Иван Дроздов - Покоренный "атаман"

• Название: Покоренный "атаман"
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: «Донбасс»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1967

«Покоренный «Атаман» — роман из современной жизни. Автор показывает различных людей — тут и знаменитый ученый, возглавляющий лабораторию в институте, и молодой инженер, создающий электронную машину для горных предприятий. Возникают острые коллизии борьбы, сталкиваются идеи, характеры, судьбы. Одна из сюжетных линий — личные отношения двух молодых людей, инженера Андрея Самарина и молодой артистки Марии Березкиной. Но поскольку эти люди стоят на первой линии борьбы за лучшие идеалы, то их личные отношения перерастают в общественные, характеризующие собой новые черты советского человека. Роман многоплановый. Действие развертывается и в горняцком городе и в Москве, в стенах института и в шахтной лаве. Много страниц посвящено театру, жизни артистов.

Донецк. "Издательство Донбасс". 1968 г.

---

— Правильно!.. В минуты счастья взрослый тоже I становится ребенком. Пожалуйста, повторите!..

Маша возвращается к костру, опустив голову. И вновь она бежала, не думая о том, какая нога за какой следует. В письме ее судьба, любимый человек признавался ей в чувствах — она ждала этого признания, и оно наступило. Маша прижимает письмо к сердцу и бежит в укромный уголок леса.

Она забылась и не думает ни о чем другом, как только о своем счастье.

Резкий голос Кассиса снова прервал ее.

— Плохо и на этот раз. Повторите! Вы что, не слышите меня?

Маша подумала: если бы не начальник, Симона сказал бы: «Вы что, оглохли?» — Повторите, пожалуйста, так, как я говорил. В темпе, в темпе!

Маша попыталась бежать, как показывал на первых репетициях Кассис. Бег получился ужасный, клоунский, а главное, прыжки и подскакивания противоречили чувству.

— Не могу так! — сказала Маша. — Деланно и неверно.

Ее внутренний протест переходил в возмущение. Она говорила глухо, сердце ее стучало.

Кассис приподнялся с кресла. Землисто–серые щеки его стали еще темнее, глаза блестели остро и горячо: — Может быть, вы сядете в мое кресло и начнете командовать? Вы слишком много себе позволяете, уважаемая Мария Павловна!.. Да, слишком много!..

Вскоре Кассис объявил перерыв. И тотчас подсел к Яценко.

— Фу! — вздохнул страдальчески. — Пуд крови стоит мне каждая репетиция.

— Я, конечно, не артист, — заговорил Яценко, — и не режиссер, но игра Жарича и Марии Павловны мне нравится. Все у них выходит естественно, все хорошо.

Кассис, вцепившись пальцами в мягкие валики кресла, слушал Яценко. Ему казалось бестактным такое вмешательство в его работу: «Тоже мне, берется судить об искусстве!» — в сердцах подумал о Яценко.

— Но вам, Федор Федорович, — попытался возразить Кассис, — вам и невдомек, что Жарич, простите, плел околесицу…

— Как это околесицу? — не понял Яценко.

— А так. Жарич забыл текст и на ходу импровизировал речь героя.

— Это, конечно, плохо, что он забыл текст, это даже непростительно, но играл он хорошо.

— Ну уж, извините! — поднялся в рост Кассис. — Вы беретесь судить о том, чего, простите, не можете знать в силу…

— Это в силу чего же?..

— В силу своей некомпетентности.

— Хорошо, Семен Борисович…

— Симона…

— Хорошо, Симона Борисович, сочтемся в другой раз. Сегодня же я пришел сообщить вам, что министр культуры республики рассмотрел жалобу артистов…

— Кляузу, хотите сказать!..

— Нет, жалобу артистов на вашу режиссерскую несостоятельность.

— Недавняя комиссия министерства тоже была по жалобе! — срывающимся голосом перебил Кассис. — Что же решили в министерстве?.. Я представляю, что они могут там решить…

— Приказом министра культуры вы отстраняетесь от должности главного режиссера театра. После репетиции попросите артистов остаться. Проведем небольшое собрание.

— Увольте меня от этой комедии. Собирайте сами. А я немедленно отправлюсь в Москву! Кассис соскочил с кресла, неловко взмахнул руками и, высоко подняв голову, направился к боковому выходу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Борис Ильич Каиров шел в институт. Шел не торопясь, опустив голову. Он не замечал встречавшихся на пути знакомых, не отвечал на приветствия, не слышал грохотавшего возле него трамвая. И только у театральных афиш Борис Ильич придерживал шаг, бегло прочитывал фамилии артистов. И если находил среди них имя своей бывшей жены, дочитывал афишу до конца, смотрел, где, когда идет спектакль с ее участием. Вечером он открывал газеты и искал рецензии на театральные постановки, включал радио, ждал объявлений о спектаклях. Он испытывал потребность слышать ее имя и знать о каждом ее шаге. Каиров понимал, что Мария ушла навсегда. Таков был у нее характер, и он знал его хорошо, но не думать о ней не мог.

…В рабочем кабинете на письменном столе лежала телеграмма.

«Прошу выслать Самарина Москву институт Элекроники для консультации радиофизиками Дятлов».

Каиров прочел телеграмму раз, другой — смысл ее доходил до сознания медленно, буквы расплывались в одну сплошную туманную и непонятную строчку. «Радиофизика и шахтная автоматика?.. Гм… При чем тут радиофизика?.. Ах, да, да… Последняя партия сверхчистых проводников, присланных Самарину из Москвы, дала обнадеживающие результаты. Надо вникать в это поглубже, надо и к этому подключиться…»

Раздраженно сдвинул на край стола телеграмму. «Фантазер с физиономией дебила». Каиров любил эту фразу: «Фантазер с физиономией дебила», но тут он хоть и произнес излюбленную фразу, но произнес ее больше сердцем, а не умом. Каиров понимал, что обвинение в идиотизме к Самарину не подходит. Самарин, несомненно, умен. И сдержан. Он молчит и тогда, когда Каиров в запальчивости говорит необдуманные, несправедливые вещи. Тогда в глазах Самарина Каиров читает осуждение и упрек. И еще в самаринских глазах гуляет холодок пренебрежения и безразличия. Каиров не любит тихих людей. В них всегда заключена сила. Однажды на совещании Каиров умышленно задел нового сотрудника побольнее, а тот и глазом не моргнул. Только после совещания сказал: «Вы, Борис Ильич, в затронутой проблеме недостаточно осведомлены». И не прибавил ни слова, вышел из лаборатории. Прояснить проблему не счел нужным. Вот что больше всего не нравится Каирову в Самарине.

Вызывают в Москву!..

Борис Ильич громыхнул стулом, провел по настольному стеклу кулаками, вздохнул. В нем просыпалась энергия деятельности. Его тоже вдруг потянуло в Москву, захотелось потолкаться в комитетах, повидать нужных людей, поговорить о проблемах электроники — пусть знают о новом увлечении Каирова. Наконец, пристроить в издательство рукопись.

И едва эта мысль мелькнула в голове, как всем его существом завладело нетерпенье, он даже взял бланк командировочной, бегло начертал: «В Центральном Горном институте, а также в Комитете по топливной промышленности длительное время лежат без движения два проекта электронного оборудования…»

С некоторых пор слово «электроника» стало самым распространенным в лексиконе Каирова. Этим словом он начинал и заканчивал речи на ученых советах, на деловых совещаниях. Все бумаги, исходящие из лаборатории, пестрели словом «электроника».

Два проекта?.. А что, если директор спросит: «Это какие же проекты?..» Но нет, Шатилов не спросит. Он и в лучшие свои дни не вникал в дебри лаборатории — доверял Каирову, а теперь, пожалуй, и смотреть не станет докладную — подпишет, и поезжайте с богом. Только вот незадача: в свой родной Приморск приехал на отдых академик Терпиморев. С ним его помощник, давний друг Каирова, Роман Соловей. Надо бы на два–три дня завернуть в Приморск, навестить своего друга и с академиком поближе познакомиться. Может, там же он и рукопись прочтет.

Без стука вошел Самарин. Каиров метнул на него недобрый взгляд, но тотчас же повеселел, оживился, протянул руку:

— Андрей Фомич! А я хотел посылать за вами. Смотрите, какие книги я выписал из Ленинграда. Тут, брат, вся новейшая электроника!

Каиров вышел из–за стола, обнял Самарина за талию, прошелся с ним по кабинету. Сзади они представляли зрелище умилительное и комическое. Толстый бодрячок с лоснящейся плешью на голове, подобно отцу родному или меценатствующему другу, вел по кабинету высокого молодца. Одеты они были празднично, нарядно: Самарин — в светлый костюм, искрящийся серебристой ниткой, Каиров, как всегда, носил модный дорогой костюм темного цвета.

— Вы, молодой человек, скрытны и замкнуты, — фамильярно, с отеческой ноткой в голосе журил Самарина Борис Ильич. — Пока вас не позовешь — не зайдете, а ведь мы с вами не просто сотрудники, коллеги — вы для меня немножко больше, чем подчиненный, я для вас — немножко больше, чем начальник. Мы теперь сподвижники, соавторы — нас и водой не разольешь. А-а?.. Ну, что вы скажете? Или, может, я не прав? Или не вы меня совратили с пути истинного и сделали электроником? Посмотрите, посмотрите–ка, мил дружок, какие книги у меня на столе, какие схемы, чертежи… Да я теперь помешан на электронике, я теперь ничем другим не занимаюсь, как только электроникой. Да у меня и в голове теперь одна электроника сидит. От меня, можно сказать, из–за этой электроники жена сбежала… Не простила мне моего нового увлечения…

Каиров деланно улыбнулся, кинул острый взгляд на Самарина. Андрей равнодушно воспринял мимолетно оброненную весть о сбежавшей жене.

— Ну скажите, Андрей Фомич, вы ведь слышали мою семейную историю?

— Кто–то говорил, но в общих чертах. Я не любопытен, Борис Ильич. Своих забот хватает.

— Если по части женщин — плюньте на них. Право, женщины не стоят того, чтобы по ним сокрушаться.