Энтон Дисклофани - Наездницы

• Название: Наездницы
• Автор: Энтон Дисклофани
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-5196-3, 978-5-9910-2424-2

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…

---

– Ах это! – отмахнулась она. – Попроси у папы.

Я кивнула, понимая, что никогда не попрошу денег у отца. Это означало бы, что я начала жить проблемами Йонахлосси.

– Мой папа, – продолжала Эва, – говорит, что он и так немало платит за мое обучение. И к тому же миссис Холмс каждую зиму лично обращается к родителям всех учениц с просьбой о пожертвовании на школу. Папа говорит, что она очень навязчивая. – Она улыбнулась, и я заметила, что она слегка припудрила лицо и тронула щеки румянами. – Я думаю, она и к твоим родителям явится. Хотя, может, и нет. Ты ведь из Флориды. – Она запнулась и прикусила губу. – Я не хотела…

– Ничего, – кивнула я, – все нормально. – Мы уже подошли к двери класса. Я видела широкую спину мисс Ли, которая что-то писала прописными буквами на доске. – Я знаю, что Флорида… – я замолчала, и Эва обернулась, выжидательно глядя на меня, – …странное место, – нашлась я. – Не для всех.

Глава четвертая

В день танцев из дому пришло еще одно письмо, на этот раз от мамы. Оно было длинным и заняло больше двух страниц благоухающей маминой розовой водой плотной писчей бумаги кремового цвета, с оттиском маминых инициалов вверху страницы. Буквы «Э» и «К» окаймляли изящное «А. Элизабет Коллинс Атвелл».

У моей матери неожиданный для нее почерк – неровный и весь в завитушках.

Дорогая Теа, – начиналось письмо, после чего мать подробно описывала свой огород и тучи пчел и бабочек, которых он привлекает, прежде чем закончить следующим:

У Сэма все хорошо. Насколько это возможно. Впрочем, никто не знает, что будет дальше. Ситуация подвешена в воздухе и, насколько я понимаю, еще какое-то время не изменится. Иногда я злюсь на тебя. А потом меня охватывает непереносимая жалость к тебе. Это все так ужасно! Молю Господа, чтобы он даровал им и нам хоть немного покоя.

Все по тебе скучают. Скажи, Теа, ты сама себе не кажешься маленькой в окружении гор?

Я обвела взглядом комнату и увидела, что Мэри Эбботт на меня смотрит. И я уставилась на нее. Меня нервировали ее глаза – светлые, почти бесцветные. Мэри Эбботт смутилась, пожала узкими плечами и одними губами произнесла: «Прости».

Я откинулась на свою тощую подушку (дома мои подушки были пухлыми и очень удобными, так что я сожалела, что не прихватила с собой одну из них) и провела пальцами по гладким деревянным доскам пола, покрытым бесчисленными царапинами. Девочки входили сюда в сапогах для верховой езды, Доуси выдвигала кровати в проход, когда застилала их, обитательницы дома то и дело что-то роняли на пол. Дома заходить в комнаты в туфлях разрешалось только гостям, а если что-нибудь падало и это слышала мама, виновному тут же влетало по первое число.

Сисси кружилась по комнате, напевая мелодию вальса. Когда она оказалась рядом с нашей кроватью, Эва спрыгнула вниз и, поклонившись, протянула Сисси руку. Сисси приняла ее приглашение, и они начали танцевать. Эва исполняла роль мальчика. На обеих были белые юбки. Эва была выше и плотнее. Они выглядели как мама с дочкой. Даже я знала, что вальс уже устарел, но в Йонахлосси не было места джазу. Как объяснила Мэри Эбботт, потому что джаз очаровывает людей.

Как Сисси, так и Эва выросли в семьях, где регулярно устраивались вечеринки. Эва была родом из хлопковой империи Северной Каролины, а Сисси из Монровилла, о котором она отзывалась как о пупе земли; ее папа каким-то образом участвовал в бизнесе семьи ее матери, одновременно занимая пост мэра. Все ее драгоценности достались ей от матери и ее родни. Видимо, оттуда же были и деньги.

Предстоящий вечер с мальчиками из школы в Эшвилле не вызывал энтузиазма только у меня и у Мэри Эбботт. Они должны были приехать в восемь часов, после чего нам предстояло танцевать весь вечер напролет. Я, по крайней мере, хотя бы старалась делать вид, что взволнована. Мэри Эбботт притворяться не умела.

– Еще, – произнесла Мэри Эбботт, когда Эва поклонилась, а Сисси присела в реверансе, что означало окончание вальса.

Мы изумленно обернулись на голос Мэри Эбботт. В Йонахлосси было принято соблюдать правила, и хотя воспитатели редко заглядывали к нам во время тихого часа, мы все знали, что это вполне возможно.

Мэри Эбботт поднялась и захлопала в ладоши, как ребенок, пытающийся добиться своего. Эва говорила мне, что ее отец – методистский проповедник, а ее мать умерла, когда Мэри Эбботт была совсем маленькой.

– Тс-с! – Виктория прижала палец к губам.

Эва, уперев руку в бедро, удивленно смотрела на Мэри Эбботт.

– Не переживай, сегодня вечером ты увидишь много танцев, – прошептала Сисси.

Мэри Эбботт снова легла на кровать и скрестила руки на груди. «Интересно, чего она, по ее мнению, лишилась, когда Эва и Сисси перестали танцевать?» – думала я. Глядя на своих подруг, кружащихся по комнате, я видела два невинных создания.

Историю нашего с Сэмом рождения мама любила рассказывать еще больше, чем историю ее знакомства с отцом. В ее исполнении это звучало как волшебная сказка о матери, которая, вынашивая близнецов, об этом даже не подозревала. Мы с братом родились во время ранней зимней метели: шел снег, птицы замертво падали с неба, настигнутые неожиданным морозом. Все растения в мамином саду скукожились и сменили цвет с зеленого на темно-рыжий. У мамы живот был расположен очень низко, и родители ожидали появления крупного мальчика. Так что сюрпризом оказалась я, а не Сэм. Я стала ребенком, которого никто не ожидал. В нашем роду никогда не было близнецов. Когда мы с Сэмом родились, к нам все относились настороженно. Особенно ко мне. Либо я забрала силы у Сэма, став более крепким из близнецов, либо Сэм ослабил меня. Я была либо эгоистичной, либо бесполезной девочкой. Отец пытался рассеять эти представления, заявляя, что он не видит ни малейших признаков как первого, так и второго. Но даже его тревожило одновременное появление на свет мальчика и девочки, поскольку это противоречило установленному порядку вещей.

Мы были капризными малышами и оба страдали от колик. После родов мама несколько недель не вставала с постели. Отец ухаживал за ней, а потом ехал к другим пациентам, будучи единственным врачом на всю Иматлу. Он никогда не забывал о своей ответственности перед всеми этими людьми. Чтобы ухаживать за новорожденными младенцами, Теодорой и Сэмюэлом, то есть за мной и Сэмом, в городе наняли какую-то женщину. Перед нашим рождением мама начала расписывать стены детской сценками из сказок братьев Гримм. На одной из стен извивался локон волос Рапунцель, лишь отчасти окрашенный в золотистый цвет. Эту фреску закрасили много лет назад, но я до сих пор отчетливо ее помню. Я ее обожала.

Я заговорила первой, в девять месяцев. Сэм выжидал еще пять месяцев, хотя задолго до первых слов, обращенных к взрослым, он говорил со мной в темноте детской или в мягком утреннем свете, когда весь дом еще спал. Моим первым словом было «апельсин», и я его исковеркала до неузнаваемости. Но родители все равно меня поняли. Мама любила приписывать это моей врожденной любви к цитрусовым. Зубы у нас с Сэмом прорезались поздно, и мы оба оставались лысыми, пока нам не исполнилось по два года. Мы ненавидели спать днем и обожали хлеб с апельсиновым джемом.

Я до сих пор не избавилась от уныния тех первых дней: наше неожиданное появление и долгое выздоровление матери. Всегда существовала вероятность смерти во время родов. Этот риск был неизбежен, так что еще до того, как у мамы начались схватки, отец опасался, что роды будут тяжелыми. Метель, снег, впервые за последние десять лет легший на землю, схватки у мамы… То, что их малыши родились именно в этот, а не в любой другой, бесснежный день, должно было что-то означать.

Сначала родилась я.

– Девочка! – воскликнул отец так, чтобы это услышала мама.

Все хотели, чтобы первым ребенком стал мальчик, наследник всего семейного имущества. Это было чем-то само собой разумеющимся. Но когда отец обтер меня полотенцем и еще короче обрезал пуповину, чтобы одежда ее не раздражала, появилась еще одна головка. Этот ребенок родился очень быстро, быстрее, чем я, и оказался мальчиком. На это отец отреагировал молчанием. Он растерялся и смутился. Он хотел мальчика, а получил девочку, и вдруг мальчик? Что-то тут было не так. Боги не исполняют желания смертных просто так, не ожидая чего-то взамен в качестве благодарности.

Маме было так больно, что она не смогла даже взять нас на руки, и поэтому та самая женщина из города нас обмыла, пригладила наши жиденькие волосенки, скрутила жгутики из ваты и извлекла слизь из наших носов и ртов, остатки плаценты из наших ушей. Мы были крошечными. Отец по очереди приложил нас к маминой груди. Мы сосали, безразличные к тому, что мама корчилась от боли. Еще во время беременности мама решила, что будет сама кормить своего ребенка. В то время было модно нанимать кормилицу, но кому из Иматлы она могла доверить свое дитя? Кто смог бы выкормить его лучше нее?