Геннадий Гусаченко - Покаяние

• Название: Покаяние
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012

«Под крылом ангела-хранителя» — остросюжетный роман-откровение, трилогия книг «Жизнь-река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние», которые с интересом прочтут мечтатели-романтики, страстные поклонники приключений, отважные путешественники — все, кто не боится подставить лицо ветру, встретить штормовую волну, вступить в поединок с преступником. Любители экстрима, романтики, любовных интриг найдут в книгах захватывающие эпизоды службы на подлодке, охоты на китов, работы в уголовном розыске. Воображение читателя пленят красочные картины моря, взволнуют стойкость и мужество подводников, китобоев, сотрудников милиции и других героев этих уникальных произведений. Автор трилогии — Геннадий Григорьевич Гусаченко служил на подводной лодке Тихоокеанского флота, ходил в антарктические рейсы на китобойных судах, работал оперуполномоченным уголовного розыска, переводчиком японского языка на судах загранплавания, корреспондентом газет Приморья и Сибири. В 2007-м году Г.Г.Гусаченко совершил одиночное плавание на плоту-катамаране по Оби от Новосибирска до северо-восточной оконечности полуострова Ямал. Впечатления послевоенного детства, службы на флоте, работы на море и в милиции, экстремального похода по великой сибирской реке легли в основу вышеназванных книг. Г.Г.Гусаченко окончил восточное отделение японского языка и факультет журналистики ДВГУ. Автор книг «Тигровый перевал», «Венок Соломона», «Таёжные сказки». Печатался на страницах литературных, природоведческих, охотничьих и детских журналов «Горизонт», «Человек и закон», «Охотничьи просторы», «Охота и охотничье хозяйство» «Костёр», «Муравейник» и др. Чл. Союза журналистов России. Живёт и трудится в г. Бердске Новосибирской области. Тел: [phone]), (8 383 41 2 31 73).

---

— Поздравляю! Испытательный срок выдержал на «отлично». Дуй на комиссию. Пройдёшь — ты в штате «Робкого».

Медкомиссию в поликлинике рыбаков я прошёл успешно, если не считать посещения стоматологического кабинета. Здесь у меня обнаружили кариес, а без лечения зуба заключение не получишь. Я впервые сел в кресло перед бор–машиной, дрожа от страха. Обезболивающих средств, кроме слабого новокаина, тогда не было. Едва сверло вонзилось в дупло, как я дико заныл, отстраняясь и хватая врача за руки. Он посмотрел на меня выжидающе и лишь приблизил сверло к моему рту, как я закрыл его, чуть не укусив врача за палец. Здоровенный мужлан в халате выключил машину и поманил меня к себе этим самым пальцем. Я приклонил ему ухо, надеясь услышать что–то ободряющее, успокаивающее.

— Знаешь, что…, — тихо, почти шёпотом сказал он. — Вас тут много таких, а я один. Если хочешь пройти комиссию, сиди тихо и не дёргайся. А нет — пошёл на…

И он послал меня туда, куда ходят лишь одни гомики. Желание уйти в море было так велико, что ничего не оставалось, как вытерпеть адскую боль.

После того, как меня включили в судовую роль, я почувствовал себя полноправным членом экипажа. Дни ожидания отхода в путину тянулись медленно. Китобои, не обременённые семьями, скрашивали их любовными похождениями.

В эти предпутинные дни на меня напала страсть женитьбы. Хотелось, чтобы по приходу с моря на пирсе меня встретила любимая женщина.

Сначала был короткий роман с красивой буфетчицей Светой. Опьянённый её чарами, чуть было не расписался с ней. Однако, нашёл Светку пьяной в каюте старпома и мысли о женитьбе на ней отпали сами собой. К тому же моторист Боря Далишнев притащил на судно молоденькую собачку–дворняжку. Её все полюбили, кроме буфетчицы, потому что собаке дали имя Света. Иногда кто–нибудь спрашивал:

— Светку не видел?

— Какую? Светку–суку или Светку б…? — был неизменный вопрос–ответ.

Нет, с красивой буфетчицей никак нельзя было связывать свою судьбу.

Потом познакомился с девушкой–работницей Главпочтамта. Тасей звали. Не скажу, что полюбил её, но она была от меня без ума, это без сомнения. Её отец поляк по имени Ян неименно на лацкане старого пиджака носил медаль «За взятие Вены». Держал в тайге пасеку и был богат. Мне обещал купить дом, если женюсь. Но не лежала душа к Тасе. Не состоялась свадьба с этой тихой, скромной простушкой.

А вот Рита самого свела с ума. Очаровательная блондинка, не крашеная, а настоящая, такое со мной вытворяла, что я поверил в настоящую страстную любовь. Бывшая жена пехотного лейтенанта работала воспитателем в детском саду, имела однокомнатную квартиру. С мужем развелась год назад, детьми не обзавелась и всю страсть обрушила на меня одного. Так думал я, и так думают почти все мужчины, чаще всего оставаясь обманутыми «рогатыми козлами». В один из вечеров, перед моим уходом на пожарную вахту, мы долго и жарко целовались, и Рита уговаривала меня не уходить. Но я не мог не явиться на вахту, что для моряка свято. Она даже проводила меня до проходной рыбпорта, убедилась, что я ушёл на судно. Я же, находясь под впечатлением её ласк, пошёл к вахтенному помощнику с просьбой отпустить на берег.

— Если договоришься с электриком с соседнего судна, что в случае чего подменит тебя, я не против, — ответил штурман.

Я договорился и, не теряя время, поймал такси и рванул на свидание с любимой. Каково же было моё удивление, смешанное с разочарованием и обидой, когда застал Риту на коленях у крепко сложенного парняги. Дверь была не заперта. Я тихо вошёл, намереваясь своим появлением сделать Рите сюрприз, но сделал его себе. Парень — одесский амбал, забыв о своих кулачищах, испуганно смотрел на меня. Так пугаются рослые кобели, застигнутые маленькой собачкой в чужом дворе. Полосатая нейлоновая рубашка на нём — неопровержимое доказательство, что мой соперник — китобой с флотилии «Советская Россия», недавно вернувшейся из Антарктики. «Россияне» на обратном пути заходили в Сингапур, где отоварились одинаковыми жёлто–белыми рубашками. Во Владивостоке они ходили похожими на инкубаторных цыплят.

Рита выскочила из квартиры, оставив нас одних выяснять отношения.

— Геннадий, электрик с китобойца «Робкий», — верный морскому братству, миролюбиво подал я руку для знакомства. — Не переживай, я не муж Ритке. А ты с плавбазы или с китобойца? По рубашке вижу «россиянина».

Амбал облегчённо вздохнул и добродушно подал свою руку.

— Алексей Шматко… Электрик с «Вдохновенного».

Он торопливо наполнил стаканы водкой.

— За знакомство!

— За морскую дружбу!

— За ваш приход, Алёша!

— За ваш отход, Гена! И за счастливое возвращение из путины!

— Оставайся у Ритки, Алёша!

— Ни за что, Гена!

Мы допили водку, и обнявшись, как два закадычных друга, ушли. Ритка бежала за нами и ломала в отчаянии руки.

— Гена, не уходи! Я твой след целовать буду, прости!

— А ведь как горячо обнимала, провожая на вахту! Я жениться на ней хотел! Вот и пойми после этого женщин! — проговорил я в сердцах, расставаясь с Алексеем и всё ещё переживая о случившемся. Мой неожиданно приобретённый товарищ оказался склонным к философским размышлениям. Успокоил меня:

— Индийские мудрецы говорят: «Пусть будет дан в мужья женщине сам бог любви Аполлон — даже тогда она предпочтёт другого мужчину». Не расстраивайся. Я кабы знал, что она твоя подруга, да разве поехал бы к ней? На остановке такси подцепила меня. А я сам, понимаешь, недавно с путины, почти год без бабы. Ну и обрадовался. Девка — красавица. Такие верными не бывают. Обязательно снюхается с кем–нибудь, стоит её оставить на подольше. Учти, моряк: наш брат вообще не должен жениться, потому что на берегу полно желающих приласкать твою жену. Моя вот тоже спуталась, пока я деньги в путине зарабатывал, для неё же, курвы, старался. Да не горюй ты! Что ни случается, Гена, всё к лучшему!

Я вспомнил любвеобильную жёнушку китобоя Михалёву Валю. Вот и мне была уготована такая же. Но не суждено воссоединиться с Ритой — привлекательной женщиной–зажигалкой. А ведь и день для посещения ЗАГСа наметили. На всё, как известно, воля Господа Бога. Не женился на Рите, значит, так надо было. Ведь не случайно на соседнем судне электрик согласился стоять за меня ночную вахту, дав тем самым возможность съездить к Рите и убедиться в её неверности.

Лишь в конце мая после проверки пограничниками всех членов экипажа, «Робкий» ночью тихо и незаметно покинул залитую огнями бухту «Золотой Рог». Оставляя за собой пенный след, китобоец миновал стоящие у пирсов суда и корабли, портовые краны, морской вокзал. Мы уходили без оркестра и пышных проводов. В предрассветных сумерках спал Владивосток. Красным пятнышком высвечивалась телевышка на Орлиной сопке. И море без устали — волна за волной — накатывалось на мыс Эгершельд, мигающий вслед нам огоньком маяка.

В каюте стармеха магнитофон томил душу песней:

Далеко за кормой, за седой пеленой
Затерялся в тумане огонь маяка,
Но в туманной дали свет родимой земли
Не погаснет в душе моряка…

Отодвигался, бледнел, растворяясь в ночи, далёкий берег, таяли в ней очертания оставшейся за кормой Большой земли.

Позади Русский остров, пролив Босфор Восточный. Впереди Тихий океан. Великий, но совсем не тихий.

Всё будет абдемаг!

В голубом просвете на облачном небе надрывно гудел «АН‑24». Необозримая водная ширь открылась взору. Белоснежный буксир, толкающий вдали две огромные чёрные баржи, казался игрушечным.

Полноводный Вах вывел мой плот–катамаран к Оби утром 5‑го июля. В туманной дымке за вершинами леса, затопленного разлившейся рекой, виднелась тонкая нитка телебашни — верный признак большого населённого пункта. Я знаю — это Нижневартовск. Сделав большой круг вокруг то ли острова, то ли отрезанного наводнением от суши лесного массива, я подплыл к «стране дураков» — так в шутку называют скопище дачных строений. Течение несло меня по улице мимо домов на уровне их окон. Иногда из любопытства я подходил к стенам, заглядывал внутрь жилищ, где плавали матрацы, одеяла, тряпки, банки, бутылки, поднятые водой пустые кастрюли, чашки, веники и всякий мусор. Не скоро ещё откроется летний сезон у нижневартовских дачников. Огороды, садовые участки метра на полтора скрыты под водой, смывающей с них плодородный слой земли. Какой урожай возьмут любители заниматься «мартышкиным» трудом в «стране дураков»?

Забавно плыть по автотрассе. Слева, справа торчат из воды чёрно–белые столбики, дорожные знаки, указатели. Шлагбаум, краснеющий в воде, закрыт. Я проплыл над ним, слегка прошуршав по трубе днищами лодок.

Облитый заревом небесного пожара показался город. Заблестел оконными стёклами, горевшими радужным огнём. Засверкал позолотой церковных куполов. Засиял разноцветьем высотных зданий, похожих на островерхие замки: современная европейская архитектура!