Ноэл Кауард - Сенная лихорадка [другой перевод]

• Название: Сенная лихорадка [другой перевод]
• Автор: Ноэл Кауард
• Жанр: Драматургия
• Год: 1925

Сенной лихорадкой называют сезонную аллергическую реакцию, вызванную, как правило, пыльцой растений. Но английский драматург Ноэль Куард в своей пьесе описывал вовсе ни симптомы этой прозаичной болезни. У его лихорадки иная природа — творческая. У пьесы есть своеобразный подзаголовок — «Иллюзия о жизни и о театре в двух действиях». Главная героиня, Джудит Блисс — знаменитая актриса, которая уже оставила сцену. Что из этого получилось? Театр в домашних стенах и необратимое желание вернуться на подмостки!

---

Ноэль Коуард Сенная лихорадка

Hay Fever by Noël Peirce Coward (1925)

Действующие лица:

Джудит Блисс.

Дэвид Блисс.

Сорел Блисс.

Саймон Блисс.

Майра Эрандел.

Ричард Гретхэм.

Джеки Коритон.

Сэнди Тайрелл.

Клара.

Действие происходит в гостиной загородного дома Блиссов.

Действие первое

Гостиная в доме Дэвида Блисса, несомненный уют которой сочетается с ужасающим беспорядком.

Вдоль стен стоят, лежат, валяются рисунки Саймреаю На рояле, стульях, креслах — кипы нот. Деревянная лестница из гостиной ведет наверх, заканчиваясь небольшой площадкой, откуда проход к кабинету Дэвида, комнате Саймона и к спальням. Рядом с лестницей слева — проход в служебные помещения, по левой же стороне, но ближе к нам — дверь в библиотеку. Прямо, в глубине сцены — двустворчатые застекленные двери (так называемые «французские окна»), ведущие в сад. Справа — входная дверь.

Июнь, суббота, три часа дня.

Саймон в чудовищно грязной футболке и мятых штанах из серой фланели, стоя на коленях посреди комнаты, рисует на большом куске плотной бумаги. Сорел в несколько более опрятной одежде, растянувшись на диване, листает толстенную книгу в самодельном переплете.

Сорел. Нет, я не могу! Саймон, ты послушай! (Читает по книге.)

«Любовь есть Развратник, что в пьяном угаре
Тискает Юности нежные груди,
Мнет и царапает, жмет и кусает…
Боже, зачем так устроены люди!?» (Смеется.)

Саймон (отрываясь от работы). Да, видно, она уже совсем свихнулась.

Сорел. А главное, она мне свои чертовы стихи прислала в подарок. Теперь придется сказать про эту книгу что-нибудь приятное.

Саймон. Скажи, хороший переплет.

Сорел. А ведь она была вполне нормальная, пока не вышла замуж за своего мрачного коротышку.

Саймон. Она всегда была жуткой показушницей. Вечно корчила из себя тонкую художественную натуру. А сама как была, так и осталась заурядной толстокожей мещанкой.

Сорел. Похоже, ты сегодня не брился.

Саймон. Похоже, потому что не брился. Вот сейчас закончу и пробреюсь.

Сорел. А знаешь, мне иногда хотелось бы, чтобы мы сами были заурядными и толстокожими.

Саймон. Да ну? (Снова начинает рисовать.)

Сорел. Я бы хотела быть простой деревенской девчонкой, целый день бегать и прыгать на свежем воздухе…

Саймон. Хвала Господу, от чего он нас избавил.

Сорел. По крайней мере, у меня всегда было бы хорошее настроение.

Саймон. Только не в этом доме.

Сорел. А где мама?

Саймон. В саду. Репетирует.

Сорел. Репетирует?

Саймон. Да. Заучивает наизусть названия цветов.

Сорел. Зачем?

Саймон. Не знаю. (Глядя на рисунок.) Черт!.. Криво.

Сорел. Когда она начинает играть в сельскую аристократку, меня это настораживает.

Саймон. Меня тоже.

Сорел. А сегодня она играет в это весь день. Утром целый час стучала по барометру.

Саймон. Значит, готовится произвести на кого-то неотразимое впечатление.

Сорел (взяв сигарету со столика возле дивана). Интересно, на кого.

Саймон. Видимо, скоро появится очередной влюбленный страдалец.

Сорел. Только бы не сегодня. (Закуривает.) А ты думаешь, она на сегодня кого-то пригласила?

Саймон (Глянув на нее). Понятия не имею. Может, отец знает?

Сорел. Папа весь в работе.

Саймон. Ну, может быть, Кларе что-нибудь известно.

Сорел. Позови ее.

Саймон (кричит в служебную дверь). Клара! Клара!..

Сорел. Хоть бы сегодня у нее не было никаких гостей!

Саймон. Почему? Ты что, сама кого-то пригласила?

Саймон. Пригласила.

Саймон (сердито). Какого черта ты мне не сказала?

Сорел. Откуда я знала, что тебе это интересно?

Саймон. И кто же это?

Сорел. Ричард Гретхэм.

Саймон. Ну да? Вот здорово! Ричард Гретхэм! Даже не слышал о таком.

Сорел. Ну и нечего хвастать своим невежеством. Очень глупо.

Саймон (поднимает с пола рисунок и карандаши). Готово. (Сворачивает рисунок трубкой.)

Сорел. Ричард Гретхэм — его все знают.

Саймон (дружелюбно). Очень рад за всех.

Сорел. Он очень серьезный дипломат. Я с ним на танцах познакомилась.

Саймон. В нашем доме ему никакая дипломатия не поможет. (Кладет карандаш на рояль.)

Сорел. Ну, конечно, я его предупредила, чтоб на хорошие манеры он тут не рассчитывал, но все-таки я прошу, чтоб ты был с ним хоть немного полюбезнее.

Саймон (дружелюбно). Знаешь, у меня лично знакомых дипломатов пока нет, но я их заранее всех терпеть не могу: они все такие самодовольные, лощеные и вежливые — прямо тошнит.

Сорел. Немножко вежливости не повредило бы и большому художнику.

Саймон. А его документы при нем будут?

Сорел. Какие документы?

Саймон. Ну хоть какие-нибудь. Даже у дипломата должны быть документы. (Ставит рисунок на стул.

Сорел. Можешь поберечь свою иронию для своих карикатур.

Саймон. А ты бы могла приберечь свои амурные страсти для Лондона, а не обрушивать их здесь на головы беззащитных родственников.

Сорел. Я постараюсь, чтобы с тобой он общался как можно меньше.

Саймон. Да уж, миленькая, постарайся. (Подходит к роялю, берет сигарету, закуривает.)

Из служебной двери входит Клара. Это полненькая невысокая женщина, энергичная и весьма неряшливо одетая.

Клара, мама на сегодня никого не приглашала?

Клара. Не знаю, дорогой. Продуктов в доме мало. К тому же, у Эми разболелся зуб.

Сорел. У меня где-то было гвоздичное масло. Надо ей дать.

Клара. Она уже пробовала. Зуб не прошел, зато язык обожгла. Прыгала по кухне как ненормальная.

Сорел. Ты не забыла поставить цветы в японскую гостиную?

Саймон. Японская гостиная — это чисто женская комната. Она абсолютно не приспособлена для сюсика иностранных дел.

Сорел. Саймон, заткнись!

Клара. Не нервничай, дорогая, в гостиной полный порядок. Как в гримерной твоей матери в день премьеры.

Саймон. Тогда это безумный уют!

Клара. А ты уже ей сказала насчет своего ухажера?

Сорел (с досадой). Никакой он не ухажер.

Клара (поднимая с пола еще один рисунок Саймона). Ну, нет, так нет. (Ставит рисунок на стул.)

Саймон. Знаешь, Клара, по-моему, Сорел нас всех ужасно стыдится. И я ее не осуждаю, мы тут все страшно безалаберные.

Клара (Саймону). Дорогой, ты что, хочешь повесить это в ванной для гостей? Ты думаешь, это прилично — чтоб столько голых женщин кувыркалось на траве…

Саймон (сухо). Клара, обнаженное женское тело — прекрасно.

Клара. Значит, у меня что-то со зрением. Столько лет служила в театре костюмершей, а не заметила. (выходит через служебную дверь.)

Саймон. У Клары очень усталый вид. Нам бы следовало иметь больше прислуги и не взваливать все на нее.

Сорел. Будто ты не знаешь, что прислуга у нас не задерживается. Ты очень правильно сказал: мы все — безалаберные! И мне за эту нашу безалаберность ужасно стыдно.

Саймон. Тебе она что, мешает?

Сорел. Я думаю, она мешает другим.

Саймон. Мы не виноваты. Так уж нас воспитали.

Сорел. Но раз у нас хватает ума это понимать, то должно хватить ума, чтобы измениться.

Саймон. Вот уж не уверен, что хотел бы измениться.

Сорел. Мы же совершенно не умеем вести себя с людьми.

Саймон. С людьми, к которым хорошо относимся, умеем.

Сорел. Люди, к которым мы хорошо относимся, терпят это, потому что хорошо относятся к нам.

Саймон. А что значит — уметь себя вести в обществе? Улыбаться и болтать о погоде?

Сорел. Когда у нас гости, мы даже не пытаемся как-то их занимать, следить за ними.