Лина Данэм - Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась»

• Название: Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась»
• Автор: Лина Данэм
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-089642-4

Создательница, сценарист и исполнительница главной роли американского сериала «Девочки» Лина Данэм стала голосом нового поколения — тех, кому сейчас чуть больше двадцати пяти. Ее книга «Я не такая» — честный, иногда шокирующий, ироничный и умный рассказ о том, каково это — быть молодой девушкой во втором десятилетии XXI века. По жанру это похоже на дневник, в котором есть и воспоминания о детстве, и рассказ о недавних событиях, о людях рядом и мире вокруг.

---

Этот вариант дружбы продержался до июня, а потом мы поцеловались на улице перед рестораном. Меня разочаровали слишком твердые губы Хоакина и манера замолкать, когда у него случалась эрекция. Последовали два года неопределенности, спорадических встреч ради секса, сопровождаемого все новыми извращениями и зачастую приемом средств, которые мои родители держали на случай сильной боли, а я таскала и припрятывала. Порой Хоакин игнорировал меня месяцами, и когда я сидела в поезде метро, такая девочка в беретике, на каждой остановке мне мерещилась в дверях его фигура. Дождавшись наконец приглашения в гости, я пропадала у него дома, как в черной дыре. Если мне случалось там заснуть, то наружу я выходила иногда лишь к полудню, продрогшая до костей, и на улице моргала от неяркого бруклинского солнца.

Кульминацией наших отношений стала поездка в Лос-Анджелес, хуже которой еще не бывало, разве что у Дэвида Линча. Мы провели четыре дня в отеле «Шато Мармон», где витает призрак Джона Белуши и оттого принимать ванну неуютно, и с вами крайне нелюбезны, если вы просите ложку. Основные факты: Хоакин ни разу не прикоснулся ко мне, я заснула голой в ботфортах моей мамы, Хоакин честно сказал, что понятия не имеет, как следует заботиться о другом человеке.

К тому времени мои творческие поиски уже получили некоторое признание, и я думала, что Хоакин меня зауважает. Но успех не принес мне ничего, кроме денег, чтобы во время ужина с друзьями я могла выскользнуть из-за стола, взять такси и приехать к нему домой. Я надеялась, что никто не спросит меня, куда я собралась, и мне не придется врать. После Лос-Анджелеса раз или два мы занимались сексом, но мое сердце в этом не участвовало. Если вообще участвовало когда-нибудь.

Перескажи я нашу историю тогда, она получилась бы сильно приукрашенной. Я бы написала, что Хоакина никто не понимает, а он такой же печальный, испуганный и одинокий, как и мы все. Я бы посмеялась, описывая сумасшедшие сексуальные выдумки, которые позволяла Хоакину, и его житейскую незрелость (входную дверь загораживает недособранный каркас кровати, наличные хранятся в ящике из-под сигар, по всем карманам рассованы презервативы). Подходя к его дому, я всегда повторяла себе: да, мое место не здесь, но ведь можно сделать привал на дороге жизни, не так ли? Я представляла себя шпионкой: отсутствие самоуважения я изображаю для отвода глаз, а втайне готовлю подробные разведывательные отчеты для девушек, чьи бойфренды выглядят как лесбиянки и предлагают посмотреть очередную серию «Ночных огней пятницы», поедая готовый ужин из коробки. Пусть у них будут уютные мирки и шаблонные любовные истории. Я не удовлетворюсь нормой, мне бы замутить что-нибудь в духе Сид-и-Нэнси. Я буду круче.

* * *

Я росла счастливой девочкой. Мне не всегда легко было ужиться с собственной головой, но меня окружала любящая семья, и беспокоились мы разве что о том, какую галерею посетить в воскресенье и помогает ли детский психолог побороть мои проблемы со сном. Только в колледже я начала понимать, что получила несколько «тепличное» воспитание. Однажды, когда я училась на первом курсе, под окнами моего общежития расположилась компания полуночников, они курили и громко смеялись; мне страшно захотелось присоединиться к ним, и я выскочила на улицу прямо в пижаме.

— Что у вас тут происходит? — спросила я.

— Оу, — протянул Гэри Прэлик, который постоянно носил свитер, связанный прабабушкой (потом я узнала, что ей всего семьдесят девять). — Не твое дело, барышня из Сохо.

Придурок и вредина. (Разумеется, потом я с ним переспала.) Я очень старалась выбросить из головы его слова, но они привязались ко мне, подкрались в те ночные минуты, когда я уже съела три куска пиццы, но еще не заснула. Чего я не понимаю? И как это понять, если не сваливать все на послевоенное расслоение общества? Я не могла отделаться от ощущения, что мне еще многое предстоит узнать на собственном опыте, многому научиться. Именно это ощущение легло в основу моего романа с Хоакином.

Так вот, друзья, узнавать «мир» не значит строить из себя шалаву перед уроженцем нью-джерсийской глубинки, который в четыре часа утра раздумывает, какую запись группы Steely Dan поставить. Тайна жизни приоткрывается не тогда, когда люди смеются над тем, что ты училась литературному мастерству. Ничего просветительного нет в том, что ты позволяешь лысому приятелю своего почти бойфренда класть руку тебе на бедро в сантиметре от промежности, потому что, кажется, влюбилась — иначе как объяснить такие траты на дорогу до его дома?

Мой и Хоакина первый секс был короток и оставил осадок грусти. Над нашими головами тихонько гудели лампы. Хоакин не смотрел на меня. Потом он быстро ретировался. Я гадала, не моя ли в том вина. Может, я была холодна как рыба, или вообще неизобретательна в постели, или меня парализовало, потому что я отчаялась понравиться. Может, это моя судьба — лежать бревном, пока не состарюсь для секса.

А в канун Дня благодарения я встретила Хоакина в одном из баров в Куинсе. На мне были колготки в сеточку и серый костюм с короткой юбкой из «Джей Си Пенни» — ни дать ни взять проститутка, переодевшаяся страховым агентом. Но что-то в моем наряде распалило Хоакина, новый голод, отраженный в его глазах, повлек нас к нему домой, он стал целовать меня на диване, решительно и немного зло. Потом он подвел меня к кровати и уложил на живот. Я была пьяна, испугана, заворожена, поэтому мои воспоминания туманны, но я точно знаю, что колготки были скомканы и засунуты мне в рот. Иногда я переставала понимать, где он находится, пока не кончила. На сей раз он говорил со мной и дал волю такой гнусной похабщине, какой я еще не слышала из человеческих уст. Я была впечатлена затейливостью изложения, но и устрашена его наклонностями. Вот, подумалось мне, лучшая игра, в какую я когда-либо играла.

На следующий день я шла по улице без колготок, пошатываясь, и не могла решить, пала я или воспряла.

Но я не стала ближе к правде жизни от того, что присмотрела бар в соседнем квартале и, посидев там, соврала Хоакину, что я на классной вечеринке «как раз неподалеку». Хоакин оказался занят. С другой своей девушкой, которая, по его словам, «так хорошо воспитана, что даже грязное белье у нее пахнет, как чистое». Почему я не перестала звонить ему? Ждала, что он изменится. Даже в самые скверные минуты ждала, что он заговорит со мной, как говорили отец или Джефф. Как ни увлекала меня новая разновидность неуважения, в глубине душе я хотела, чтобы меня уважали.

Мне было тяжело, одиноко, и казалось, что я очень далеко от себя настоящей, а это, наряду с сильной тошнотой без рвоты, я считаю верхом человеческих несчастий.

Развязка всегда наступает неожиданно. Худшее уже позади, ты успеваешь пройти десять шагов вперед, и тут тебя резко кренит влево. Мы с Хоакином съездили в Калифорнию, затем последовал долгий период охлаждения. А дальше мы влюбились друг в друга на целую неделю. По крайней мере, я чувствовала влюбленность. Стоял октябрь, было еще тепло, но почти все время моросил дождь. Я получила первый в жизни гонорар и купила кожаный блейзер с серебряными люверсами и широкими лацканами, в сочетании с которым любая одежда смотрелась как униформа из будущего. Мы встретились, чтобы вместе выпить, и Хоакин крепко меня обнял. Мы обсуждали Лос-Анджелес, как там стало уныло, и насколько все-таки нам лучше быть друзьями. Мы засиделись в баре, пропуская рюмку за рюмкой, а уже у него дома решили, что друзья могут заниматься сексом, только без поцелуев, как в «Красотке». Наутро он лег поближе ко мне, а не с краю. А через несколько часов написал мне в эсэмэске, что провел со мной прекрасный вечер. Это было как чудо.

Через два дня мы пошли в кино. Я снова надела блейзер, а Хоакин купил мне гамбургер — кстати, именно он положил конец моему вегетарианству, за что я по гроб жизни буду ему благодарна, потому что кровь животных придает мне сил. По улице мы шли близко друг к другу, и я вдруг осознала, что Хоакин впервые публично свидетельствует свое право собственности на меня. У меня в спальне (родители уехали) мы смеялись, болтали и опять начали целоваться. Вот таким мог быть наш роман. Но таким он никогда не был. И я разозлилась.

Ободренная новым статусом женщины, делающей важную работу, и покупкой красивого блейзера, я приказала Хоакину валить ко всем чертям. Ну, точнее, написала по интернету. После лучшей ночи из всех, первой ночи, когда Хоакин дал мне быть самой собой, я написала ему, что он причинил мне боль, злоупотребил моей привязанностью, из-за него я чувствовала себя доступной женщиной. Что не такого обращения я жду и больше не хочу иметь с ним дела. Потом я сидела и ждала письма с извинениями. У меня разболелся живот, но ответа я не дождалась.

После того письма я спала у Хоакина еще только раз, облаченная в спортивный костюм.