Сара Бернар - Моя двойная жизнь

• Название: Моя двойная жизнь
• Автор: Сара Бернар
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-8352-0470-1

Она стала легендой еще при жизни — выдающаяся французская актриса, писательница, художница. Мемуары раскрывают перед читателями мир чувств этой великой женщины, но не обнажают ее душу — в своих воспоминаниях она остается актрисой. Она хотела, чтобы ее знали такой, и ей невозможно не поверить, настолько просто и естественно рассказывает она о своем детстве, о людях, с которыми сводила ее судьба, о театральных впечатлениях… Но по-прежнему, как в любых мемуарах, неуловимой остается грань между реальностью и субъективным ощущением действительных событий.

---

Поднявшись бегом по ступеням, я попросила доложить обо мне директору. Он не мог принять меня сразу. «Хорошо, я подожду». По прошествии часа я не выдержала и, не обращая внимания на привратника и секретаря, пытавшихся удержать меня, ворвалась к господину Тьерри.

Все, что отчаяние, негодование, возмущение несправедливостью и лицемерием могли подсказать мне, я выложила в безудержном потоке слов, прерываемых рыданиями. Директор оторопело смотрел на меня. Он представить себе на мог подобной дерзости и был сражен необузданной яростью столь юной особы.

Когда, совсем обессилев, я рухнула в кресло, он пытался успокоить меня, но тщетно.

— Я хочу уйти немедленно, сударь! Отдайте мне мой контракт. Я пришлю вам ваш экземпляр.

Наконец, устав умолять, он вызвал секретаря и отдал ему распоряжение, тот вернулся с моим контрактом.

— Вот подпись вашей матушки, мадемуазель. Если пожелаете, можете вернуть это мне, но не позднее чем через сорок восемь часов. По истечении этого срока я вынужден буду считать, что вы не принадлежите более к нашему Дому. Но поверьте мне, вы делаете ошибку.

Ничего не ответив, я вышла.

В тот же вечер я отправила господину Тьерри контракт с его подписью и разорвала тот, на котором стояла подпись матери.

Я ушла из Дома Мольера, вернуться туда мне суждено было только через двенадцать лет.

12

Этот более чем решительный поступок перевернул всю мою домашнюю жизнь. Я уже не чувствовала себя такой счастливой среди родных. Меня постоянно упрекали за мою резкость. То тетя, то младшая сестра позволяли себе делать неприятные намеки. Крестный, которого я попросту послала ко всем чертям, не решался нападать на меня в открытую, но зато настраивал против меня маму.

Спокойно я себя чувствовала лишь у госпожи Герар и потому то и дело поднималась к ней. Я с радостью помогала ей по хозяйству. Она научила меня готовить яичницу, лепешки и шоколад. Это отвлекало меня, и скоро я опять повеселела.

Однажды утром меня поразил таинственный вид мамы. Она с нетерпением поглядывала на часы и выражала беспокойство тем, что крестный, который обычно обедал и ужинал у нас, все не шел.

— Странно, — говорила мама, — вчера после виста он сказал: «Я буду завтра к обеду». Странно…

Всегда такая спокойная, она места себе не находила и отвечала Маргарите, заглядывавшей, чтобы узнать, не пора ли накрывать на стол:

— Подождем еще немного.

Раздавшийся наконец звонок заставил вздрогнуть и мать, и сестру Жанну, которая, несомненно, была посвящена в тайну.

— Все в порядке! — заявил крестный, отряхивая со шляпы снег. — На, почитай, что тут написано, сумасбродка.

И он протянул мне письмо, написанное на бланке «Жимназ».

То было письмо Монтиньи, директора этого театра, господину де Жербуа, другу крестного, которого я хорошо знала. Письмо, весьма любезное по отношению к господину де Жербуа, кончалось такими словами: «И чтобы доставить Вам удовольствие, я возьму к себе Вашу протеже, хотя характер у нее, мне кажется, довольно скверный…»

Прочитав эти строки, я покраснела и сочла, что крестный мой поступил бестактно; он мог бы доставить мне истинную радость, оградив от этого мелкого укола, но, что поделаешь, чуткостью этот тугодум не отличался. Мама казалась такой счастливой, что я поблагодарила крестного и расцеловала ее.

О, как я любила целовать ее сияющее и всегда такое свежее, слегка розовое лицо! Когда я была маленькой, я просила ее «сделать бабочку» на моей щеке; тогда она наклонялась ко мне и, то открывая, то закрывая глаза, легонько щекотала мне щеку своими длинными ресницами, а я откидывалась назад, млея от удовольствия.

Так вот в тот день я вдруг прижала к себе ее голову и сказала:

— «Сделай бабочку» твоей взрослой дочке…

— И тебе не стыдно, — молвила она, обнимая меня и «делая бабочку», — ты ведь уже большая девочка!..

И весь день был озарен для меня поцелуем ее длинных ресниц.

На следующий день я отправилась в «Жимназ». Мне пришлось подождать какое-то время вместе с пятью другими девушками. Затем господин Монваль, человек старый и довольно циничный, бывший главным режиссером и чуть ли не администратором театра, устроил нам смотр.

Сначала он мне очень понравился, так как был похож на господина Герара, но тут же и разонравился. Его манера смотреть на вас и разговаривать, разглядывая с ног до головы, сразу насторожила меня. Я сухо отвечала на его вопросы, но тут наша беседа, грозившая принять агрессивный тон, была прервана появлением директора, господина Монтаньи.

— Кто из вас мадемуазель Сара Бернар?

Я поднялась.

— Прошу вас, мадемуазель, пройти ко мне в кабинет.

Монтаньи был старым актером, на вид круглым и добродушным. По-видимому, он был чрезвычайно высокого мнения о своей персоне, о своем «Я», но мне это было безразлично.

После небольшой дружеской беседы, во время которой он слегка пожурил меня за бегство из «Комеди Франсез» и надавал множество обещаний о ролях, которые собирался поручить мне, господин Монтаньи приготовил контракт и попросил принести его подписанным семейным советом и моей матерью.

— Мне предоставлена полная самостоятельность, — заявила я, — поэтому моей подписи вполне достаточно.

— Ах вот как! — воскликнул он. — Что за безумие — предоставлять самостоятельность такой безрассудной девице, поистине ваши родные оказали вам плохую услугу!

Я чуть было не ответила, что поступки моих родных нисколько его не касаются, но сдержалась и подписала контракт, чему дома очень радовалась.

Монтаньи сдержал слово. Для начала он предложил мне дублировать роли Виктории Лафонтен, молодой, но очень модной тогда актрисы дивного дарования.

Я играла в «Доме без детей» и без всякой подготовки подменяла ее в «Демоне игры», пьесе, имевшей шумный успех. В этих двух пьесах я была совсем неплоха, однако, несмотря на мои просьбы, Монтаньи так и не пришел посмотреть на меня, а злобный режиссер строил меж тем мне козни.

Я чувствовала, как во мне зреет гнев, и боролась всеми силами, стараясь успокоить свои нервы.

Однажды вечером, когда я уходила из театра, мне вручили листок с уведомлением о завтрашней читке. Монтиньи пообещал мне хорошую роль. И я заснула, убаюканная феями, уносившими меня в страну успеха и славы.

Придя на другой день в театр, я увидела явившихся раньше меня Бланш Пьерсон и Селину Монталан, то были два прелестнейших создания, самые, пожалуй, очаровательные из всех когда-либо сотворенных Всевышним: одна — светлая, словно занимающаяся заря, другая — темная, словно звездная ночь, ибо, несмотря на черную смоль своих волос, она вся светилась. Были еще и другие женщины, тоже очень красивые…

Пьеса, которую собирались читать, называлась «Муж выводит в свет жену». Автором ее был Раймон Деланд.

Я слушала пьесу без особого удовольствия, она казалась мне глупой, и я с тревогой ждала, какую роль мне дадут. Ждать пришлось недолго. То была роль ветреной, безрассудной и смешливой принцессы Душеньки, которая все время ест и танцует. Эта роль никак мне не подходила.

Мой сценический опыт был невелик, сама я была робкой и немного неуклюжей, да и потом, неужели три года я так самозабвенно работала, свято во все веруя, чтобы в глупой пьесе создать образ дурочки!

Я была в отчаянии. Самые безумные мысли приходили мне в голову. Я хотела бросить театр и заняться «коммерцией». И даже сказала об этом старинному другу нашего семейства, несносному Мейдье, который поддержал эту идею, предложив мне взять кондитерский магазин на Итальянском бульваре! Да, такая мысль пришлась по душе этому славному человеку. Он обожал сладости и знал кучу рецептов никому неведомых конфет, которые ему хотелось внедрить Одну такую конфетку я помню — он собирался назвать ее «негр»: то была смесь шоколада с кофейным экстрактом, обвалянная в жареной лакричной крошке. Это было очень вкусно и напоминало поджаренный миндаль.

Я до того прониклась этой идеей, что вместе с Мейдье отправилась посмотреть лавку, и, когда он показал мне крохотную антресоль, где я должна была жить, меня охватила такая тоска, что я навсегда отказалась от мысли заняться «коммерцией».

Меж тем я каждый день репетировала эту дурацкую пьесу. Настроение у меня было прескверное.

Наконец состоялось первое представление. Успеха я не имела, но и не провалилась: меня попросту никто не заметил. И вечером мама сказала мне:

— Бедная моя девочка, ты была смешной в роли русской принцессы! Ты меня очень огорчила.

Я не сказала ни слова, но у меня появилось вполне осознанное желание покончить с собой.

Спала я плохо, и еще не было шести часов утра, когда я поднялась к госпоже Герар. Я попросила у нее лауданум, она мне отказала. Видя мою настойчивость, бедная женщина поняла мое намерение.