Александр Амфитеатров - Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

• Название: Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков
• Автор: Александр Амфитеатров
• Издательство: Издательская Группа «Азбука-классика»
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-0677-2

В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков». Опыт был небезуспешный. Его книгой как справочником при работе над «Мастером и Маргаритой» пользовался великий Булгаков, создавая образы Воланда и его свиты. Рождение, смерть и потомство дьявола, бесовские наваждения, искушения, козни, адские муки, инкубы и суккубы, ведьмы, одержимые, увлечение магией и его последствия, борьба Церкви с чертом и пр. — все это можно найти на страницах публикуемой нами «энциклопедии» в области демонологии.

---

И тут опять Церковь помогла внедрению мифа в народ, направив свою запугивающую политику к тому, чтобы то, чего люди не хотели сделать из любви к Богу или по духу послушания, они делали бы хоть из страха к дьяволу. Католицизм обратил Сатану в своеобразную систему народного воспитания «от обратного»: если не с нами, то, значит, с Сатаною, а что такое Сатана — вот, любуйся. Сатану пишут и ваяют во всевозможных ужасных видах. Пугалом Сатаны стращает каждая фраза в устах проповедника, каждое увещание в устах духовника. Сатана стал героем бесчисленных дидактических легенд и притч, отвечающих решительно на каждый случай, на каждую мысль житейского обихода. Даже в общей политике Средних веков дьявол играл очень важную роль. Что же касается политики чисто церковной, то в ее-то области, конечно, он сослужил гораздо большую службу, чем инквизиция и костры, которыми его впоследствии изгоняли. Уже в 811 г. Карл Великий в одном из своих капитулариев обвинил священнослужителей, что они злонамеренно запугивают прихожан дьяволом и адом с целью выжимать этим обманом деньги и захватывать имущества суеверных простаков.

Насколько велик был страх пред Сатаною, настолько же велика была и ненависть к нему как к источнику всякого зла и противнику всякого блага. Чем более был любим Христос, тем более должен был ненавистен быть его заклятый враг. Но и в этом случае страх и ненависть породили свои обычные результаты, доводя суждение о Сатане и образы его до таких крайностей отвратительного, что чувство меры воспротивилось им даже в народных недрах, создавших известную насмешливую пословицу: «Не так страшен черт, как его малюют».

Глава вторая ФИЗИОЛОГИЯ ДЬЯВОЛА

Только с величайшим трудом удается человеку, если вообще удается, составить себе понятие о какой-либо бесплотной субстанции, существенно противоположной тем, которые доступны нашему чувственному восприятию. Обыкновенно бесплотность понимается как наименьшая плотность: такое разрежение вещества, что последнее становится подобным воздуху или огню либо даже и их тоньше. В первом представлении, разделяемом едва ли не всеми народами земли, душа есть дыхание или легкий пар, который может быть видим под внешностью тени. Боги всех мифологий — более или менее, но всегда — телесны. Греческие боги питаются амброзией и нектаром, имеют тело, физиологически чувствительное как к удовольствию, так и к страданию. Когда они вмешиваются в битвы смертных, то не только сами наносят, но также и получают болезненные, заставляющие их плакать и выть ушибы и раны. Общеизвестны эпизоды «Илиады», как Диомед, сын Тидея, ранил в битве сперва Афродиту, спасавшую своего сына Энея, а потом самого Ареса, бога войны:

Тот же Киприду преследовал медью жестокой,
Знав, что она не от мощных богинь, не от оных бессмертных,
Кои присутствуют в бранях и битвы мужей устрояют,
Так, как Афина или как громящая грады Энио,
И едва лишь догнал, сквозь густые толпы пролетая,
Прямо уставив копье, Диомед, воеватель бесстрашный,
Острую медь устремил и у кисти ранил ей руку
Нежную: быстро копье сквозь покров благовонный, богине
Тканный самими Харитами, кожу пронзило на длани
Возле перстов; заструилась бессмертная кровь Афродиты,
Влага, какая струится у жителей неба счастливых:
Ибо ни брашн не едят, ни от гроздий вина не вкушают;
Тем и бескровны они, и бессмертными их нарицают.
<…>
И тогда на Арея напал Диомед нестрашимый
С медным копьем; и, усилив его, устремила Паллада
В нижнее чрево, где бог опоясывал медную повязь;
Там Диомед поразил и, бессмертную плоть растерзавши,
Вырвал обратно копье; и взревел Арей меднобронный
Страшно, как будто бы девять иль десять воскликнули тысяч
Сильных мужей на войне, зачинающих ярую битву.
Дрогнули все, и дружины Троян, и дружины Ахеян
С ужаса: так заревел Арей, ненасытный войною.
Сколько черна и угрюма от облаков кажется мрачность,
Если неистово дышащий, знойный воздвигнется ветер, —
Взору Тидида таков показался, кровью покрытый,
Медный Арей, с облаками идущий к пространному небу.
Быстро бессмертный вознесся к жилищу бессмертных, Олимпу.
Там близ Кронида владыки возвел он, печальный и мрачный,
И, бессмертную кровь показуя, струимую раной,
Тяжко стенающий, к Зевсу вещал он крылатые речи…{33}

Естественным результатом этих взглядов явилась пневматическая доктрина, приписывающая обладание некоторым телом как ангелам, так и демонам. При этом некоторые добавляют, что тело демонов плотнее и тяжелее ангельского, став таким после падения с небес, в силу приспособления к земной атмосфере. Зато, сравнительно с телом человеческим, тело демона едва плотно. Однако демон достаточно материален, чтобы иметь вес и тяжестью своей выдавливать следы на сыпучих веществах. Довольно распространен обычай сыпать золу на пол, чтобы видеть следы демонов (Тейлор). Способ древний, известный еще из легенды о Бэле и Драконе,{34} где следы ног на золе, которою был посыпан пол, выдают плута-жреца, приходившего через потаенную дверь поедать яства, которые ставили пред изображением Бэла. В половине XIX века в одном из английских городов распространился рассказ о бесе, прогуливавшемся по стенам домов и потолкам и оставлявшем на снегу отпечатки своих дьявольских, вывернутых назад ног (Тейлор).

Никто не зрел, как с нею мчал он [Сатана],
Лишь страшный след нашли на прахе…
(Соути — Жуковский){35}

Во втором веке Татиан{36} считает плотность демонов равною воздуху (также Исидор Севильский[6] {37} в VII веке) или огню, а св. Василий Великий{38} считает их еще тоньше и легче. Наоборот, Данте наградил Люцифера, мерзнувшего во льдах Коцита, телом настолько крепким и грубым, что поэт и вожатый его Вергилий взбираются по нему, как по скале.

Наличность тела обусловливает наличность физиологических потребностей и отправлений. Будучи телесными, демоны должны питаться. Ориген, Тертуллиан, Афинагор,{39} Минуций Феликс,{40} Фирмик Матерн,{41} св. Иоанн Златоуст{42} утверждают, что любимая пища демонов — пар и дым приносимых язычниками жертв. Некоторые раввины добавляют к этому кровь, на которую дьявол бросается всюду, где только может ее достать. А немецкая пословица уверяет, что голодный черт и мух жрет. Чувство вкуса дьяволу, по-видимому, чуждо. В русских и немецких сказках его вечно надувают, подсовывая ему вместо ореха пулю, вместо сыра — камень, и глупый черт всю эту дрянь добросовестно жует, только удивляется, что люди находят в ней хорошего. Индусские демоны Буты представляются народному воображению какими-то кишечными паразитами, живущими за счет человеческого тела. Получив возможность войти в человека, Бута помещается в нижней части брюха и питается там всеми нечистыми выделениями. В продолжение своего пребывания там он, расстраивая у человека пищеварение и обращение соков, является причиной всяких припадков, параличей, временных умопомешательств, взрывов бешенства, судорог и ревматических болей. Все это вполне согласуется с поверьями, относящимися к одержимости, весьма распространенными у евреев и древних христиан. Первые, например, были уверены, что нечистые духи, вследствие своего малого объема, вдыхаются вместе с воздухом и, незаметно пробравшись в тело и действуя на внутренности, причиняют вред здоровью и заставляют свою жертву выполнять их злые желания. Главным местонахождением их в теле считались наиболее жирные его части; сверх того, раввины полагали, что на земле в каждом отхожем месте обязательно живет какой-нибудь злой дух (Walhouse). Христианские поверья Средних веков подтвердили это поверье легендами, в которых иные подвижники подвергались атакам беса именно в этих неприятных помещениях.

— Теперь ты мой, потому что совершаешь смертный грех! — сказал один такой дьявол священнику, который читал требник во время отправления естественной надобности.

Но находчивый патер отвечал:

— Молитва моя возносится ввысь и, следовательно, принадлежит Богу. Ну а то, что падает вниз, — пожалуй, так и быть, можешь взять себе.

Как бы особенною разновидностью дьявола, среднею между демоном и «злым мертвецом», надо указать чертей-людоедов и трупоедов. Это страшные гулы индусских и арабских сказок. Перелетев с Востока, они под разными именами расселились по Европе и хорошо знакомы романско-германскому и славянскому фольклору. Но в европейских поверьях «людоед», «великан», «огр» обыкновенно только демоническое существо, вассал дьявола, а не сам дьявол. Не дьяволы и «вампиры», оживленные демоническою властью мертвецы, питающиеся кровью живых. Но, например, еще настоящий, чистокровный, так сказать, гул является в русской сказке о дьяволе на вечернице (№ 206 у Афанасьева).{43} Бес является в виде бравого парня на вечерницу и ухаживает за красавицей Марусей. Желая узнать, кто этот неведомый обожатель и где он живет, Маруся запаслась клубком ниток и, когда стала прощаться с гостем, тихонько «накинула петельку на пуговицу, пошел он своею дорогою, а она стоит да клубок распускает; весь распустила и побежала узнавать, где живет ее названный жених. Сначала нитка по дороге шла, после потянулась через заборы, через канавы и вывела Марусю прямо к церкви, к главным дверям. Маруся попробовала — двери заперты; пошла кругом церкви, отыскала лестницу, подставила к окну и полезла посмотреть, что там делается. Влезла, глянула — а названный жених стоит у гроба да упокойника ест; в церкви тогда ночевало мертвое тело». Дьявол догадался, что Маруся его выследила, и стал требовать, чтобы она в том призналась. Маруся отрекается, а дьявол за это последовательно убивает ее отца, мать, и, наконец, ее самое… Но смерть Маруси только очарованный сон. Душа ее живет в прекрасном цветке, растущем на ее могиле. Один боярский сын пленился цветком, вырыл его с корнем и посадил в горшок: «Пусть у нас цветет!» Однажды боярский сын застал, как Маруся от цветка превращается в прекрасную девушку, — и они поженились и прижили сына. Вот однажды «они и поехали в церковь; муж входит — ничего не видит, а она глянула — сидит на окне нечистый: „А, так ты вот она! Вспомни-ка старое: была ты ночью у церкви?“ — „Нет!“ — „А видела, что я там делал?“ — „Нет!“ — „Ну, завтра у тебя и муж, и сын помрут!“ Маруся прямо из церкви бросилась к старой бабушке. Та ей дала в одном пузырьке святой воды, а в другом — живущей и сказала, как и что делать. На другой день померли у Маруси и муж, и сын; а нечистый прилетел и спрашивает: „Скажи, была у церкви?“ — „Была“. — „А видела, что я делал?“ — „Мертвого жрал!“ Сказала, да плеснет на него святой водою — он так прахом и рассыпался».