Александр Амфитеатров - Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

• Название: Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков
• Автор: Александр Амфитеатров
• Издательство: Издательская Группа «Азбука-классика»
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-0677-2

В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков». Опыт был небезуспешный. Его книгой как справочником при работе над «Мастером и Маргаритой» пользовался великий Булгаков, создавая образы Воланда и его свиты. Рождение, смерть и потомство дьявола, бесовские наваждения, искушения, козни, адские муки, инкубы и суккубы, ведьмы, одержимые, увлечение магией и его последствия, борьба Церкви с чертом и пр. — все это можно найти на страницах публикуемой нами «энциклопедии» в области демонологии.

---

В старообрядчестве русском и в близком к его преданиям простонародье «от вещи во тьме преходящей, от срящего и беса полуденного» до сих пор заговаривают стихом из псалма «Живый в помощи Вышнего»: «яко ангелом своим започесть о тебе сохранится во всех путех твоих…»

Местом для заклинаний выбирались перекрестки прохожих и проезжих путей, глубины мрачных чащ, пустынные степи, старинные развалины. Заклинатель замыкался в круг, трижды очерченный по земле острием шпаги, и должен был очень внимательно следить за тем, чтобы не высунуться за эту границу хотя бы малейшею частицею своего тела, как бы ни смущал и ни выманивал его дьявол. Тут дело шло о жизни и смерти. Цезарий из Гейстербаха рассказывает, что одного священника, поддавшегося искушению выйти из круга, черт искалечил так, что бедняга три дня спустя умер. По его же рассказу, один толедский студент вдруг увидел на границе круга красивую танцовщицу, предлагавшую ему золотое кольцо; сдуру он протянул палец, за который дьявол тотчас его ухватил и потащил в ад. Там бы и пропасть студенту, если бы не отстоял его усердными мольбами заслуженный колдун, который руководил им в обряде.[19]

Формулы вызывательных заклинаний были многочисленны и странны, иные очень длинные, другие короче, разной действительности, и не каждая для каждого беса годилась. Если дьяволу не хотелось являться или он был не в духе, то малейшей неточности в формуле достаточно было, чтобы вызывание оказалось недействительным. Обыкновенно черт не ленив на появления к вызывающим его, за формальностями не гонится, а иногда — чтобы войти в сношение с лицом, которое его интересует, — является и когда его вовсе не звали, привязавшись просто к присловью, к «черному слову», как говорят в русском народе. Папа Григорий Великий рассказывает об одном священнике, как он сказал своему слуге: «Иди, дьявол, сними с меня сапоги!» — и тотчас же перед ним появился самолично дьявол, о котором он в ту минуту и не думал. Но иногда на дьявола находят лень и упрямство. Тогда надо усиливать и учащать заклинания, которые в конце концов должны привлечь его, если только в формулах нет недостатков. К сожалению, люди в большом волнении мало способны к точности. Может быть, именно это причина тому, что ленивые черти не являются на зов как раз тех, кому они особенно спешно нужны. Так, напрасно в 1405 году вызывал дьявола последний падуанский герцог из каррарской династии, когда Падую осаждали венецианцы, а внутри стен, быстро пожирая солдат немногочисленного гарнизона, свирепствовала чума.

Появление дьявола может сопровождаться разными чудесами и метаморфозами. Один немецкий рыцарь, историю которого рассказывает Цезарий, стоя в кругу вместе с другом своим колдуном, сначала увидел бушующее вокруг наводнение, потом заревела буря и захрюкали кабаны, и наконец, после других еще чудес, явился дьявол — ростом выше леса стоячего и столь ужасного вида, что рыцарь как побледнел от страха, так и остался таким на всю жизнь.

В заклинательных формулах было много слов, странных по звукам и непостоянных по смыслу, и чем страннее и непонятнее они были, тем больше силы им приписывалось. Древний эллинский мир передал в Средневековье свои амулетные формулы: абракадабра, абрахас. В первобытной мысли слово неотделимо от вещи, сливается с нею в одно. В сознании слово мгновенно вызывает идею вещи, а отсюда вера в таинственную связь между ними и как бы творческую силу слова: «Звук есть Брама»; «Бог сказал: Да будет свет! — и бысть свет»; «В начале бе Слово». Суеверие, запрещающее называть некоторые вещи своими именами, потому что имена влекут за собою самое существо вещи, распространено между всеми народами земли. Перемена имени знаменовала перемену человека: до сих пор меняются имена иноверцев, принимающих христианство, и христиан, отрекающихся от мира для иноческого сана. Слово ясное и понятное влечет за собою представление о реальности ясной и понятной; слово темное, таинственное, сумасбродное связывается в воображении с представлением таким же темным, смутным, таинственным. Таких бредовых нечеловеческих имен и слов много в русской чернокнижной словесности — между прочим, у Сахарова{353} в «Сказаниях русского народа». К сожалению, нельзя доверяться их подлинности, так как Сахаров много сочинял «для интересности». Гр. Алексей К. Толстой искусно воспользовался этим странным словарем для знаменитой фигуры колдуна в «Князе Серебряном». Впрочем, еще гораздо раньше искусно использовал подобные заклинания, только для комических целей, Аблесимов{354} в «Мельнике — колдуне, обманщике и свате».

Магическая сила приписывалась, кроме слов, также цифрам, буквам, фигурам. Все это — наследия глубочайшей древности. Из слов, цифр, букв и фигур составлялась магическая «Книга повеления», которая давала обладателю своему способность заклинать дьяволов, повелевать ими и творить, при их посредстве, всевозможные чудеса. Обладание такими волшебными книгами приписывается решительно всем прославленным легендами чародеям: Фаусту, Герберту, который стянул драгоценную книгу у своего учителя, и другим. Близ Нурсии был Сибиллин грот и озеро, заселенное злыми духами, к которым то и дело ходили чародеи, чтобы испробовать силу своих волшебных книг. В рыцарских поэмах творит чудеса магическая книга волшебника Маладжиджи. В помощь волшебной книге чародей обыкновенно обладает еще магическим жезлом.

Взять в плен демона и повелевать им возможным почиталось при посредстве некоторых драгоценных камней и трав, описания которых находятся в средневековых лапидариях и гербариях. Арабские и еврейские предания о Соломоне, великом поработителе демонов, докатились в средневековую Европу сказаниями о демонах, замкнутых волшебниками в кольце или склянке. Так, о знаменитом медике и астрологе Петре из Абано{355} (Pietro d’Abano), умершем в 1316 году в тюрьме инквизиции, рассказывают, будто он держал запертыми в пузырьке целых семь штук дьяволов да еще обладал кошельком с неразменными деньгами, которые возвращались к нему, сколько бы он их ни тратил. Парацельс{356} (ум. 1541) заключил покорных ему дьяволов в рукоятке своей шпаги. Кроме того, с помощью магии и астрологии можно было сооружать механические снаряды, которые до известной степени даже упраздняли необходимость для мага в содействии демонов: например, искусственные головы, весьма мудро отвечавшие на заданные вопросы. Одну такую голову сделал Герберт,{357} другую — Альберт Великий,{358} третью — Рожер Бэкон;{359} имели эту хитрую механику и многие другие.

Волшебники и ведьмы были неравного достоинства и могущества; они имели свою иерархию, или табель о рангах, с соответственным наделением силою. Но даже самая жалкая ведьма, самый захудалый колдунишко на лестнице этой могли творить с помощью своего бесовского искусства удивительные деяния, побеждающие всякую человеческую власть и предусмотрительность. Компетенция колдовского могущества неописуема и неисчислима. При помощи особых напитков или влияния послушных демонов волшебник властен вынудить любовь или обратить ее в ненависть, отнять любовницу у любовника либо заставить ее летать в его объятиях в ночное время по воздуху. Он мстил своим врагам и врагам своих клиентов, накликая на их домы пожары, а на их поля — град и бурю, на их корабли в дальних морях — крушения, на их головы — болезнь и смерть. Чтобы причинить последнюю, ему достаточно было пронзить булавкою или кинжалом восковое подобие ненавистного человека, а иные убивали просто проклятием либо даже только одним взглядом (отсюда — «дурной глаз», jettatura). Для волшебника не существовало ни дальних расстояний, ни трудных и опасных путей. На хребте дьявола он летал сам и носил других с одного края света на другой, тратя немного часов на путешествия, для которых обыкновенным смертным нужны были месяцы и годы. Он фабриковал амулеты и талисманы на спрос всевозможного употребления, заколдовывал оружие, чтобы не боялось оно ни железа, ни огня, в одну ночь воздвигал роскошные дворцы, неприступные замки, целые города, обнесенные крепкими стенами. По одному слову его помрачался день, начинала свирепствовать лютая буря, разверзались хляби небесные, и одного же слова было ему довольно, чтобы стихии угомонились и день засиял бы краше прежнего. Стоило ему шевельнуть пальцем, чтобы целые армии цепенели от страха, либо он вызывал на них другие армии, составленные из демонов, вынырнувших из ада. В присутствии мага природа меняла все свои законы и все свое существо. Он превращал одно вещество в другое, делал из грязи золото, а золото разлагал в грязь, обращал мужчин в женщин, а женщин — в мужчин и вообще людей — в животных. Ему ведомы были самые сокровенные вещи: чтобы узнать тайну в настоящем или безошибочно предсказать будущее, ему достаточно было взглянуть в стакан с водою. И наконец, самое приятное чудо: он возвращал и себе и другим утраченную юность («Фауст»).