Александр Коновалов - Небо зовёт

• Название: Небо зовёт
• Автор: Александр Коновалов
• Издательство: «Элекс»
• Жанр: О войне
• Год: 2009

В своём романе автор использовал реальные события, происходившие в несуществующей ныне Великой стране под названием СССР. Образ героев стал собирательным, характерным для довоенного молодого поколения, поколения тружеников-патриотов. Их прообразами стали реальные живые люди, прошедшие кровавыми дорогами войны, но не потерявшие человеческого облика, сохранившие в своих сердцах необыкновенные возвышенные чувства, которые пронесли через всю жизнь, как знамя памяти, верности и любви.

Герои — молодые люди Василий и Елена — показали всему миру, что всепобеждающая сила Любви не только помогла сохранить их юные жизни, но и спасёт мир.

В книге вы найдёте: и вдохновенный труд, и жестокую кровавую борьбу, и неподкупную людскую дружбу, и трепетную возвышенную любовь.

---

— Ваш устав мне подходит, поэтому я остаюсь и немедленно готов помочь вам ссыпать картошку в погреб. Заходя во двор, я увидел ворох картошки, прикрытый от солнца соломой, но не ссыпанный в сусек. Сейчас переоденусь и начнём.

Женщина, видно, не ожидала такого поворота дела и немедленно ответила: «Ну тогда пойдём в избу, я покажу комнату, в которой будешь жить». Она вытерла босые ноги о половичок, лежащий у порога, и провела меня в чистую, уютную комнату, На чистых деревянных стенах ничего не было, кроме старого зеркала, по краям которого свешивались вышитое полотенце да портрет молодого симпатичного мужчины в будёновке. Рядом висели часы–ходики с гирькой. Возле глухой стены стояла широкая деревянная кровать, застеленная цветастым покрывалом, на котором возвышалась гора подушек. На стене возле кровати висел простенький коврик с неумело нарисованной парой белых лебедей. Поверх коврика висело заржавленное ружьё–берданка. Рядом с кроватью стояла обитая жестью печка–голландка. В переднем левом углу размещался иконостас с несколькими иконами, а с потолка на цепочках свешивалась лампадка, которую, видно, зажигали только по большим праздникам. Завершал вид горницы стол с дубовыми ножками и четыре табуретки, сработанные, видно, одним мастером. Некрашеный деревянный пол был до желтизны выскоблен и вымыт. По всему было видно, что хозяйка здесь не жила, а заходила сюда за тем, чтобы вытереть пыль да поднять гирьки часов. Сложив свои скромные пожитки в уголок, переоделся в спортивный костюм и через пять минут был уже во дворе. Чтобы ускорить работу, из старых досок соорудил желобок и, опустив его наклонно в сусек, стал осторожно ссыпать туда драгоценные клубни. Женщина оценила это рацпредложение, как положительное, и за каких–то два часа сорок вёдер картошки были перебраны и заложены в погреб на хранение. Закончив работу, умылся из рукомойника, посмотрел на покосившийся забор палисадника, дыры в соломенной крыше сарая и решил, что завтра же, без напоминания хозяйки, займусь ремонтом её невзрачной, давно не видевшей мужских рук, захиревшей усадьбы. Пока я стоял и разглядывал её поместье, из сарая вышла хозяйка и сказала:

— Вася, иди в дом, а я управлюсь, приду и тогда поговорим.

Я зашёл в горницу и первым делом взял тетрадь–дневник и стал записывать впечатления сегодняшнего дня с тем, чтобы как только получу письмо от Лены, послать его девушке. Теперь я знал свой новый адрес и, написав письмо её родителям, попросил, чтобы они переслали мне письмо от Лены, как только его получат. Наступили сумерки. Зашла хозяйка и позвала меня ужинать. Чтобы не зажигать лампу и экономить керосин, ужинали в полутьме. Она вынула из печки чугунок с ещё тёплыми щами и налила мне полную деревянную миску. Ложки тоже были деревянные. Нарезав большими ломтями хлеб собственной выпечки, хозяйка сказала: «Ешь, сынок, чем Бог послал. Перевары разные готовить некогда, вот и едим щи, молоко да каша — деревенская пища наша. За помощь тебе спасибо. Вижу, душа у тебя добрая, да и руки на месте, поэтому за еду и постой денег с тебя брать не буду, чем сможешь поможешь и за это спасибо». Видно, душа у женщины оттаяла, и в её словах уже не чувствовалось тех железных ноток, которые звучали при нашем первом знакомстве. Щи, заправленные поджаренным луком на постном масле, оказались очень вкусными, а может быть, просто я был очень голоден. Скоро миска опустела, и я принялся доедать ломоть хлеба, запивая его парным молоком. Когда трапеза была закончена, стол прибран, Марфа Ильинична зашла в горницу и сказала:

— Ты, поди, утомился, сынок, я сейчас тебе постелю, ложись отдыхай, а завтра поговорим о житье–бытье.

Она проворно сняла подушки, сложила на сундук и, отвернув ватное одеяло, сказала: «Спокойной ночи». Только сейчас я почувствовал, что устал, и, как только прильнул к подушке, сразу же погрузился в крепкий живительный сон. Привыкший рано вставать, и тут мой биологический будильник сработал безотказно. В шесть часов я был уже на ногах. Хозяйка топила печку, готовила еду, и создавалось впечатление, что спать она вовсе не ложилась. Я поздоровался, и она, ответив, спросила:

— Как спалось на новом месте?

— Спасибо, Марфа Ильинична, очень хорошо. А вы всегда так рано встаёте?

— Дык корова в хлеве. Её надо подоить, выгнать пастись, а потом печку истопить и поспеть на работу. Хоть мне в контору на девять надо, всё равно не успеваю. И так целое лето. Зимой, правда, полегче. Можно и порукодельничать, и отдохнуть, и с бабами посплетничать.

То, что говорила хозяйка, мне было хорошо знакомо, ибо вырос я в селе, и во всех тонкостях крестьянского быта разбирался не понаслышке. По укоренившейся привычке, с самого детства, бегал по утрам не менее трех километров и выполнял комплекс силовых и гимнастических упражнений. Сказав хозяйке, что немного пробегусь, не стал изменять этой полезной привычке и тут. Вышел по тропинке задами на околицу и, чтобы никто не видел, побежал по направлению к темнеющему вдалеке лесу. Бег для меня был не только тренировкой духа и тела, но и знакомством с местностью, общением с природой и размышлением о будущем.

Лес от посёлка находился километрах в двух, и я преодолел это расстояние минут за шесть–семь. Хотя его таинственная тёмная прохлада манила вглубь, на опушке остановился, боясь увлечься и опоздать на работу. Снарядов для силовых упражнений в лесу, как в хорошем спортзале, более чем достаточно. Нижний сук молодого дуба использовал, как турник, вместо штанги — небольшое дерево, вывернутое бурей с корнем. После интенсивной физической нагрузки тело моё дышало силой и здоровьем, душа наполнилась радостью и надеждой на то, что день будет успешный и радостный. Окатив себя холодной водой из колодца, бодрый и возбуждённый вошёл в дом. Только теперь, при дневном свете, разглядел место обитания хозяйки. Непременным крестьянским атрибутом была, конечно, ОНА, русская огромная печь. Летом, как правило, она пустовала, а зимой, как мать родная, и накормит, и приголубит, и пригреет.

Не было исключением из правил и это жильё. Печка была подмазана, побелена, и выглядела опрятной и ухоженной. Вход на лежанку был занавешен простенькой цветастой занавеской. Вход в печку был закрыт железной, смазанной постным маслом, заслонкой. Люк в подпечек был открытым. В углу, с правой стороны возле печки стояли: ухваты для чугунков разной величины, кочерга и деревянная широкая лопата для выпечки подового хлеба. Вдоль стены, что разделяла кухню и горницу, стояла широкая, больше чем на полметра, дубовая скамейка, которую хозяйка использовала вместо кровати. Измученная за день, она не находила сил, чтобы раздеться, валилась на неё и мгновенно засыпала. Так всё лето и спала, как солдат на казарменном положении, положив под голову старую засаленную фуфайку.

… Пока я занимался физкультурой, хозяйка сварила пшённую кашу с тыквой и, помазав её коровьим топленным маслом, сказала:

— Ешь, Василий, и на работу не опоздай, а то Иван Васильевич не любит, когда его сотрудники опаздывают.

Тут меня не надо было уговаривать. Позавтракав, поблагодарил хозяйку и отправился на работу. Это был мой первый рабочий день государственного служащего, работающего не за трудодни, а за деньги. В контору пришёл на полчаса раньше. Иван Васильевич был уже там. Увидев меня, поздоровался и сказал:

— А, студент, молодец, что пришёл пораньше. Я сейчас введу тебя в курс дела и приступай к работе.

Мы зашли в небольшое помещение, где вдоль стен на стеллажах торчмя стояли папки, а на столе ворохом лежали в беспорядке какие–то бумаги.

— Вот, это твоё хозяйство. Все отчёты по колхозам проверишь, сложишь в отдельные папки, туда же положишь накладные, ведомости, квитанции. На каждую папку заведёшь список находящихся там документов. И так по каждому из двенадцати колхозов. Если что будет непонятно, спрашивай, я растолкую.

Он удалился, а я с ужасом подумал: «И как я в этом хаосе разберусь?» Однако, как гласит народная мудрость: «Глаза страшат, а руки делают», приступил к работе. Сначала собрал, систематизировал и сложил в папки разбросанные повсюду бумаги. Затем приступил к разбору завалов отчётных документов по отдельным колхозам. Тут тоже была сплошная самодеятельность и полная безграмотность. Форма отчётных документов не соблюдалась, составлялись произвольно, в балансах, приход–расход. Сплошные ошибки. В конце рабочего дня поделился своими открытиями с начальником отдела, на что он мне ответил:

— В правлениях колхозов сейчас не хватает грамотных счетоводов. Зимой планируем провести с ними ликбез, разработаем форму отчётных документов, отпечатаем в типографии и разошлём по колхозам. А сейчас собирай и систематизируй то, что есть, и на всё это даю тебе две недели. Потом будешь ездить по сёлам в составе районной комиссии с ревизией и подписывать акты проверок.