Анастасия Баталова - Фантом (СИ)

• Название: Фантом (СИ)
• Автор: Анастасия Баталова
• Жанр: Короткие любовные романы

Яркие запоминающиеся образы, причудливые переплетения фантазий и реальности, необыкновенные характеры и ситуации, восхитительные панорамные описания природы — всё это вы найдёте в произведениях начинающей петербургской писательницы Анастасии Баталовой. В сборник вошли повесть и несколько рассказов. Юношеский романтизм сочетается в них с желанием глубокого понимания жизни и человеческой души. Для широкого круга читателей.

«Тонкие струны» — честная и трогательная история двух близких подруг, которым пришлось пережить непростое испытание — любовный треугольник. Искрящаяся эмоциональность, психологизм, добрый юмор и ошеломляющая искренность чувств.

Мистический рассказ «Фантом» ставит вопросы, откровенные ответы на которые могут изменить вашу жизнь, если конечно, не бояться из себе задавать… У вас есть нереализованные планы? Или запретные, тайные желания, загнанные в самые далёкие уголки подсознания? Иногда они могут больше, чем вы думаете…

---

Молодёжь начала разъезжаться. По случаю прощания решили устроить небольшой праздник. Купили вина, нажарили мяса, и под конец придумали подшутить над одним приятелем, хватившим лишку. Спрятались от него в сарае. Вокруг была такая кромешная тьма, хоть глаз выколи. Толпились человек десять. Натыкались друг на друга, на стены, на хранившуюся в сарае утварь. Сдавленно хихикали, прислушивались, ждали, когда появится фигурант.

Вдруг Оливия почувствовала прикосновение. Кто-то, тихо подкравшись сзади, обнял её за пояс и прижал, всего на миг, но так пронзительно нежно, жадно, что у неё томительно перехватило дыхание. А потом он вдруг отпрянул, так же внезапно — по щелям в деревянной двери сарая стоящий снаружи человек уже нетерпеливо мазал голубоватым лучом фонаря. Кто угодно мог обнять её, любой из находившихся в сарае юношей, всё произошло так быстро, что она не успела ни ощутить запаха, ни определить комплекцию вора-обнимашки, успела только почувствовать, как слабеют ноги и начинает трепетать где-то в районе солнечного сплетения тонкое бабочкино крыло.

20

Настала осень. Начался учебный год. Люция окунулась в насыщенную школьную жизнь. Одиннадцатый класс, подготовительные курсы в университете, новый круг общения — свободного времени у неё стало оставаться очень мало.

Осень выдалась ясная, тёплая, сухая. Ярко расцвеченные парки и скверы парили над городом словно волшебные облака. Опадающая листва ложилась под ноги рваной бумагой.

В сентябре Артур и Люция ещё встречались, несколько раз выбирались погулять на выходных. Потом общение стало ограничиваться телефонными разговорами. Они жили в разных районах большого города, и выкроить время для свиданий было довольно трудно.

Хотя они и давали друг другу обещание звонить каждый день, кто-нибудь, то Артур, то Люция, обязательно нарушал его. Не намеренно, конечно, так получалось само собой, ведь теперь каждый из них существовал в своей среде, где другому не находилось места, а то, что связывало их, не оказалось достаточно прочным, чтобы объединить эти среды, слить их, создав что-то совместное, общее.

Так, в один из тихих янтарных осенних дней Люция вдруг спохватилась, что не думает об Артуре уже почти целую неделю; да и он почему-то давно уже не звонил и даже не присылал смс; тогда её неожиданно посетила мысль, что эти отношения никогда по-настоящему и не были ей нужны, теперь она даже не могла вспомнить, что именно побудило её завязать их. Случайное совпадение. Комната, погруженная в полумрак, мелькающие отсветы экрана, ласковый летний сквозняк. Голова, склоненная на его плечо… Она поразмыслила и не нашла ни одной разумной причины продолжать эти отношения. Люция позвонила Артуру и откровенно сказала ему об этом.

Так они и расстались — без скандалов, без слёз, без удерживаний за рукава — после пятиминутного телефонного разговора. И здесь же стоит упомянуть о том, что подаренное Артуром колечко вскоре пропало. Люция сняла его, собираясь почистить рыбу, а потом не обнаружила на месте. Возможно, кошка, что тёрлась рядом, привлечённая запахом, столкнула его на пол и, играя, закатила за плинтус или куда-нибудь ещё.

Университет, в котором училась Оливия, находился совсем недалеко от дома Люции, и подруги, несмотря на свою сильную занятость, виделись довольно часто. Оливия всегда находила время на то, чтобы заскочить после пар на чашечку чая, а Люция — на то, чтобы этот чай заварить. Главной темой их разговоров по-прежнему оставался Артур. Прочие темы так или иначе плавно замыкались на нём, и даже в беседе о покупке шпилек для волос, тетрадей, туфель, в отвлечённой беседе о чём угодно всегда содержалось что-то на него указывающее. Трепетно. Неявно. Неуловимо.

Узнав, что они расстались, Оливия, разумеется, почувствовала огромное облегчение. Хотя сначала она и попыталась скрыть это от самой себя — не слишком ведь приятно знать, какая ты на самом деле гадина — но потом всё же смирилась и приняла как есть все свои ощущения; заблуждения относительно собственных нравственных качеств могут далеко завести, как выяснилось…

В городе Оливия немного поправилась, но несмотря на это стала выглядеть значительно лучше. Щеки её порозовели, в глазах появился здоровый блеск. Правда, два раза в неделю ей приходилось теперь посещать кабинет психотерапевта. На этом настояла мама, застукав однажды дочку в ванной в момент «освобождения». Дома скрывать деликатный недуг от родных оказалось значительно труднее.

Погода стояла необыкновенно мягкая, тихая, солнечная. Она была определённо особенная, эта осень. Небо казалось выше, листва ярче, таинственнее зыбкий утренний свет.

Люция загрустила. Сначала её решение расстаться с Артуром казалось ей единственно верным, но потом она стала жалеть. После того телефонного звонка, когда она говорила, а Артур молчал, но в этом его молчании она как будто услышала, как что-то оборвалось, струна, совсем тоненькая, словно нить, Люция постепенно осознала, что чем меньше мы придаём значения каким-то мелочам в отношениях с человеком, случайным словам, жестам, пропущенным звонкам, и чем легче мы принимаем как данность его симпатию к себе, тем больше на самом деле он для нас значит. Парадокс. Присутствия Артура в своей жизни Люция почти не замечала, а потеряв его навсегда, внезапно ощутила пустоту.

И вся осень вокруг как будто указывала ей теперь на эту пустоту. Упавшие листья, лужи и облака невзначай принимали форму сердца; всюду встречались какие-нибудь предметы, надписи, звуки напоминающие, бередящие, волнующие…

— Это была настоящая любовь… — говорила Оливия с ещё большей чем прежде печальной убеждённостью, широко открытыми глазами глядя на закат над зубчатой полосой новостроек, — Я же тебе говорила…

Люция молчала, устремив взор куда-то вовнутрь, в себя, теребила бахрому бледно-голубого плотного шейного платка.

— Смотри, — произнесла она наконец, видишь в небе вон то облако, рядом с самолётной полосой, гляди, оно так похоже на сердце… А самолет… Смотри-смотри скорее! Он сейчас пронзит его, как стрела!

Оливия подняла голову, но не увидела в небе ничего такого. У каждого оно своё, небо; ей показалось, что одно из облаков напоминает своей формой череп с костями. «Кому — любовь, а кому — смерть…» — подумала она с пафосом.

Красивая и грустная осень. Люция даже попыталась один раз поговорить с Артуром, вернуть всё назад, но он был, видимо, сильно на неё обижен, и из этого ничего не вышло.

Оливия утешала подругу как могла, теперь в разговорах с нею она старалась делать акценты на тех моментах летней истории, которые указывали на легковесность, внезапность и случайность всего, что произошло. Оливия пересказала Люции пришедший вдруг на память разговор с Баской, состоявшийся пока они сидели с поранившейся девчушкой на её постели и играли в карты:

— Артур ведь в самом начале лета предлагал встречаться сначала Роксане. И только потом, когда у них что-то не склеилось, тебе… — припомнив этот факт, Оливия изрядно удивилась на саму себя: как она умудрялась его так долго игнорировать, продолжая втолковывать Люции романтическую легенду о «великой любви»? Дьявол, как известно, кроется в деталях. А именно с ними люди, увы, порой непростительно небрежны.

— Откуда ты знаешь?

— Баске говорил его младший брат. Когда играли в прятки, он в кустах сидел и случайно услышал один разговор. Дети всегда всё замечают, потому что никто не принимает их всерьёз…

21

В конце осени родители Оливии послали её съездить к родителям Артура передать пакет с вещами: у кого-то из общих знакомых родился ребёнок. Она минут пятнадцать посидела на краешке табуретки в кухне, выпила чашку чая без сахара и засобиралась. Артур вышел вместе с нею погулять с собакой, а заодно и проводить.

Наедине они больше молчали, чем говорили. Так было всегда, и ни один из них не мог изменить этого. Словно какая-то материя существовала между ними двумя, более плотная чем между всеми остальными людьми, и она впитывала, поглощала все слова, мысли. Такая неестественная отчуждённость распространялась и на любые физические контакты. Даже случайный предмет — чашку, пакет, лист бумаги, если случалось необходимость, они передавали друг другу, стараясь не соприкоснуться пальцами. Оливия никогда не садилась рядом с Артуром и избегала на него смотреть. Ей казалось, что все вокруг подозревают о её склонности к этому юноше и мысленно жалеют её. Артур делал то же самое — вероятно, из благородства: не хотел возбуждать в душе Оливии ложных надежд или подозрений.

Они стояли на пустой трамвайной остановке. Было тускло, ветрено. По асфальту с лёгким шорохом ползла скомканная газета.

— Знаешь, самое обидное, это когда теряешь старых друзей… — сказал Артур ни с того ни с сего.

И Оливия поняла как-то вдруг, что он говорит о Люции. Ведь они же вместе бегали нагишом по пляжу! — воспоминание промелькнуло, яркое и пронзительное, как тот солнечный день детства. Нет ничего легче, испортить хорошую дружбу плохим романом! Она заглянула в лицо Артура, освещённое скудным светом низкого неба — он смотрел вдаль — и внезапно Оливии стало так стыдно, до мучительного содрогания, за то, что долгое время она думала, будто бы пострадала в этой истории больше всех. Как можно было быть такой эгоистичной и равнодушной! Она любовалась своими страданиями, упивалась ими, увлеченно играла сама с собой в героиню Достоевского, в то время как рядом с нею страдали другие и, возможно, гораздо глубже, чем она сама…