Антонина Ванина - Всё закончится на берегах Эльбы

• Название: Всё закончится на берегах Эльбы
• Автор: Антонина Ванина
• Жанр: Ужасы и Мистика

Как тяжела жизнь в эпоху между двумя мировыми войнами, когда старый мир рушится, а новый болезненно зарождается. Ещё тяжелее оказаться на стороне проигравших и жаждущих реванша. Покинув Россию и перебравшись в Германию, Александра не знала, что некогда родной отец желал ей смерти. Не знала она, выходя замуж за жениха родной сестры, чем обернётся для неё этот брак, из которого приличной женщине вырваться будет решительно невозможно. Александра не мечтала вернуться на родину и старалась забыть язык, на котором некогда говорила её мать, вот только война и нацистские власти рассудили иначе. Тогда-то в гуще боёв Александра и узнала, что смерть для неё непозволительная роскошь, ведь погибнув однажды, нельзя умереть вновь. Потому что всё началось с неосторожного медицинского эксперимента и всё закончится на мосту через Эльбу.

---

— Да, знает. И вовсе не против.

От волнения Сандра опустилась на стул и произнесла едва слышно:

— Как? Зачем ты сказала?

— Я ничего не говорила, — всё тем же уверенным тоном продолжала Лили. — Я просто сделала.

— Что сделала?

Лили присела рядом и, не отрыва взгляда от испуганной сёстры, поведала:

— Разве ты сама не пробовала этого с Даниэлем? Наедине, в минуты страсти, разве тебе не приходило в голову узнать, какая она, кровь любимого человека?

Лили оказалась права, Сандре подобное никогда не приходило голову. Она даже не могла подумать, что кровь можно поглощать, не прибегая к переливанию. Пить? Но это же настоящий вампиризм!

— Ты?.. Его кровь?.. Как?

— Какая же ты формалистка, — рассмеялась Лили. — Можно питаться, как делаешь это ты. Но мой способ даже лучше, поверь. Это непередаваемое ощущение теплоты во рту и на языке. Я едва не забыла это чувство, если бы не Гвидо.

— Как он позволяет тебе такое?

— Я лишь прошу его надрезать кожу на плече. Ему кажется, что это лишь моя маленькая причуда. Здесь нет ничего опасного. Я прошу совсем немного, ведь делаем мы это часто. — Лили понизила голос до заговорщического шепота, но даже в нём проскакивали нотки пережитого наслаждения. — Это непередаваемое чувство, когда он даёт вкусить мне своей крови и изливает в меня семя. Я словно принимаю жизнь во всех её телесных проявлениях.

От этого признания Сандре стало несказанно противно. Совмещать питание и секс казалось абсурдом и мерзостью.

— Гвидо ничего не подозревает, — продолжала заверять её Лили. — Ты же знаешь, пока мужчина охвачен вожделением, его можно уговорить на что угодно.

Такая житейская премудрость тоже не была известна Сандре, да ей и не на ком было её испытать. Немного придя в себя после такого откровения, Сандра спросила лишь:

— А Отто?

— Что Отто? — нахмурившись, переспросила Лили.

— Ты и с ним это делала?

— Нет, он не позволял.

— Так значит, ты и его просила?

— Да, но он не понял меня. Поэтому всё и зашло в тупик.

Выслушав это неожиданное признание, Сандра призадумалась. С языка едва не сорвалось имя Даниэля, но она вовремя сдержала себя. Да и к чему спрашивать? Вряд ли бы он позволил Лили такое, ведь давнее обещание Сандры полностью его обескровить, наверняка, запало Даниэлю глубоко в душу, чтобы искать помимо плотских утех ещё и кровавых развлечений.

Прокрутив в голове сказанное Лили ещё раз и сопоставив факты, Сандра пришла к выводу: раз сестра пьёт кровь Бремера, следовательно, ей не нужны переливания через аппарат. И знать об этом обязан только один человек. И она поспешила спросить его об этом:

— Ты знал, что Лили отказалась от переливаний? — задала она вопрос Даниэлю. — И не сказал мне?

Гольдхаген удивленно посмотрел на жену и ответил:

— Мне кажется, это её личное дело.

— Правда? А может и мне устроить личное дело, как ты на это смотришь? Найти молодого любовника и ненавязчиво присосаться к его горлу?

— Не говори глупостей, — спокойно заметил Даниэль. — Пить кровь из шеи у тебя не получится, если ты не собираешься убить человека, конечно.

— Вы просто отвратительны, — в сердцах бросила Сандра, — оба.

— При чем здесь я? — вопросил он без тени обиды. — В конце концов, не вечно же Лили быть привязанной к гемотрансфузному аппарату. Это называется приспособлением к новым условиям среды и новой кормовой базе.

— Лили не крыса, чтобы так о ней рассуждать, — одернула его Сандра — Надеюсь, меня ты не погонишь на вольный выпас?

— Это твое личное дело, — пожал он плечами.

Сандре стало несказанно обидно. Впервые за много лет Даниэль сказал ей прямо, что её жизнь его совсем не интересует. А ведь когда-то он её ужасно ревновал даже без весомого повода. А теперь… теперь они лишь соседи по общей квартире. Тогда к чему тут ревность?

26

Свадьба Гвидо и Елисаветы Бремер состоялась в ратуше по новым обычаям, с напутственной речью мюнхенского шефа гестапо, римскими приветствиями и выкриками «Да здравствует победа».

Лили переехала в дом мужа и всё реже навещала сестру и Даниэля. В переливаниях она больше не нуждалась, а Сандру совсем не заботило, помрет ли от обескровливания майор Бремер, или нет.

Вскоре в Нюрнберге были приняты два новых закона: «о гражданине империи» и «о защите немецкой крови и немецкой чести». Оказалось, власти не поленились и заблаговременно и скрупулезно изучили генеалогию своих подданных, чтобы решить, кому из них присуща расовая чистота, и кто достоин быть подданным «Тысячелетней империи», а кто нет. Особенно новым законам были рады сионисты, видя в них преграду для смешанных браков, а значит, защиту чистоты еврейской крови. Две фашистских идеологии, безусловно, нашли общий язык.

А в мире никому не было дело до новаторств в законодательстве Германии и ущемлении прав национальных меньшинств. Четвертую зимнюю олимпиаду, что прошла на юге Баварии, не бойкотировала ни одна делегация спортсменов ни из одной страны мира. Впрочем, и на летнюю олимпиаду в Берлине приехали все, кто желал.

В новом 1936 году после праздника «зимнего солнцестояния», семья Гольдхагенов узнала о себе много нового. Оказалось, что в родословной Сандры значится дедушка-еврей, тот самый Иоганн Метц, чью фамилию она носила до замужества. Всё что она знала о нём, сводилось лишь к скупым фактам, что дедушка Метц был любимым учеником прадедушки Книпхофа, занимался изучением инфекционных заболеваний и умер от малярии задолго до её рождения. Никто и никогда не говорил Сандре, что он был евреем, настолько этот пункт в биографии был незначительным для их семьи. К тому же, если верить прадедушке, то достойным представителем его семьи мог быть только медик, а значит, его зять Иоганн Метц был вне всякого сомнения достойнейшим.

По новому закону, Александра Гольдхаген стала «метисом второй степени», четверть-еврейкой, квартероном, не расово чистым гражданином, но пока что приравненной к «лицам немецкой крови», до особых распоряжений. Эти распоряжения и страшили её. Что если власти издадут новые законы не только против евреев, но и остальных, кто, по их мнению не принадлежал к нордической расе? А Сандра точно не принадлежала, ни одной четвертинкой своей родословной. Русских власти считали неполноценным народом, латышей тоже называли «расово нежелательным элементом». Даже на гены баварской бабушки Сабины не приходилось уповать. Баварцев определили как потомков некой «динарийской расы» не особо родственной «нордической». Германцы, скандинавы и англичане — вот кто удостоился права быть полноценным нордическим человеком. Белокурая, голубоглазая нордическая раса… А много ли среди высшего руководства империи блондинов? Кажется, только Райнхард Хайдрих.

Что бы не говорили расологи, но от работы в государственном учреждении Сандру не отстранили, не ущемили в зарплате и не лишили гражданства. Она лишь благодарила Бога, что отец не дожил до этих дней, иначе считался бы полуевреем, и вряд ли бы нацисты от университета по-прежнему нуждались в его преподавательском опыте.

С родословной Даниэля Гольдхагена всё вышло ещё проще — её не было вовсе. Официально о его матери и отце ничего не было известно, а слухи, что мать Даниэля была молодой прекрасной еврейкой, а отец таким же молодым, но бестолковым отпрыском аристократов, оставались лишь легендой. Именно поэтому сирота Гольдхаген получил статус полноправного немецкого гражданина без всяких оговорок. В конце концов, он не принадлежал к иудейской общине и был женат на почти что немке, что заметно обеляло его в глазах властей, закрывшей те самые глаза на его характерную внешность.

Для Сандры же брак с признанным немецким гражданином власти сочли более чем желательным, ведь по их мнению это было прекрасной возможностью разбавить слегка загрязненную кровь Сандры вполне полноценной кровью мужа. Правда, супруги считали иначе.

В одну из перебранок Сандра припомнила Даниэлю разницу в их происхождении, новые законы и вытекающие из них возможности:

— Чего же ты ждешь?! — почти кричала она. — Иди к прокурору, потребуй развести тебя с еврейкой. Такие ведь теперь законы! Пользуйся!

— Что ты такое говоришь, Сандра? Какая из тебя еврейка, если у тебя в роду был лишь один дедушка, о котором ты вообще никогда не слышала.

— Но ведь он был еврей!

— Ну, знаешь ли, — возмутился Даниэль, — в таком случае и я сын еврейки. Вот сама со мной и разводись.

На этом спор у кого больше еврейской крови закончился и больше никогда не поднимался. Как и вопрос о разводе.

Но расовая политика всё же расколола семью. Однажды Сандра поинтересовалась у Лили, как она со своим славяно-еврейско-баваро-латышским происхождением может оставаться женой офицера охранных отрядов, если ещё до замужества её родословную должны были проверить вплоть до 1800 года, почти до пятого колена. Ответ её поразил. Лили беззаботно сообщила, что Гвидо так её любит, что не пожелал расставаться с ней из-за маленьких недочетов в генеалогии. Проще говоря, Бремер подделал родословное свидетельство своей невесты. Это стало возможным только потому, что предки Лили с сомнительным расовым происхождением жили за границей и сведения о них в германских архивах были неполными или же попросту отсутствовали. Так Иоганн Метц, еврей-католик из Кельца, стал силезским немцем, исповедовавшем лютеранство, а мать Ольга Куликова значилась в свидетельстве как остзейская немка Хельга по фамилии Пильхау.