Геннадий Гусаченко - Жизнь-река

• Название: Жизнь-река
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012

«Под крылом ангела-хранителя» - остросюжетный роман-откровение, трилогия книг «Жизнь-река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние», которые с интересом прочтут мечтатели-романтики, страстные поклонники приключений, отважные путешественники – все, кто не боится подставить лицо ветру, встретить штормовую волну, вступить в поединок с преступником. Любители экстрима, романтики, любовных интриг найдут в книгах захватывающие эпизоды службы на подлодке, охоты на китов, работы в уголовном розыске. Воображение читателя пленят красочные картины моря, взволнуют стойкость и мужество подводников, китобоев, сотрудников милиции и других героев этих уникальных произведений. Автор трилогии – Геннадий Григорьевич Гусаченко служил на подводной лодке Тихоокеанского флота, ходил в антарктические рейсы на китобойных судах, работал оперуполномоченным уголовного розыска, переводчиком японского языка на судах загранплавания, корреспондентом газет Приморья и Сибири. В 2007-м году Г.Г.Гусаченко совершил одиночное плавание на плоту-катамаране по Оби от Новосибирска до северо-восточной оконечности полуострова Ямал. Впечатления послевоенного детства, службы на флоте, работы на море и в милиции, экстремального похода по великой сибирской реке легли в основу вышеназванных книг. Г.Г.Гусаченко окончил восточное отделение японского языка и факультет журналистики ДВГУ. Автор книг «Тигровый перевал», «Венок Соломона», «Таёжные сказки». Печатался на страницах литературных, природоведческих, охотничьих и детских журналов «Горизонт», «Человек и закон», «Охотничьи просторы», «Охота и охотничье хозяйство» «Костёр», «Муравейник» и др. Чл. Союза журналистов России. Живёт и трудится в г.Бердске Новосибирской области. Тел: [phone]), (8 383 41 2 31 73).

---

«Дик» плавно покачивается на разведённых «Плёсом» волнах. Пора в путь и мне. Отдаю швартовы, отталкиваюсь веслом и вот уже «Дик» медленно и тихо проплывает мимо живописного берега, ставшего мне приютом на короткую и тёплую летнюю ночь. В дневнике я обозначил его Берегом Карасей.

В 9.30 показалось большое село Кожевниково. На берегу полно рыбаков, перевёрнутых вверх дном лодок, бегающих детей, гуляющих парочек, бездельников, загорающих с пивом на лужайках. Рядом машины, мотоциклы, брошенные на траву велосипеды. Чуть в сторонке пасутся коровы, телята. Резвятся, гоняясь друг за другом, собаки. Во дворах домов воют бензопилы, визжат свиньи, у заборов бродят куры, гуси. Сороки стрекочат на тополях.

Деревенские жители — народ степенный. Молча покуривают, на меня посматривают. Тихо между собой переговариваются.

— Это ещё что за чудо в шляпе плывёт?

— Тури–ист… Ишь, развалился, пузо греет…

— А что ему? Сено косить? Плыви да плыви…

— Денег у него не меряно, вот и путешествует…

— Да-а, живут же люди!

Прохожу Кожевниково. На окраине села высится одинокий красный коттедж. Феодал доморощенный прилепился инородным телом к бедным крестьянским избам. Выпендрился перед ними: вот, смотрите, каков я! Не тумкает выпендряло куриными мозгами своими, что бельмом стал на глазу села. Жить в таком роскошном дворце рядом с убогими лачугами, по меньшей мере, безнравственно. Но откуда хозяину красной кирпичной крепости, обнесённой чугунным и бетонным забором, ведомо понятие «нравственность»? Он, ведь, по другим «понятиям» живёт. По воровским, мошенническим, грабительским. Ну, да пусть его обсуждают кожевниковцы. Плот–катамаран «Дик» оставил дворец жулика уже далеко за кормой.

Полный штиль. Флаг на мачте обвис. Вода — стекло. Жарко. Солнце поднимается всё выше, палит нещадно, накаляет резину лодок. Прикрываю их от перегрева палаточным тентом. Снимаю с головы шляпу–афганку, заменяю мокрым полотенцем. Плечи и спину от ожогов спасает белая сорочка. В душном мареве горячего дня над сонной рекой порхают бабочки, с гудением проносятся шмели.

Встречный буксир «Орлёнок» дал мне сирену приветствия и раскачал «Дика» набежавшими волнами.

Очертив вокруг меня пенный круг, лихо подрулили рыбинспекторы. Их легко распознать по сытым, самодовольным харям. Не имеют привычки представиться, удостоверение предъявить. Сразу вопросы задают. Бесцеремонно, хамовато, нагловато. Как же? Хозяева на реке! В одиночку редко ездят. Боятся, чтобы не окунули. Эти, в камуфляжной одежде, тоже втроём восседают в катере. Мотор японский «Ямаха». Гоняют рыбинпекторы на реке простых мужиков, жителей прибрежных сёл. Богатых перекупщиков, приезжающих за рыбой на дорогих джипах, госрыбоохранники не трогают: давно прикуплены и прикормлены этими самыми перекупщиками. «Свои» для них те, кто ловит рыбу тоннами, кто даёт хорошую мзду на «лапу». «Чужие» для них — безработные земляки. На них, поймавших несколько килограммов рыбы, чтобы хоть как–то содержать семью, можно безбоязненно составить протокол. Бедняк не откупится, не побежит жаловаться заступникам. Нет у него ни связей деловых, ни денег.

Рыбинпекторский катер приблизился вплотную к «Дику». Впереди сидящий, видимо, самый главный из них, спросил строго:

— Незаконные орудия лова, пойманная рыба имеются?

Я поднял складную удочку.

— Надеюсь, это орудие лова законное?

Рыбинспекторы пристально оглядели плот–катамаран. Их намётанный взгляд не нашел следов чешуи и других признаков охоты или рыбалки. Недовольные, что нечем поживиться, не сказав ни слова, они дали по «газам», и скоро катер скрылся за тальниковым мысом. Оттуда вышел встречный «РТ‑323».

В 11.05 прошел отметку «910». В 12.25 повстречал толкач «Плотовод‑697». Миновал Киреево. На левом берегу кирпичная будка. Железная дверь, словно решето, вся в дырках, пробитых пулями из ружей хулиганов. Берег — в норках стрижей. Они тучей враз взлетают и враз тучей садятся. Удивительно, как могут они так синхронно взлетать и садиться? Кто у них командир? Кто командует: «Взлёт! Посадка!»?

После полудня шёл глубокой, излучистой протокой, спокойно текущей меж зелёных стен из плотных и ровных тальниковых зарослей. Такое впечатление, будто не плывёшь, а бесшумно скользишь по гладкому льду в извилистом туннеле. Сонная, тихая протока сморила меня, погрузила в дремоту. Неожиданно мягкий удар катамарана о какое–то препятствие, шуршание днища лодки вмиг напомнили, что потеря бдительности на воде может печально кончиться. «Дик» сел на топляк — полузатопленное дерево. Часа два безуспешно пытался съехать с него: грёб веслами, раскачивал лодки — ничто не помогало. Плот оставался в подвешенном состоянии. Отчаявшись сдернуть его с топляка, я начал раздумывать о своем незавидном положении, в котором очутился из–за беспечности. Сколько ещё мне придется сидеть на этом злосчастном бревне, надеясь на помощь какого–нибудь рыбака, который сдёрнет «Дика» моторкой? День, неделю, месяц? Да и появится ли кто на этой узкой протоке? За весь день ни одна лодка не вспенила её, надо решительно что–то делать. Раздеться и поднырнуть под катамаран, попробовать столкнуть его с торчащего из воды толстого, осклизлого ствола. Нет, не годится… Слишком вода холодна. К тому же, находясь на плаву, поднимать лодки, нагруженные рюкзаками и деревянным настилом соединительного мостика, — всё равно, что тащить самого себя за волосы из болота. Но не сидеть же, сложа руки!

Я снова и снова принимался раскачивать плот, чувствуя, как он постепенно сползает с топляка. Вдруг, к неописуемой моей радости, чёрный конец обточенного течением ствола вынырнул позади, начал удаляться, и я облегчённо перевёл дух. Досадная оплошность напомнила мне: никакой расслабухи! Благо, дерево гладким оказалось, а могло сучковатым быть, днища лодок пропороть.

Однако, этим происшествием мои беды не закончились. На исходе дня коварная протока загнала мой плот в тупик — впереди были густые кусты. Вода текла через них, журчала промеж ветвей, но мне здесь путь был заказан. К сожалению, я не сразу понял, что попал в ловушку, рассчитывая на поворот протоки. Промедлил, не ухватился за талину, не задержал плот. Пока я раздумывал, течение утащило меня в заросли тальника, прибило к растущим из воды кустам. Я лихорадочно высматривал просвет между тонкими и гибкими стволами тальника. Позади, тем временем, оставались лишние десятки метров, которые мне предстояло, борясь с течением, отвоевать у реки в обратном направлении. Поняв, что дальше не пройти, я повернул назад, изо всех сил налёг на весла. Грести против течения, на вид медленного, неторопливого, оказалось нелёгким делом. Изнемогая, я боролся с ним, обливаясь потом и ни на секунду не бросая вёсла: течение тотчас сносило назад, сводя насмарку с таким трудом пройденные метры. Откуда–то слева потянуло дымом. Видимо, берег был где–то за тальниковой стеной. Там горела сухая прибрежная трава, воспламенившись от самовозгорания на солнце. Быть может, пал, пущенный нерадивым рыбаком или охотником–браконьером, подступил и сюда. Задыхаясь в дыму под палящим солнцем, я упорно молотил вёслами, подгоняемый паническим страхом. Сдаться — значит, остаться здесь, дышать дымом, потерять сознание, погибнуть. Двести метров, на которые меня унесло в тупик от места, где протока разделялась на два рукава, я преодолевал полчаса, показавшиеся мне вечностью. Что бы сразу мне там не свернуть вправо! В сторону Оби!

Спасительный мысок, за которым течение раздваивалось налево и направо, был в нескольких шагах, но как раз в этом месте не удавалось сдвинуться назад ни на сантиметр. К счастью, я зацепился рукой за сук поваленного дерева и подтянулся. Потом за другой сук, за следующий, и вот уже плот на песчаной косе. Я в изнеможении падаю на дощатый настил мостика. Дышу тяжело, с надрывом, как бегун после финиша. Вконец обессиленный, я обогнул спасительный мыс и выплыл в правую протоку. Боязнь не выбраться из гиблого места, оказаться в плену задымленных зарослей на глубокой протоке между непроходимыми кустами тальника, потряс так сильно, что я долго не мог прийти в себя. Воистину — «Огненная земля» и «Мыс Горн» в миниатюре, которые я обогнул ценой невероятных усилий.

У белого бакена № 377 вышел на Обь. Оставил справа Лебединку и в сумерках прошёл под мостом автотрассы Томск — Каргасок. Перед мостом на левом и правом берегах две очень высокие опоры ЛЭП. Длинные толстые провода провисли над рекой.

Нет сил грести, удерживая катамаран у левого берега. Бросаю вёсла и легкий ветерок относит меня к правому берегу. Пристаю к нему. Чуть не валясь от усталости, закрепляю «Дика» на мелководье, ставлю палатку и заваливаюсь спать. Пережитый стресс в тупиковой протоке будоражил, отгонял сон.

В вечерней тишине откуда–то издалека доносились мелодичные удары церковного колокола.