

Роман Марквэнда «Г. М. Пулэм, эсквайр» (1941) представляет собой жизнеописание некоего мистера Пулэма, показанное на фоне больших событий эпохи первой мировой войны, временного бума послевоенного периода в США, мирового экономического кризиса 1929–1933 годов и начавшейся второй мировой войны. История Гарри Пулэма — это история жизни, прожитой впустую. И как ни пытается Пулэм убедить читателя в том, что он доволен своей судьбою, в романе явно сквозит подтекст, говорящий о том, что все это благополучие — мнимое…

Книга Марквэнда написана легко, просто и занимательно. Профессиональное мастерство чувствуется и в хорошо продуманной композиции. Автор мастерски рисует портреты своих героев, с тонким юмором описывает перипетии их жизни, сцены семейных неурядиц, светские визиты и т. д. Стиль романа отличается естественностью, легкостью. Живой диалог, два-три перехода легко движут роман, создают динамизм в развитии сюжета.

---

Джек передал мне одну из бумаг и вручил авторучку.

— Молодец, — одобрительно кивнул Боджо. — Прижми-ка его.

— Одну минуту, Джек. — Я натянуто засмеялся. — Вы явно преувеличиваете мои возможности. Я не думал давать столько.

— Мы так наметили, Гарри, — ответил Джек. — Я уже обошел пятнадцать человек, и четырнадцать из них подписали обязательства, не сказав ни слова. С этих денег ты можешь не платить подоходного налога.

— Ну ладно, Джек… Только я уплачу в несколько сроков.

— Молодец! — снова воскликнул Боджо. — Уж кто-кто, а Гарри всегда раскошелится.

Джек аккуратно сложил бумагу, спрятал ее в конверт и вытащил другую.

— Я знаю, что Боджо уломал тебя поработать над составлением сборника, — проговорил он, — но не сможешь ли ты помочь мне в специальном комитете по подаркам? Нам сейчас нужны три-четыре подарка этак тысяч по пять с лишним. Ты когда-нибудь слыхал о нашем коллеге по выпуску Рэнсоме, Джоне Рэнсоме? Может, ты, Боджо, что-нибудь знаешь о нем?

Боджо сжал пальцы в кулак и тихонько постучал себя по лбу.

— Нет. Рэнсом? И он у тебя в первом списке? Хорошо, Джек. Нам придется как следует потрясти его.

— Трудновато, раз мы его не знаем. Не думаю, чтобы этот самый Рэнсом когда-нибудь интересовался нашим выпуском.

— Ничего, — отозвался Боджо. — Мы напишем ему письмо, а после матча с иэльской командой устроим для него маленький обед. Это сделает его добрее. Как его зовут?

— Джон, Джон Рэнсом. Он жил в Данстере и специализировался в области экономики.

— А как его прозвище?

— Понятия не имею.

— Ну ничего. Не так уж важно. Называй его «Джонни» и напиши ему примерно следующее. — Боджо снова слегка постучал себя по лбу. — «Дорогой Джонни! Давненько ты не подаешь о себе вестей, а нам надо бы как-нибудь встретиться. Ты, конечно, будешь присутствовать на игре с иэльской командой, и мы с Боджо Брауном (ты ведь помнишь Боджо?) хотели бы видеть тебя вместе с нами во главе болельщиков. После игры соберемся небольшой компанией, человек пять старых любителей футбола, и где-нибудь пообедаем, поболтаем о добром старом времени и о нашем выпуске. Надеемся, что ты не откажешься присоединиться к нам. Было бы здорово, Джонни, встретиться снова». — Боджо замолчал и взглянул на нас. — Разумеется, — добавил он, — это всего лишь проект, но ничто не заставляет их так оттаивать, как футбол и старые песни. Может, он еще и педераст, а тогда все понравится ему еще больше.

— Не исключено, — отозвался Джек. — Гарри, ты слыхал когда-нибудь о Рэнсоме?

— Рэнсома я не знаю, но с его женой знаком.

На лице Джека появился интерес, а Боджо буквально подскочил на стуле.

— Да?! Черт возьми, что же ты молчал до сих пор? И ты хорошо знаешь его жену?

— Сейчас совсем не знаю. Но когда-то знал довольно хорошо.

— Как ее зовут? — поинтересовался Боджо. — Я был с ней знаком?

— Не думаю. Она из Нью-Йорка.

— Хорошо, хорошо! Наконец-то у нас что-то наклевывается. Она что, твоя старая любовь?

— Ну, знаешь, Боджо!

— Послушай, я не собираюсь совать нос в твою личную жизнь, но такую возможность мы упускать не можем. Ты встречался с ней после того, как она вышла замуж?

— Нет. Все было давным-давно, Боджо. Я не хочу впутываться в это дело.

— Перестань говорить глупости.

— И совсем это не глупость. Выколачивайте из Рэнсома сколько хотите, но выбросьте из головы, что я использую для этой цели свою дружбу с его женой.

— Ну, есть в тебе после этого хоть капля товарищества? — осведомился Боджо.

Но тут вмешался Джек Парселл.

— Гарри совершенно прав, — заявил он. — Первый способ предпочтительней.

За последние годы я редко встречался с Джеком Парселлом, но он мне всегда нравился.

Конечно, нас с Билем связывали узы давней дружбы, конечно, он много сделал для меня, и, однако, я не понимал, почему Кэй устроила в доме такую суматоху в связи с его приездом на матч с иэльской командой. Я знал Биля значительно лучше, чем знала его Кэй, но она почему-то решила, что только ей известны вкусы Биля, только она может решать, что он предпочитает — коктейли из джина или из рома, мягкие полотенца после ванны или жесткие. Мне бы следовало радоваться такому вниманию к Билю с ее стороны (возможно, в глубине души я и радовался), но в то же время все это начинало выглядеть так, словно я вообще не буду иметь никакого отношения к его приезду, хотя я всегда считал, что Биль — это моя забота. Я отнюдь не собираюсь сказать, что ревновал Биля, — по-моему, он и заслуживал всего самого лучшего, но в то же время мне хотелось, чтобы Кэй уделяла столько же внимания и моему комфорту и удобствам. Я даже подшутил над ней:

— Биль не так уж избалован, чтобы возражать против фарфоровых зверюшек Глэдис на камине. Да и ее микроскоп ему тоже не помешает.

— Но ты же ничего не понимаешь, — возразила Кэй. — Биль не должен думать, будто он выгнал Глэдис из ее комнаты!

У нас не было постоянного помещения для гостей — обычно мы принимали их в нашем доме в Норт-Харборе. Принадлежавшая Глэдис комната с ванной находилась рядом с нашей; Джордж во время школьных каникул занимал маленькую комнату на третьем этаже, в той части дома, что выходила во двор. Если у нас кто-нибудь гостил, Глэдис приходилось перебираться или в комнату Джорджа, или в старую детскую, которую мы никак не могли собраться отремонтировать. Никакими церемониями это не сопровождалось, и я не понимал, почему человек, приехавший к нам в гости на пятницу и субботу, должен беспокоиться о каких-то там фарфоровых безделушках Глэдис и о картинках Мэксфильда Пэрриша[43], если уж о том зашла речь.

— У меня на сорочках не хватает пуговиц, — сказал я Кэй. — Может, ты немножко займешься мной, вместо того чтобы уделять все внимание Билю?

Я сказал это в шутку, надеясь, что она рассмеется, однако Кэй в последнее время выходила из себя по каждому пустяку.

— Почему ты никогда не скажешь вовремя, что у тебя оторвалась пуговица от сорочки, а потом начинаешь жаловаться?

— Ничего, ничего, Кэй! Я ведь только шучу.

— Если ты против приезда Биля — так и скажи.

— Наоборот, я хочу, чтобы он приехал.

— В таком случае, не придирайся ко мне. Ты же видишь, я выбиваюсь из сил. Тут и Биль, и званый обед, и этот проклятый чай.

— Да, да, Кэй. Так мило с твоей стороны, что ты согласилась помочь им с этим чаем!

Утром в четверг в доме появились приглашенные Кэй уборщицы. Они навели чистоту и порядок в столовой, гостиной, комнате и ванной Глэдис. Все вещи из шкафа Глэдис и ее письменного стола были убраны, а Кэй раскопала где-то давно заброшенные японские гравюры с изображением бритоголовых мужчин, перебирающихся с какой-то ношей через заснеженные мосты. Гравюры представляли известную ценность, но в свое время мы так и не нашли для них места, и они куда-то затерялись. Должен признать, что после того, как Кэй и уборщицы закончили свое дело, никто бы не сказал, что Глэдис когда-нибудь спала здесь.

— Эти гравюры очаровательны, не правда ли? — спросила Кэй. Мне не оставалось ничего другого, как подтвердить, что они действительно очаровательны, а когда мы с рабочим отнесли на время письменный стол Глэдис в подвал, я вынужден был признать, что Кэй потрудилась на славу.

— Нам надо устроить из этой комнаты гостевую и заново отремонтировать детскую, — заявила она.

Одно упоминание о ремонте детской выводило меня из равновесия, но я не мог не признать, что предложение Кэй вполне разумно и что она права.

В пятницу во время завтрака Кэй узнала, какую сумму я внес на празднование юбилея нашего выпуска. Шел разговор о званом обеде, который мы предполагали устроить по случаю приезда Биля. Она сказала, что в погребе осталась только одна бутылка шампанского, и спросила, не следует ли мне заказать ящик вина. Я бы с удовольствием угостил Биля шампанским, но мне совсем не хотелось приобретать репутацию человека, в доме которого за обедом подают шампанское. Такой жест внушил бы людям преувеличенное представление о нашем материальном положении.

— У нас будут коктейли, — ответил я, — а те, кто пожелает, после обеда могут выпить коньяку или виски с содовой. Ты не думаешь, что за обедом будет вполне уместно подать бордосское?

Кэй читала в этот момент письма, но после моих слов сложила их в аккуратную стопку и хмуро взглянула на меня.

— Не понимаю, почему мы хотя бы изредка не можем позволить себе какую-нибудь роскошь. К тому же Биль любит шампанское.

— Черт возьми, Кэй, откуда тебе известно, что Биль любит шампанское?

Меня действительно интересовал этот вопрос, потому что Биль никогда не питал особого пристрастия к шампанскому.

— Не важно, раз уж тебе хочется показать, какой ты скупой. Однако мне непонятно, почему бы нам иной раз не отрешиться от мысли о деньгах.