Александр Амфитеатров - Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

• Название: Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков
• Автор: Александр Амфитеатров
• Издательство: Издательская Группа «Азбука-классика»
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-0677-2

В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков». Опыт был небезуспешный. Его книгой как справочником при работе над «Мастером и Маргаритой» пользовался великий Булгаков, создавая образы Воланда и его свиты. Рождение, смерть и потомство дьявола, бесовские наваждения, искушения, козни, адские муки, инкубы и суккубы, ведьмы, одержимые, увлечение магией и его последствия, борьба Церкви с чертом и пр. — все это можно найти на страницах публикуемой нами «энциклопедии» в области демонологии.

---

Там, где однажды работал дьявол, человеческие средства бессильны и неприложимы. Если он оставил недоконченным здание, которое начал строить, — достроить уже нельзя. Равным образом вред, нанесенный дьяволом какому-либо зданию, уже никогда не поддавался исправлению, перестройке либо починке.

Виктор Гюго, поэт латински рассудительный и без чутья к фантастическому, описал в одной из своих поэм, «Légende des siècles»,{133} страшный труд и натугу, с которыми дьявол, поспорив с Богом о том, кто создаст более красивое существо, выковал в своей кузнице… саранчу, тогда как Бог одним взглядом своим обратил паука в солнце.[11] Поэма Гюго громословна и холодна, но Артуро Граф напрасно упрекает Гюго, что, изображая Сатану бездарным тружеником, работающим в поте лица своего, поэт погрешил против, если можно так выразиться, «мифологической истины». Гений, ловкость и сила дьявола необыкновенны только по сравнению с человеческими, божественный контраст обращает их в ничто. Тема Гюго — старинная тема народных преданий, между прочим, и славянских, и отношение их к труду двух сил, «подъемлющих спор за человека», всегда то же самое, что у Гюго. В «Песнях о творении» Генриха Гейне Сатана смотрит на создания Божии и смеется:

«Эге! Господь копирует самого себя. Сотворил быков, а потом, по их образу и подобию, фабрикует телят!»

Господь отвечает:

«Да, я, Господь, копирую самого себя. После солнца я творю звезды, после быков я творю телят, после львов со страшными лапами я творю маленьких милых кошечек, — ну, а ты, ты ничего сотворить не можешь».

При всем своем непомерном могуществе дьявол не только может быть обуздан в своей дерзости, но и укрощен, приручен и даже порабощен. Притом в самой природе есть условия и средства, в которых человек находит силу и защиту против дьявола, а дьявол слабеет и становится безопасен. Главнейшее из них — дневной свет. Все подвиги своего могущества дьявол обыкновенно совершает ночью. Днем, за исключением часа полуденного, он если и действует иногда, то далеко не с такою силою и дерзостью, как в ночи. Утренний же час для него совершенно несносен. Христианский фольклор не знает примера, когда бы князь тьмы не бежал от первых лучей зари, от крика петуха, возвещающего утро, от благовеста к заутрени.

Запел петух… и смолкнувши бегут
Враги, не совершив ловитвы.{134}
(Жуковский)

В этот час дьявольские силы настолько слабеют, что иногда, если почему-либо не успели убраться вовремя в свои адские бездны, они от этого даже погибают. Гоголь со всею художественною яркостью рассказал такой случай в своем насквозь народном «Вие».

«Раздался петуший крик. Это был уже второй крик: первый прослушали гномы. И пуганные духи бросились, кто как попало, в окна и двери, чтобы поскорее вылететь; но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши в дверях и окнах.

Вошедший священник остановился при виде такого посрамления Божьей святыни и не посмел служить панихиду в таком месте. Так навеки и осталась церковь, с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником, и никто не найдет теперь к ней дороги…»

Силач и насильник, Сатана тем не менее не только не чужд понятия о праве, но даже иногда является большим охотником становиться на почву юридических норм, в особенности договорных. Когда христианство коснулось Рима, не мог же такой юридический народ оставить без анализа права дьявола на человека. Во втором веке Ириней Лионский{135} рассмотрел это право и доказал, что хотя оно не существует более, но существовало. Первородный грех законно предал людей в руки Сатаны. Чтобы законно выкупить человечество, не прибегая к насилию, Христос дал пролить свою кровь. Сатана, добившись безвинной смерти праведника, потерял ранее принадлежавшее ему право. Эта теория была встречена очень благосклонно и долго повторялась в духовной литературе, внушавшей, таким образом, своим неофитам, с истинно римскою юридическою настойчивостью, весьма понятную для них метафору, что они как бы вольноотпущенники Сатаны, выкупленные из его рабства Христом за великую цену. Сатана, конечно, ничего не имеет против признания законности его права в прошлом, но это не вознаграждает его за потерю того же права в настоящем и будущем. И, не признавая своего права уничтоженным, он, проиграв свой мировой процесс пред судом Высшей Справедливости, не удовлетворяется и апеллирует к бунту и мятежу, то есть требует удачи в «праве сильного». В этих опытах проходит вся его жизнь и деятельность. Ради них он устроил свое государство, свою армию, так точно копируя институты и устройство божественные, что заслужил от церковных писателей презрительное прозвище «обезьяны Бога». Церкви Христа он противопоставил свою собственную антицерковь и имел в ней своих служителей, свой культ и, по свидетельству уже Тертуллиана, свои таинства.

Глава четвертая ДЬЯВОЛ-ИСКУСИТЕЛЬ

Не надеясь более завоевать утраченное положение на небе, Сатана заботится об одном: остаться владыкою человечества и истребить из него следы Искупления, обратив землю во второй ад, а ее историю — в летопись скорби, греха и преступления. Лишенный общей, «оптовой», власти над человечеством, он обратился в мародера. Будучи не в силах опрокинуть Церковь, он ее расшатывает, выдергивая камни из ее стен, и иногда весьма фундаментальные. Пусть бодрствует добрый пастырь и не спят псы его, Сатана, ходя вокруг стада голодным волком или рыкающим львом, как сравнил его апостол, таскает овец с такою ловкостью, что из десяти едва уцелеет одна.

Сатана не может захватить душу, если раньше не испачкает ее и не развратит грехом, — но человеческая природа, хотя и искупленная, склонна и стремится к греху. Сатана не властен насиловать свободную волю, но в состоянии расставить ей сети к непременному падению. Он великий, неутомимый искуситель. Начав с Евы, он не остановился даже пред Христом. И массы, и отдельные люди становятся жертвою этого главнейшего искусства, и чем лучше и святее человек, тем лютее и хитрее нападает на него дьявол-искуситель. «Не открывайте путей дьяволу, — вещает апостол Павел. — Сопротивляйтесь дьяволу, и он убежит от вас!»{136} Но прежде чем обратить дьявола в бегство, каких же мук и испытаний успевал натерпеться от него победитель! Нечего говорить уже о людях, живших в миру: свет, светские люди, светские интересы, светскость — природное царство Сатаны, и кто в нем живет, в Сатане живет, и не войти с ним в соприкосновение для того столько же трудно, как окунуться в море и не намокнуть. Но и уходя из мира, бежа из городов в пустыни и дебри либо отделяясь от мира монастырскими стенами, благочестивые спасатели душ встречали Сатану и там, да еще и более лукавым и жестоким. В свете он одолевал искушением по мелочам — вкрадчивым, постоянным, ежеминутно житейским. В пустыне искушение наплывало бурным натиском, подобно горячечному пароксизму. В свете оно было более внешним, в пустыне или затворе оно делало своим орудием самого человека — живую энергию организма, требующего нормального отправления физиологических потребностей и, при отказе, тоскующего, томящегося, тянущего на грех.

«Св. Антоний говорит: „Кто живет в пустыне и в безмолвии, тот свободен от трех искушений: от искушения слуха, языка и взора; одно только у него искушение — в сердце“» (Тарновский).{137}

Сатана зорко следил за каждым, хотя бы малейшим поводом к грехопадению и быстро им пользовался. Если Бог приставил к каждому человеку ангела-хранителя, то Сатана точно так же приставил демона-искусителя. Ангел — справа, дьявол — слева.

«Василий Борисыч плюнул даже с досады. Да, забывшись, плюнул-то на грех не в ту сторону. Взъелась на него Виринея.

„Что плюешься?.. Что?.. Окаянный ты этакой! — закричала она на всю келарню, изо всей силы стуча по столу скалкой… — Куда плюнул-то?.. В кого попал?.. Креста, что ль, на тебе нет?.. Коли вздумал плевать, на леву сторону плюй — на врага, на дьявола, а ты гляди-ка что!.. На ангела Господня наплевал… Аль не знаешь, что ко всякому человеку ангел от Бога приставлен, а от Сатаны бес… Ангел на правом плече сидит, а бес на левом… Так ты и плюй налево, а направо плюнешь — в ангела угодишь… Эх ты, неразумный!..“» (П. И. Мельников. «В лесах», ч. II, гл. 13).

Искушению подвластны все люди, во всех возрастах и положениях, причем Сатана соответственно изменяет и характер, и энергию, и средства искушения, выказывая себя в приспособлении к своим жертвам тонким психологом и остроумным логиком. На святых он нападал с особенною силою по тому же рассуждению, по которому Бог больше радуется одному раскаянному грешнику, чем девяти праведникам. Обратно, соблазн монаха в демоническом мире ценится гораздо выше, чем величайшее зло, произведенное в обществе мирских людей. Об этом красноречиво свидетельствует следующая легенда. «Сказывал один из фивейских старцев: я был сын идольского жреца и, когда был еще мал, сидел в капище и неоднократно видал моего отца входящим в капище и приносящим жертвы идолу. Однажды я тайно вошел сзади его и увидел Сатану сидящего и все воинство, предстоящее ему. И вот один князь демонский, подошедши, кланяется ему. Сатана говорит ему: „Откуда пришел ты?“ — „Я был, — отвечает он, — в таком-то селе, возбудил там драки и большой мятеж и, произведши кровопролитие, пришел возвестить тебе“. Сатана спросил его: „Во сколько времени ты сделал это?“ — „В 30 дней“, — отвечал он. Сатана велел наказать его, сказав: „В столько времени ты сделал только это!..“ Затем приходили еще два демона, сравнительно в короткое время натворившие также довольно много бед в мире, но Сатана был недоволен их медлительностью. Подошел еще один демон и поклонился Сатане. Сатана спрашивает: „Откуда ты пришел?“ — „Я был, — отвечал он, — в пустыне; вот уже сорок лет имел я войну против одного монаха и в сию ночь низложил его в любодеяние“. Выслушав это, Сатана встал и облобызал его, взял венец, который носил сам, возложил на главу его, посадил его на трон вместе с собою и сказал ему: „Великое дело совершил ты!“» (Тарновский).