Анастасия Баталова - Фантом (СИ)

• Название: Фантом (СИ)
• Автор: Анастасия Баталова
• Жанр: Короткие любовные романы

Яркие запоминающиеся образы, причудливые переплетения фантазий и реальности, необыкновенные характеры и ситуации, восхитительные панорамные описания природы — всё это вы найдёте в произведениях начинающей петербургской писательницы Анастасии Баталовой. В сборник вошли повесть и несколько рассказов. Юношеский романтизм сочетается в них с желанием глубокого понимания жизни и человеческой души. Для широкого круга читателей.

«Тонкие струны» — честная и трогательная история двух близких подруг, которым пришлось пережить непростое испытание — любовный треугольник. Искрящаяся эмоциональность, психологизм, добрый юмор и ошеломляющая искренность чувств.

Мистический рассказ «Фантом» ставит вопросы, откровенные ответы на которые могут изменить вашу жизнь, если конечно, не бояться из себе задавать… У вас есть нереализованные планы? Или запретные, тайные желания, загнанные в самые далёкие уголки подсознания? Иногда они могут больше, чем вы думаете…

---

Когда она приходила, никто из них не говорил об этом напрямую, но оба каждый раз надеялись, что сегодня непременно что-то изменится, но повторялось изо дня в день всё одно: его унизительная немощь и её снисходительное отвращение. Он сидел на диване спиной к ней, голый, грузный, надломленный, она одевалась, медленно, сосредоточенно, продолжая ощущать на теле точно грязные пятна, те места где к ней прикасались его большие сиротливо-беспомощные руки.

А потом она исчезла. Не звонила, и не появлялась ни в одном из привычных мест. Он специально приходил в кондитерскую «Метрополь», вглядывался в пеструю толпу. Ждал. Проходя мимо, никогда не забывал бросить скользящий взгляд на витрину Kalvin Clein — вдруг она стоит там, как раньше, в серой спортивной курточке, стоит и смотрит в стекло, будто в будущее, со своей детской мечтательной улыбкой, и ветер подхватывает время от времени её золотисто-медные пряди.

Это было где-то в конце зимы. Она вышла из ворот родного герценовского университета, тех, что выходят к Казанскому Собору, небрежно закинула лямку рюкзака на плечо и быстрым шагом направилась к метро. В слабо заваренных голубоватых сумерках медленно плыли, словно растворяющиеся крупинки гранулированного фруктового чая, бледно-оранжевые фонари.

Внезапно город исторг человека. Он остановил её, придержав за рукав куртки уверенным, но бережным движением.

— Привет.

Она немного испугалась и потянула от него руку.

— Что ты здесь делаешь?

— Я ждал тебя. Куда ты пропала?

Она пожала плечами. Ей казалось таким естественным, что всё закончилось; ей просто не приходило в голову, что кто-то может думать иначе.

— Я хотел поговорить.

Он с тоской смотрел в обращенное к нему юное девчоночье личико. Нежно-розовые губы её немного потрескались от мороза, на них лежала, как иней, тонкая белесая корочка. Девочка смотрела на него очень спокойно: широко-распахнутые светлые ангельские глаза не выдавали того, что происходило в её душе — в них отражалось зарево зажигающихся на Невском реклам.

Этот человек, возможно, ждал её здесь несколько дней подряд. Он ведь не знал по каким дням и во сколько у неё занятия. Он стоял здесь наверняка подолгу, терпеливо вглядываясь в текущую мимо толпу. Стоял, курил, мёрз, грел руки в карманах и…надеялся. Не прекращал надеяться. Эта мысль коснулась её сознания, но не ранила, не пронзила, хотя никто прежде так её не ждал. Других ждали. Подружек, сокурсниц. А её — нет. Но дети часто бывают жестоки, и в том нет их вины; она пока не способна была в полной мере оценить силу порыва, приведшего сюда этого угасающего человека, прочесть в тусклом блеске его глаз то страшное, беспросветное одиночество, что заставляло его приходить и неизвестно сколько ждать на морозе её — как единственное избавление, искупление и надежду…

— Нам не о чем говорить, дядя. Всё.

Она отвернула лицо. Словно захлопнулась, защелкнулась от него.

И тогда он понял, истина обрушилась на него с безжалостной внезапностью. Не оставалось больше ни отсрочек, ни оправданий. Он и раньше догадывался, подозревал. Но теперь жестокая правда взглянула на него в упор этими смертельно спокойными, полными невских огней глазами семнадцатилетней девчонки, в которых нельзя было отыскать ничего, кроме его собственного одинокого отражения в зрачках.

Ей было просто интересно. Любопытно. Как котёнку, который гоняет по полу сверкающий конфетный фантик. Ей только семнадцать лет. Она имеет право играть с жизнью, играть в жизнь, и ничего в действительности не связывает её со стоящим напротив некрасивым неудачливым рано состарившимся мужчиной, которому она зачем-то отдалась. Не по любви, не от телесного голода, и не за деньги. Просто так.

— Пока, — сказала она, поправив сползшую лямку рюкзака недовольным подергиванием плеча.

— До свидания, — отозвался он на автомате.

Спустившись в метро, она уже не помнила о нем, достала из кармашка куртки жевательные конфеты, разноцветных фруктовых медвежат, и закидывая их в рот сразу по три, чтобы было сочнее и слаще, раскрыла на коленках какую-то тетрадку.

ФАНТОМ Рассказ

1

Прервав на несколько мгновений дрему перед тихо работавшим маленьким телевизором, консьержка недоуменно, как пьяница, взглянула на него одним глазом. Миновав её, Михалыч вышел на улицу.

Наручные часы показывали три. Пуговиц на его рубашке не хватало, а на бледной худощавой груди между распахнутыми полами виднелись длинные широкие царапины. Словом, вид он имел странный, причем явно не внушающий доверия. Его только что выгнала из дома девушка, с которой они прожили вместе целых пять месяцев.

Подойдя к краю тротуара, Михалыч с надеждой вгляделся в пустое полотно ночного проспекта. Тотчас тронулась и подползла к нему стоявшая неподалеку чёрная побитая девятка. Жадный бомбила караулил позднюю публику подобно хищнику в укрытии.

Справившись о цене, Михалыч захлопнул дверцу и махнул рукой. Бомбила не уехал сразу. Он посмотрел на попавшего в переделку парня из-за опущенного стекла с явным сожалением. Спросил:

— А за сколько поедешь?

Михалыч выудил что-то из заднего кармана брюк и показал бомбиле.

— Ладно, садись, — нехотя согласился тот. Его душу, видимо, ночные автострады очерствили не окончательно и участие было ему не чуждо.

Михалыч влез на заднее сидение, поставив рядом свой полиэтиленовый пакет в спешке набитый снова теперь холостяцкими пожитками. Разговаривать ему совсем не хотелось, однако он чувствовал себя обязанным и потому напрягся, мысленно настроив себя на поддержание какой-нибудь совершенно ненужной дорожной беседы. Но бомбила, к счастью, молчал. И Михалыч был ему за это особенно благодарен. Случаются иногда в жизни такие моменты, когда ты ничего не можешь делать кроме как сидеть, привалившись к стеклу ночного такси, и смотреть как плывут мимо огни.

2

Проснулся Михалыч от звуков обычной утренней коридорной возни: почти все обитатели коммунальной шести-комнатной квартиры собирались на работу. Из кухни аппетитно пахло оладьями. Раздался формальный короткий стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в комнату сунулось широкое улыбающееся лицо Веры Павловны, квартирной хозяйки.

— Никак опять вернулся? — спросила она просто.

Вера Павловна была не лишенная шарма дама за пятьдесят, очень толстая и всегда весёлая. Она разрешала Михалычу в порядке исключения курить в комнате, изредка делала это вместе с ним, брала с него плату не всегда по графику, входя во всевозможные «трудные положения» и потому считалась его другом.

— Оладьев хочешь? — она кивнула в сторону кухни, откуда выплывал, стелясь по коридору, ароматный чад.

Михалыч помотал головой. Он не был голоден. Он курил лёжа, положив вторую руку под голову и стряхивал пепел в консервную банку стоявшую на полу возле тахты. Происшествие прошедшей ночи приковывало к себе его мысли. Точно дыра на обоях, ей богу: как ни старайся не замечать, а всё равно поневоле остановишь взгляд. Вера Павловна незаметно исчезла. Она обладала довольно редким и поистине удивительным свойством — никогда не оказываться лишней. Какое-то загадочное внутреннее чутье всегда безошибочно подсказывало ей, когда следует уйти, а когда — остаться. Михалыч ценил её за это особенно сильно: он терпеть не мог назойливых людей и сам никогда не навязывался.

Стена над тахтой была до самого потолка беспорядочно обклеена календарями и журнальными разворотами с видами моря, древних храмов и иноземных шедевров современной архитектуры. Всю жизнь Михалыч мечтал о далёких путешествиях, но никогда не предпринимал серьёзных попыток эти мечты осуществить, придумывая для себя различные отговорки: дорогие билеты, бумажная волокита с загранпаспортом, риски при авиаперелёте и тому подобное — выходные или отпуск он проводил валяясь на диване дома и не выезжал никуда дальше пикниковой зоны вокруг города. А пенистые водопады, парящие в молочном тумане пагоды и ветреные побережья океана оставались пока только заставками рабочего стола Windows.

Михалыч оставался в комнате до тех пор, пока в коридоре окончательно не стихли отзвуки последнего из уходящих соседей.

Выйдя, наконец, на кухню, он застал там только Веру Павловну допивающую чай перед огромным блюдом, на котором возвышалась внушительная гора аккуратных толстых оладьев.

Михалыч с удивлением обнаружил, что ему почти хочется ощущать присутствие живого человека. Ночь отступала в прошлое. Пусть мелкими шажками, но неуклонно. Неизбежность будущего — диалектически жуткая и великолепная вещь. Ничто не способно длиться вечно.

— Доброе утро, — сказал Михалыч.

— Доброе, — ответила Вера Павловна не слишком внятно, поскольку жевала, — что же это они все тебя гонят? — добавила она, проглотив и шумно отхлебнув чая, — полгода у одной, полгода у другой… Хороший мужик вроде. Молодой. Симпатичный. Бьешь ты их что ли, али денег просишь?