Геннадий Гусаченко - Покаяние

• Название: Покаяние
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012

«Под крылом ангела-хранителя» — остросюжетный роман-откровение, трилогия книг «Жизнь-река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние», которые с интересом прочтут мечтатели-романтики, страстные поклонники приключений, отважные путешественники — все, кто не боится подставить лицо ветру, встретить штормовую волну, вступить в поединок с преступником. Любители экстрима, романтики, любовных интриг найдут в книгах захватывающие эпизоды службы на подлодке, охоты на китов, работы в уголовном розыске. Воображение читателя пленят красочные картины моря, взволнуют стойкость и мужество подводников, китобоев, сотрудников милиции и других героев этих уникальных произведений. Автор трилогии — Геннадий Григорьевич Гусаченко служил на подводной лодке Тихоокеанского флота, ходил в антарктические рейсы на китобойных судах, работал оперуполномоченным уголовного розыска, переводчиком японского языка на судах загранплавания, корреспондентом газет Приморья и Сибири. В 2007-м году Г.Г.Гусаченко совершил одиночное плавание на плоту-катамаране по Оби от Новосибирска до северо-восточной оконечности полуострова Ямал. Впечатления послевоенного детства, службы на флоте, работы на море и в милиции, экстремального похода по великой сибирской реке легли в основу вышеназванных книг. Г.Г.Гусаченко окончил восточное отделение японского языка и факультет журналистики ДВГУ. Автор книг «Тигровый перевал», «Венок Соломона», «Таёжные сказки». Печатался на страницах литературных, природоведческих, охотничьих и детских журналов «Горизонт», «Человек и закон», «Охотничьи просторы», «Охота и охотничье хозяйство» «Костёр», «Муравейник» и др. Чл. Союза журналистов России. Живёт и трудится в г. Бердске Новосибирской области. Тел: [phone]), (8 383 41 2 31 73).

---

— Выручай! — сказали. — Две повестки нужны фифам нашим для отмаза за прогул на работу… Гульнули мы, понимаешь…

— Подведёте меня под монастырь…

— Да не боись… Всё будет шито–крыто…

— Ладно… Есть у меня одна висячка нераскрытая… Драка не установленных хулиганов, избивших таксиста… Пусть ваши фифочки скажут, если спросят их, что опер вызывал в отдел, спрашивал о драке возле ресторана… Показать повестки мастеру цеха, порвать и выбросить.

Вроде, всё понятно объяснил. Но кто мог подумать, что у подружек достанет ума предъявить повестки в бухгалтерию для оплаты?

— Мы были свидетельницами убийства, — похвалились они главбуху. Тот не поверил, переслал повестки в УВД Примкрайисполкома, оттуда с резолюцией «Разобраться и доложить» бумажки бумерангами вернулись туда, откуда вылетели — в Первореченский РОМ.

И карусель закрутилась. Теперь уже со мной.

Я вину признал к вящей радости Капустина. Мне «поставили на вид», что вызвало кислую мину замполита. Он жаждал более сурового взыскания.

На том заседание суда офицерской чести закончилось.

В тот день меня ждал ещё один «сюрприз»: глубокой ночью я выехал на машине опергруппы к железнодорожной опоре на Второй речке, на которой свёл счёты с жизнью некий тихий алкоголик. Судмедэксперт осмотрел висельника, и районный прокурор распорядился доставить труп в морг. Я изловил грузовик–самосвал. Проводник служебно–розыскной собаки помог мне забросить «жмура» в кузов самосвала. Я сел в кабину, и мы покатили.

В глухом дворе горбольницы, как в загоне у деревенской конюшни — темно и тихо. Стоило трудов отыскать сторожа. Явился полупьяный дед.

— Чего стучите?

— Где морг? Кто примет висельника?

— Кто ж примет его? Сами затаскивайте… Вон в подвал спустишься… Там дверь откроешь… Свет включишь … Где место сыщите, там и кладите.

И он ушёл в каморку, нисколько не озабоченный моей проблемой.

— Я не буду таскать мертвеца… Больно надо, — закуривая, заявил шофёр.

— Подними кузов, вывали горемыку на землю, а уж я сам как–нибудь…

— Это ничего… Это мы можем…, — включая мотор, сказал водитель.

Кузов поднялся. К моим ногам вместе с остатками щебня свалился несчастный самоубийца.

Я спустился в подвал, нащупал в кромешной тьме дверь. Вошёл, споткнувшись обо что–то мягкое — не то мешок, не то ещё что. Ногой ощупал «нечто» и холод ужаса объял меня: то был труп. Жуткая густая вонь, в сравнении с которой запах уличного деревянного туалета просто аромат сирени, окутала меня, тошнота подступила к горлу. Руки лихорадочно искали на стене выключатель, наткнулись на него, вспыхнул свет, и ледяные мураши поползли по моему враз взмокшему телу: на лавках и скамьях, на столах и стульях, на цементном полу вповалку лежали мертвецы. На куске брезента синели нагие трупы мужчины и женщины. Любовники угорели в гараже от выхлопных газов ещё зимой и лишь недавно их нашли. Какой–то молодой человек с открытыми глазами и распоротым животом полусидя оскаливался зловещей улыбкой. Застреленная женщина. Зарезанный поездом мужчина. Ребёнок с перекошенным лицом, сбитый автомобилем… Десятки трупов, словно пассажиры в войну на вокзале, плотно лежали в проходах. Отыскивая свободное место для вновь «прибывшего», заткнув платком рот, я просовывал между трупами ногу, чтобы ступить. Места для висельника не нашлось. По ступеням скатил его к дверям да там и оставил. Утром санитары определят куда надо. Да он и сам уже уготовил себе вечный ночлег…

(До гл. «Последний бой» страницы из дневника вырваны. Прим. Ред.)

Последний бой

Золотая приморская осень разгоралась багряными красками, когда весь Владивосток потрясли семь планомерных убийств.

Каждую пятницу в дубовых рощах Сахарного ключа, что на 26‑м километре автотрассы, в районе Океанской, находили убитую изнасилованную девушку со смертельной раной в спине, оставленной колющим предметом: возможно, узким ножом, кинжалом, стилетом или обыкновенной заточкой. Странно, что никому не пришла в голову мысль о военно–морском кортике. Наверно, потому, что сама мысль подозревать оружие офицерской чести стала бы кощунственной. Но в большой семье не без урода. Подозревать надо, не взирая на высокие принципы морали. Жертвами убийцы стали водитель трамвая, продавец универмага, кассир сберкассы, учительница начальных классов, десятиклассница, две студентки.

Выдвигалось много версий. Не исключалось, что сексуальный маньяк убивает их в другом месте, а трупы привозит в лес и выбрасывает.

Весь наш отдел два месяца «стоял на ушах» без сна и отдыха. Преступления взял под личный контроль министр внутренних дел генерал–полковник Щёлоков.

Начальник Приморского УВД то и дело звонил Горвату с одним и тем же вопросом:

— Какие зацепки?

— Работаем… Засады устраиваем в Сахарном ключе… Автомобили досматриваем… Сигналы граждан проверяем… — докладывал Василий Васильевич, вскакивая из–за стола при разговоре с высоким начальством. И неизменно из трубки в ответ слышался громкий сердитый голос:

— Хреново работаете! Вам жмуров на похоронах таскать и окурки на помойках собирать, а не тяжкие преступления раскрывать! Дуболомы!

Выслушав обидную тираду генерала, Василий Васильевич с гневом обрушивался на оперов, следователей, участковых уполномоченных, постовых милиционеров, гаишников и других сотрудников, собравшихся в ленкомнате на совещание. И каждый получал по «втыку».

А ложных сигналов от перепуганных жителей приморского города было множество.

Кто–то видел, как какой–то водитель целовался в лесу с девушкой и даже номер машины запомнил. Едем, проверяем. Какая–то дворничиха заприметила подозрительного вида мужчину, пристававшего к школьницам в скверике. Бежим, сломя голову, ищем тех девчонок, опрашиваем.

Или мальчишки распишут дверь зловредной старухе надписью: «Мы убили семь женщин… Ты будешь восьмая!». Беседуем с бабкой. Но всё понапрасну…

Надоедали звонками и заявлениями впечатлительные шизофреники. Одна женщина, на вид приличная дама, преподаватель или научный работник, вошла в кабинет участковых, таинственно понизив голос, сообщила:

— Я знаю, кто убийца…

Вмиг в кабинете наступила могильная тишина: не скрипят перья авторучек, не шелестят листы протоколов, не шелохнувшись, раскрыв рты, сидят милиционеры.

— И кто же? — осторожно, чтобы не спугнуть как яркую бабочку на лугу, спросил Ким Кувардин.

— Врач–гинеколог… Он украл у меня матку… И хотел убить…

— Не понял… Повторите… Что у вас украли? — наморщил лоб младший лейтенант Ким Кувардин — весёлый, бесшабашный парень.

Она повторила.

Кувардин, получивший при рождении модное имя КИМ — Коммунистический Интернационал Молодёжи — заморгал глазами часто–часто, а когда до него дошёл смысл сказанного, схватился за живот, сдерживая смех.

— Это не по нашей части, гражданочка…, — прыснул в кулак Ким. — Матками занимается сам начальник отдела милиции… Пройдите к нему.

Женщина вышла, а Ким и все другие участковые от смеха повалились на столы. Вскоре из кабинета Горвата выскочил, словно ошпаренный, дежурный по отделу капитан Фомин, получивший свою дозу «вливания» за то, что пропустил к начальнику шизофреничку. По хохоту учасковых Фомин догадался, чьих рук проделка и погрозил Киму кулаком, вызвав тем самым ещё больший смех.

У меня тоже не обошлось без инцидента.

Некая Валя — продавщица из кондитерского отдела центрального гастронома, желая показаться в глазах подруг героиней, наболтала, что «красивые парни в чёрных костюмах пытались затолкать её в чёрную «Волгу» и увезти». В доказательство показала синяки на ногах, якобы набитые о дверцу машины.

Разумеется, осведомители, имеющиеся в любом трудовом коллективе, тотчас сообщили «куда следует»… Проверить «сигнал» Горват поручил мне. Валентина оказалась пышногрудой блондинкой, довольно привлекательной и броской внешности. Про таких обычно говорят: «Не хватает ещё печати на лбу с буквой Бэ!». Её муж — капитан морской пехоты, отправился в Чехословакию усмирять там недовольных чем–то чехов, а перед отъездом рогатый ревнивец авансом наподдавал жёнушке тумаков, и, видимо, заслуженных. Под предлогом опознать в толпе горожан возможных насильников мы гуляли с ней по вечернему Владивостоку, и в постели усатого морпеха «свой закончили «поход». Бравый капитан молодцевато смотрел на любовные утехи жены с фотопортрета, украшенного выпиленными из латуни якорьками. Его пристальный взгляд и сжатые в усмешке губы под лихо закрученными усами словно предупреждали:

— Ну, погоди, красавица! Вернусь домой — ох, и всыплю тебе!

«Выполнив задание» Горвата, я доложил ему рапортом, что сигнал ложный.