Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

• Название: Поэты 1790–1810-х годов
• Автор: Василий Пушкин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1971

Сборник «Поэты 1790–1810-х годов» знакомит читателей с одним из самых сложных и интересных периодов в истории развития отечественной поэзии. В сборнике представлены объединения (Общество друзей словесных наук, Дружеское литературное общество, «Беседа любителей русского слова» и др.), в которых сосредоточивалась в основном литературная жизнь Москвы и Петербурга. Сюда вошли поэты, чье творчество, составлявшее литературный «фон» эпохи, вызывало когда-то ожесточенные споры, бурную полемику (С. С. Бобров, А. Ф. Воейков, Андр. И. Тургенев, Д. И. Хвостов, П. И. Шаликов, А. С. Шишков, С. А. Ширинский-Шихматов, В. Л. Пушкин и др.). В силу целого ряда исторических причин они были забыты последующими поколениями, и сейчас, спустя более чем полтора столетия, вниманию читателя предлагаются произведения, извлеченные из старых собраний сочинений, журнальных комплектов и, в значительной части, рукописных фондов.

Знакомство с поэзией не только в ее вершинных проявлениях, но и в массовом развитии позволяет восстановить историческую реальность и аромат русской культуры конца XVIII — начала XIX века.

---

168. ЭПИСТОЛА 9

К НЕВЕ РЕКЕ, писанная мерою старинного русского стопосложения декабря 20 1803 года по просьбе моих приятелей

О питательница река Нева
Града славнова и Беликова,
Коль везде о тебе гремит молва,
О брегах твоих камня дикова,
Так, что видеть, Нева, красу твою
Приезжают народы дальные,—
То не чудно, что я тебя пою,
Славлю воды твои кристальные!
Свет увидел я при твоих струях,
Был твоими вспоен потоками,
Был воспитан я на твоих брегах;
Там старанием и уроками
Обработался ум незрелый мой;
Там я нежнова зрел родителя,
Подававшего мне пример собой;
Видел умного в нем учителя,
Управляющего моей душой,
Возрождавшего в чувствах пламенных
К чести, к истине и добру любовь;
Но в сердцах он умел и каменных
Насаждать семена благих плодов.
Он мне другом был, благодетелем;
Много ль в мире найдешь отцов таких!
О Нева! ты была свидетелем
И невинности и забав моих;
Зрела игры мои вседневные,
Возрастание сил и чувств моих,
И способности все душевные
Развернулися у брегов твоих.
Сердце пылкое, откровенное
Мнило много себе найти друзей;
Но, обманами обольщенное,
Стало жертвою хитрых их сетей.
С кем делил достоянье бедное
И последнее был отдать готов,
Тот, коварство питая вредное,
Мне в погибель хотел устроить ков.
Но десница отца небесного
Разгнала скоро мрачный облак сей
И сияньем луча чудесного
Мне открыла моих прямых друзей.

И веселья, и огорчения,
И тревоги огня страстей моих,
И бесчисленны приключения
Мне встречались, Нева! у вод твоих.
Слыша волны твои шумящие
В день один, оттого задумчив стал;
В руки слабые и дрожащие
В облегченье тоски я лиру взял;
Я воспел тишину отрадную,
Пел, что чувствовал я в душе моей;
Вдруг услышал ту песнь нескладную
Богданович, полночных стран Орфей,
Ободрил музу несозрелую,
Стихотворства он мне уроки дал,
Влил в меня он охоту смелую,
Чтоб к Парнасу дороги я искал.
Вняв совету, играл я с музами,
Я гонялся везде за ними вслед,
Их пленился драгими узами,
Гром Очаковских я воспел побед,
Был услышан Екатериною,
Ободрявшею чистых дев собор,
Оживлен мыслью был единою,
Что Минерва ко мне простерла взор.
Павла пел как благотворителя,
Как ущедрившего семью мою;
Александра как оживителя
Муз драгих я душою всей пою.
Девы чистые и небесные
Соплетенны ему от лир венцы,
Внемля звукам хвалы нелестныя,
Понесут их во все земли концы.

Вот, возлюбленные приятели,
Вам и песенка на старинный слог!
Я не метил вовек в писатели,
А нестройно бренчал я так, как мог.
Вам известны мои способности:
Ум не беглый, у лиры слабый глас
Представляют мне неудобности
К воспарению на драгой Парнас.
Не имею я дарования,—
С ним давно бы уж я вельможей был;
Я б чрез замыслы и писания
Много новостей и затей родил;
Добрался бы я в то святилище,
Где фортуна свои дары лиет;
Иль начальствовал бы в училище,
Где науки свой сообщают свет.
Но с природою толь убогою
Должен я в уголку моем сидеть,
Или скромной ползти дорогою
И тихохонько для друзей звенеть.
Но оставивши всё пристрастие,
Не завидую я судьбе ничьей,
И мое в том прямое счастие,
Что вкушаю покой в душе моей.

20 декабря 1803

169. СТАНСЫ МОЛОДОМУ САТИРИКУ («Предав перо твое сатире…»)

Предав перо твое сатире,
Дамон, ты жизнь свою затмил;
Друзья довольно редки в мире,
А ты врагов себе купил.

Брось перья, ядом напоенны,
Бумаги колки разорви,
Пой лучше чувствия бесценны
Священной дружбы и любви.

Когда желчь горькая сатиры
Крушит всю внутренность твою,
В то время я из уст Темиры
Любови сладкий нектар пью.

Я весел, мыслью не расстроен,
А ты во злобе всякий час;
Скажи, кто более спокоен
И кто счастливее из нас?

Пускай старик ворчит, бранится,
Повеся нос, нахмуря бровь,
А наше дело веселиться,
И петь и чувствовать любовь.

<1804>

170. ПОСТЕЛЯ

Постеля есть почтенный
В глазах моих предмет:
Пиит уединенный
В ней думает, поет;
Скрывается от взоров
Всегда кокетка в ней,
Затем, что без уборов
Цены лишится всей.

Несчастный убегает
В постелю от беды,
В сне сладком забывает
Все скорби и труды;
Но тщетно преступленье
В постелю лечь спешит:
Тут совести грызенье
С подушкою лежит.

Лизета от постели
Богата стала вдруг,
Стяжала в две недели
Карету, славный цуг.
Постеля наслажденья
Бесчисленны дарит,
Постеля и рожденье
И час последний зрит.

<1804>

Я. А. ГАЛЕНКОВСКИЙ

Яков Андреевич Галенковский (1777–1815) происходил из украинских дворян. О начале своего творчества он сам рассказывал в автобиографии, которую в третьем лице написал для биографического словаря митрополита Евгения Болховитинова: «Учился он латинскому и словенскому языку у многих академиков киевских… и потом послан в Академию киевскую… (в 1785 году), где оказал большие успехи в латинском языке и украшен был двумя звездами Pro Diligentia[193]. Перевел всего „Телемака“ для упражнения и написал одну пастушескую повесть „Благодетельный Зафир, или Любовь Леандра и Клеомены“ и поэму в стихах „Аполлон, или Золотой век“, которые потом сжег в камине. Написал он также любовную повесть под именем „Земир, или Заблудившийся охотник“ … и другую шутливую повесть „Старостянка Каролина, или Польские были и небылицы во время Костюшка“, но все сии бумаги имели равную участь с первыми, кроме некоторых отрывков»[194].

Литературная деятельность Галенковского началась после переезда в Петербург, где он поступил офицером в кавалергардский полк. Первые появившиеся в печати опыты Галенковского были, бесспорно, связаны с карамзинизмом («Часы задумчивости, сочинение Иакова Галенковского», чч. 1–2, М., 1799; «Красоты Стерна», М., 1801). Однако вскоре, возможно под влиянием переехавшего в Петербург Андрея Тургенева, отношение его к Карамзину и его школе стало критическим. К этому же времени относится сближение его с И. И. Мартыновым, в журнале которого «Северный вестник» он в 1805 году под криптонимом И. Г. опубликовал несколько резких критических статей против литературной чувствительности. Интерес к гражданственно-героической тематике, вылившийся в апологию творчества Шиллера, скоро сменился пропагандой национальной самобытности в литературе, образцом которой был объявлен Шекспир. В 1802 году Галенковский начал многотомное издание периодического типа, долженствовавшее стать теоретико-литературным курсом, — «Корифей, или Ключ литературы». Всего вышло одиннадцать частей «Корифея».

Женившись на родственнице жены Державина, Галенковский вошел в литературный круг поэта 1810-х годов. Он принял участие в его теоретико-литературных трудах. «Рассуждение о лирической поэзии» и ряд других теоретических работ Державина построены на основе рукописей, подготовленных Галенковским. В эти же годы он вступил в «Беседу» и стал выполнять роль ее секретаря. В «Чтениях в Беседе любителей русского слова» в 1813 году появились его рассуждения о Вергилии и Овидии. Однако, насколько можно судить, отношение его к Шишкову было ироническим. Характерно, что статью, прославляющую Овидия и эпическую поэзию, он завершает: «У него не было того, что называется романизмом, и любовный язык всех поэтов латинских не стоит одного письма к Юлии (г. Руссо, Oʼmourons, ma douce amie[195])». Не случайно, видимо, он жаловался печатно на страницах «Чтений», что «одна почтенная особа, которая всех более участвовала в издании сего журнала», препятствует публикации его сочинений.

В 1815 году Галенковский скоропостижно скончался. Державин считал, что причиной смерти была острая критика, которой «Корифей» подвергся на страницах только что начавшего выходить «Сына отечества» Греча.