Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой

• Название: У черного дуба с красной листвой
• Автор: Дмитрий Самохин
• Жанр: Детективная фантастика

Это Большой Исток, самый необычный город на Земле, потому что живут тут необычные люди, наделенные сверхъестественными талантами. Обычные люди бояться нас и называют альтерами. Нас поселили здесь и оградили от Большой земли. Здесь наш дом, наша резервация для супергероев, живущих обычной жизнью.

Меня зовут преподобный Крейн, я священник и судья нашего маленького района. Мой друг, шериф Ник Красавчег. Наша работа – наводить порядок на улицах нашего города. Приводить чудеса к равновесию наше призвание! У нас всегда тут жарко! То кто-то оторвет голову нашему ишибаши, то параллельная вселенная начинает проказничать, то спятивший от одиночества джин дает прикурить, да и житья никому нет от машины проклятий, вот Дима Стекляшка, наш человек-невидимка, вдруг решит завязать с выпивкой. Но это все пустяки по сравнению с тем, что могут учинить наши местные мужики, знающие себе цену – Злой и Зеленый, если выпьют и решат выяснить отношения.

В общем, нам скучать не приходится. Ведь это Большой Исток, резервация для супергероев.

Подбрось и выбрось, одним словом…

---

– Ладно. Уговорил. Пойдем, сядем куда-нибудь, да поболтаем, – предложил я.

Стекляшка тут же согласился и обрадовался, как ребенок, выпросивший нежданно дорогую игрушку у скупых родителей.

До ближайшего бара пара десятков шагов. Но показалось, что мы шли целую вечность. Дима еле ноги переставлял. Топлива ему для жизненного мотора явно не хватало. Я уже думал предложить ему долететь последние метры, да только побоялся говорить. Вдруг согласится, в воздух поднимется, да тут же об землю шмякнется. Сил ему не хватит. Что-то с мужиком творится нехорошее. Подбрось, да выбрось.

Бар «Зеленый фонарь» на углу 3-ей Морской и Песочного переулка пользовался дурной репутацией. По вечерам там любили собираться новички, которые только недавно появились на районе. Они всех боялись, поэтому старались держаться вместе. Пили много и вели себя довольно агрессивно. Они еще до конца не могли привыкнуть к тому, что Большой Исток теперь их дом, а окружающие их повсюду альтеры, которых в большом мире они привыкли ненавидеть, или по-крайней мере недолюбливать, добрые соседи. И от них никуда не деться, и их никуда не деть. Пройдет пара месяцев, а может и лет, новички пообвыкнутся, найдут себе работу и постепенно разбредутся по другим районам, а в «Зеленый фонарь» придут новые люди. Их будет не так много. За последние два года Большой Исток прирос всего на две улицы.

Но днем в «Зеленом фонаре» вполне спокойно. Можно и по душам поговорить и рюмочку пропустить, если уж очень захочется.

Стекляшка услужливо открыл передо мной двери, пропустил вперед себя. Из него мог бы выйти отличный швейцар, только у нас гостинец нету, да и рестораны, кабачки славятся своими вольностями.

Я вошел в уютное зеленое помещение, нашел глазами свободный столик в самом углу и направился к нему.

Наше появление не осталось незамеченным. Возле столика уже нарисовался невысокий пухлый мужчина в белом фартуке и черных брюках с довольной плотоядной улыбкой, выглядывающей из пышной бороды.

– Чего изволите, преподобный. Не часто вы нас балуете своим визитом.

– Так все некогда. Да и с вашими малышами встречаться особо не хочется. Нрава они у вас дикого. Подбрось, да выбрось.

– Что есть, то есть. Отрицать не буду. Вы покушать, или просто посидеть, чтобы не беспокоили?

– Правильно понимаешь, – оценил я.

– Тогда принесу пару кружек пива, – предложил хозяин.

А ведь я с ним знаком. Как же его зовут? Кажется, Леня Хвост. Причем Хвост это не прозвище, а фамилия. А может я что-то путаю.

Я обратил внимание, что при упоминании пива Стекляшка вздрогнул, словно его током дернуло. Если ему сейчас пива накатить, он же станет прозрачным, и как с ним разговаривать. Люди посторонние решат, что преподобный совсем остатки разума растерял, с пустотой задушевные беседы ведет.

– Обойдемся без пива, – сказал я. – Принеси нам лучше чайничек зеленого чаю с мелиссой.

– Будет исполнено.

Хвост удалился, а я расположился за столиком, наблюдая за своим спутником. Уж больно сильно он нервничал. Словно с родителями невесты решил познакомиться. А интересно есть ли у Стекляшки невеста.

– О чем ты хотел поговорить? – спросил я, устав ждать, когда Дима сам наберется смелости и начнет разговор.

– Я… это… пить больше не могу… – сказал осторожно Стекляшка.

– Подбрось и выбрось, – воскликнул я в сердцах, – и это все!

Нашел чем фокусника удивить. Несколько месяцев назад Ник Красавчег тоже завязал на время. В рот ни капли не брал из эгоистических соображений. Пытался вдову Чернусь охмурить, а она выпивающих мужчин, даже по большим праздникам, очень уж не любила. А от запаха «Протоки № 3» у нее случались обмороки. Может, поэтому у нее не сложилась любовь с Зеленым. Он к ней тоже стрелки подбивать пытался.

– Так, я правда больше не могу. Ну, совсем ни капли. В рот не лезет.

– И что такого трагического? Не можешь не пей. Можешь, пей. От меня-то тебе что надо?

– Так я вот подумал. Если я пить больше не могу, стало быть в невидимку обращаться больше не буду. Тогда получается я теперь совсем нормальный. Может, мне разрешат вернуться на Большую землю, – умоляюще попросил Стекляшка, словно от одного моего слова зависело вернут его на родину или нет.

– А чего это ты вдруг к обычникам запросился?

– Маму давно не видел. Хочу обнять напоследок.

– Никак ты помереть собрался, – удивился я.

– С чего бы? – возмутился Стекляшка. – Скажете тоже, преподобный. Ну, как вам не стыдно такие ужасы разговаривать. Мамаша у меня старенькая, того и гляди прикажет поминки справлять. Боюсь не успеть. В последний раз я ее лет десять назад видел. Хотелось бы напоследок…

– Так в чем проблема, не понимаю. Ты же имеешь право на ежегодный отпуск на Большой земле. Сходи к шерифу, он тебе пропуск выпишет. Успеешь и с матушкой своей попрощаться и мир посмотреть, – предложил я.

Пышнобородый принес большой чайник и две кружки, наполнил их и с достоинством удалился.

– Тут дело такое, тонкое. Мама моя не знает, что я альтер, – тихо произнес Стекляшка, так что я с трудом понял, о чем он говорит.

Ничего себе новость. Он что получается стесняется своей необычности. Такое редко встречается на улицах Большого Истока. Стекляшка у нас не просто пьяница беспробудный, он еще и чрезвычайно деликатный и стеснительный человек. Вот никогда бы не подумал.

– Подбрось да выбрось, как ты умудрился от матери это скрыть? – спросил я.

– Так она у меня давно с головой не дружит, с тех пор как портвейшком увлеклась. Обмануть ее труда не составило.

– И где ты тогда все эти десять лет пропадал? Что матери-то скажешь? Она небось тебя давно похоронила.

– Это как раз не проблема. Она считает, что я в лунной экспедиции, осваиваю наш недружелюбный спутник. Вместе с другими героями строю лунную базу. Об этом постоянно по новостям крутят. А я ей время от времени письма пишу и отправляю.

– Ну, ты даешь, – выдохнул я изумленно и сделал глоток чая, он показался мне очень терпким.

– А что мне оставалось делать. Мама с детства не любила выскочек. А тут я, весь такой из себя необычный. Совсем бы со мной разговаривать не стала. Прокляла бы, как есть, – возмутился Стекляшка.

Хлопнул в сердцах кулаком по столу, чуть весь чай не расплескал.

– Потише. Не буянь, – поспешил я его успокоить.

Стекляшка тяжело вздохнул, взял в руки чашку, отхлебнул чай, огорченно уставился на напиток и снова тяжело вздохнул. Да, это далеко не предел мечтаний старого пьяницы. Сейчас бы ему водочки немного, или крепленого пару бокалов. Я читал его настроение, словно открытую книгу. И, кажется, догадывался, почему Стекляшка вдруг пить бросил. Решил нормальненьким прикинуться. Может, все дело в тоске по умирающей матери (с чего я взял, что она умирает, Стекляшка известный врун), а может свободы мужику захотелось, погулять вволю. Но чем я мог ему помочь? Сколько он сможет продержаться? Год-два или пару месяцев, а потом сорвется и возьмется за старое. В лучшем случае его к нам назад запихнут, в худшем прикончат при аресте. Но все равно во всем обвинят меня, да шерифа. Мол, недоглядели, выпустили опасного необычника, а он на свободе вон чего натворил. Нельзя так. От таланта своего отречься не получится. Все равно природа верх возьмет.

– Скажи, что ты от меня-то хочешь? Может и помогу чем-нибудь, – спросил я.

– К нормальной жизни хочу вернуться. К обычникам, чтобы за своего приняли. Может, напишете за меня письмо, я комиссию, какую надо пройду, – с надеждой во взгляде спросил Стекляшка.

– Не могу я, Дим. Лучше и не проси. Так не бывает. Ты не можешь от своего таланта отказаться, – вкрадчиво, словно с неразумным малышом разговариваю, произнес я.

– Да что у меня за талант-то никчемный такой, никакого прока от него нет. Нажраться, да исчезнуть. Какой в этом смысл! – В сердцах воскликнул Стекляшка.

– Нам не дано понять замысел творца, который наделил нас теми или иными талантами, – тоном проповедника произнес я.

– Бросьте гнать пургу, преподобный. Какой творец? Если он и впрямь имеет к этому отношение, то у него ужасное чувство юмора, или он знатный извращенец, – зло произнес Стекляшка.

– Не нам судить о делах творца, – миролюбиво заявил я, но все же не удержался. – Подбрось да выбрось, Дима, что ты разнылся. Возьми себя в руки. Ты и сам можешь не догадываться, какой важный у тебя талант. А если тебе так надо проведать мать, то наберись сил, чтобы показать ей себя таким, какой ты есть. Хватит играть спектакль, у тебя это плохо получается.

Я допил чай под жалобным и одновременно злым взглядом Стекляшки, поднялся из-за стола и сказал:

– Если ты не возражаешь, я пойду. Дел по горло.

Не дождавшись ответа, я вышел из «Зеленого фонаря». За выпитое заплатит Стекляшка, в конце концов, это он меня туда затащил, это ему совет нужен был. Хотя из меня сегодня плохой советчик. Тоска заедает, оттого я и не в настроении.