Линн Флевелинг - Луна предателя

• Название: Луна предателя
• Автор: Линн Флевелинг
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-237-05354-8

И опять, опять приходит Время перемен — время страшных перемен. Воины земель Пленимара тянут хищные когти к плодородным землям вдоль Золотого пути Нет, кажется, конца войне, и нет, похоже, силы, способной победить Зло, черной тенью окутавшее мир, во лжи, предательстве и убийстве черпающее могущество. И, значит, вновь настала нужда в искусстве непобедимого воителя Серегила и его неразлучного друга, юного Алека, — в искусстве сражаться с Мраком, не победимым силою оружия, в искусстве нанести удар в самое сердце предвечного Зла…

---

Церемония — молчание старика, загадочные фигуры, рождаемые дымом и тающие прежде, чем Алек успевал их рассмотреть, дурманящий запах горящего в курильнице порошка — оказывала на Алека странное действие. Он чувствовал головокружение, иногда переходящее во внезапные приступы тошноты.

А руиауро продолжал свой танец, то появляясь перед Алеком, то исчезая в густеющем дыму, который, казалось, принимает позади него все более материальные формы.

Алек зачарованно следил за ногами танцора, не в силах отвести глаз от этих шелестящих по камню ступней: длинные пальцы, темная кожа, проступающие под словно движущейся татуировкой набухшие вены…

Дым заставлял глаза Алека слезиться все сильнее, но юноша обнаружил, что не в силах поднять руку и вытереть слезы. Он слышал, как руиауро кружит позади него, но каким-то образом ноги старика оставались на виду, заполняя все поле зрения.

«Это не его ноги!» — ошеломленно осознал юноша. Ноги были женские — маленькие и изящные, несмотря на грязь под ногтями и в трещинах загрубелых пяток. Эти ноги не танцевали — они убегали.

Потом Алек обнаружил, что смотрит на них, как на собственные ноги — мелькающие из-под коричневой грязной юбки, бегущие по тропе через еле видную в предрассветных сумерках схваченную морозом лужайку.

Вот нога споткнулась об острый камень. Брызнула кровь. Но бег не замедлился.

Бегство продолжалось.

Все происходило в полном безмолвии, Алек физически ничего не ощущал, но он осознавал отчаяние, движущее женщиной, так же отчетливо, как если бы испытывал его сам.

Мгновенно, как во сне, лужайка сменилась лесом; один ландшафт быстро перетекал в другой. Алек чувствовал жжение в легких женщины, приступы боли в животе, откуда все еще сочилась темная кровь, легкую тяжесть свертка, завернутого в длинное полотнище сенгаи, который женщина прижимала к себе.

Ребенок.

Лицо младенца все еще покрывала кровь роженицы, но синие глаза были открыты.

Такие же глаза, как у него.

Постепенно его взгляд перемещался выше; теперь он смотрел как бы глазами женщины на одинокую фигуру вдалеке, четко обрисованную первыми лучами рассвета; мужчина стоял на большом валуне.

Отчаяние женщины сменилось надеждой, Амаса!

Алек узнал отца сначала по манере носить на плече лук. Потом ветер откинул спутанные светлые волосы, и юноша увидел квадратное некрасивое бородатое лицо, в котором он так часто и безуспешно пытался увидеть свои собственные черты. Амаса был молод, ненамного старше, чем сам Алек теперь; он с беспокойством всматривался в лес за спиной женщины.

Лицо отца все росло, пока не заполнило все поле зрения Алека. Потом последовал резкий рывок, и теперь уже он смотрел сверху в лицо юной женщины

— с такими же, как у него самого, синими глазами, пухлыми губами, тонкими чертами. Лицо было обрамлено растрепанными темными волосами, коротко обрезанными жестоким ножом.

Ирейя!

Алек не знал, произнес ли это имя его голос или голос отца, но в отчаянном возгласе он уловил страдание. Такой же беспомощный, как был тогда его отец, Алек с ужасом смотрел, как женщина сунула младенца в руки мужчины и кинулась обратно — туда, откуда прибежала, навстречу преследующим ее всадникам.

И снова Алек видел маленькие покрытые синяками ноги, быстро бегущие навстречу смерти. Женщина широко раскинула руки, словно хотела собрать в охапку все стрелы, посланные ей в сердце… братьями.

Сила первого удара опрокинула Алека на спину. Горячая боль не давала дышать, однако она исчезла так же быстро, как и пришла, — юноша чувствовал, как жизнь покидает его, словно дымком поднимаясь над раной. Он, казалось, взлетел в чистом утреннем воздухе и мог теперь смотреть сверху на всадников, окруживших неподвижное тело. Лиц их он разглядеть не мог, не мог узнать, удовлетворение или ужас от содеянного написаны на них. Он знал только, что никто не обратил внимания на убегающего со своей крошечной ношей мужчину.

— Открой глаза, сын Ирейн-а-Шаар.

Видение исчезло.

Открыв глаза, Алек обнаружил, что лежит на полу, широко раскинув руки. Рядом с ним скорчился Элизарит; глаза старика были полузакрыты, губы раздвинуты в странной гримасе.

— Моя мать? — спросил Алек. Губы его запеклись, он чувствовал себя слишком слабым, чтобы сесть. Затылок болел. Впрочем, болело и все тело.

— Да, маленький братец, и твой отец-тирфэйе, — тихо ответил Элизарит, касаясь виска юноши кончиками пальцев.

— Мой отец… У него не было других имен?

— Которые были бы ему известны — нет.

Дым снова сгустился вокруг Алека, принеся с собой новую волну дурноты. Потолок над головой растворился в игре разноцветных всполохов.

«Хватит!» — взмолился юноша, но язык ему не повиновался:

он не мог произнести ни звука.

— В тебе живут воспоминания твоих родителей, — сказал Алеку руиауро откуда-то из колышущегося тумана. — Я заберу их у тебя, но ты кое-что получишь взамен.

Неожиданно Алек оказался на каменистом крутом горном склоне, освещенном кажущейся огромной луной. Голые пики уходили во все стороны, насколько хватал взгляд. Далеко внизу по извилистой тропе тянулась освещенная факелами процессия — сотни, а то и тысячи людей. Цепь крошечных мигающих огней тянулась в ночи, как ожерелье из янтарных бусин на смятом черном бархате.

— Спрашивай, о чем хочешь, — пророкотал сзади низкий нечеловеческий голос. Звук был такой, словно это скрежетали потревоженные лавиной скалы.

Алек крутанулся назад, нащупывая на боку рапиру, — ее там не оказалось. В нескольких ярдах от того места, где он стоял, во тьму уходил отвесный утес с единственным отверстием у подножия — дырой не больше дверцы в собачьей конуре.

— Спрашивай, о чем хочешь, — снова раздался голос, и от него содрогнулась земля и посыпались камешки.

Опустившись на четвереньки, Алек заглянул в дыру, но не увидел ничего, кроме непроницаемой темноты.

— Кто ты? — попытался он спросить, но слова, вырвавшиеся из его рта, были иными: — Кто я?

— Ты — скиталец, дом которого — в его сердце, — ответил невидимый собеседник; Алеку показалось, что вопрос тому понравился. — Ты — птица, вьющая гнездо на волнах. Ты станешь отцом ребенку, которого не родит ни одна женщина.

Алек ощутил смертный холод.

— Это проклятие?

— Это благословение.

Неожиданно юноша ощутил вес чего-то теплого на спине. Кто-то накинул на него длинный меховой плащ, нагретый у огня. Плащ был так тяжел, что Алек не смог оглянуться на человека, укутавшего его, но руки он разглядел: тонкие сильные пальцы ауренфэйе. Серегил.

— Дитя земли и света, — продолжал голос. — Брат теням, глядящий во тьму, друг волшебнику.

— Из какого я клана? — шепнул Алек из-под теплого плаща.

— Акавишел, маленький яшел, и из никакого. Сова и дракон. Всегда и никогда. Что ты держишь?

Алек взглянул на свои руки, прижатые к скале, чтобы удержаться на ногах под весом плаща. Между пальцами левой руки он увидел свой акхендийский браслет с почерневшим амулетом. Правая рука сжимала запятнанную кровью полосу ткани — сенгаи; какого он цвета, Алеку разглядеть не удалось.

Он больше не мог выдерживать веса плаща. Алек упал вперед и запутался в густом мехе.

— Какое имя дала мне мать? — простонал он в тот момент, когда луна скрылась за облаком.

Ответа не последовало.

Обессиленный, лишенный возможности пошевелиться, с болью во всех мышцах, Алек опустил голову на руки и заплакал по женщине, которая умерла девятнадцать лет назад, и по молчаливому, всегда печальному мужчине, беспомощно смотревшему, как умирает его единственная любовь.

Серегил глубоко вдыхал дым трав, горящих в жаровне, надеясь, что дурман притупит его страх. В этом помещении не было символов медитации — ни Царицы Плодородия, ни Облачного Ока, ни Лунного Лука. Может быть, руиауро слишком близки к Светоносному, чтобы нуждаться в. подобных вещах.

— Аура Элустри, пошли мне свет, — пробормотал Серегил, скрестив руки и закрыв глаза. Он попытался достичь внутренней тишины, необходимой для того, чтобы освободить мысли, но ничего не получилось.

«Я давно не практиковался», — подумал Серегил. Да и часто ли бывал он в храме за все годы жизни в Скале? Меньше дюжины раз, и всегда в силу неотложной надобности.

Ровное дыхание сновидцев в комнате раздражало, казалось издевкой над его беспокойством. Когда за ним пришли, чтобы отвести по лестнице вниз, в пещеру, Серегил даже испытал своего рода облегчение.

О да, он помнил это место, грубый камень стен, жаркую тьму, запах металла в воздухе, от которого скрутившее его внутренности отвращение стало почти непереносимым.

Из главной пещеры вели три прохода, уходившие куда-то вниз в темноту. Провожатый Серегила движением руки создал светящийся шар и свернул в правый коридор.