Иван Дроздов - Горячая верста

• Название: Горячая верста
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: «Современник»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1973

Новый роман Ивана Дроздова «Горячая верста» посвящен жизни советских людей, наших современников. Рабочий Павел Лаптев, академик Фомин, инженер Настя Фомина, столичный ученый Бродов… Каждый проходит перед читателем со своей судьбой и со своим характером. Большинство героев романа трудится на металлургическом заводе, но автор широко представляет и мир интеллигенции, изображает борьбу страстей и взглядов, показывает личную жизнь и быт людей разных поколений и разного общественного положения. Много места в романе отведено молодым людям, теме любви и дружбы.

---

— Что же это за идея, отец?

— Хватит тебе прыгать возле этого железного черта, ну… стана твоего. Довольно, сынок! За свою каторжную работу ты приносишь в клюве полторы сотни. Довольно! Пусть они поищут дураков в другом месте. У нас дураков нет. Хватит!

— Ты говоришь загадками, отец.

— Да, загадками. Но это, сынок, хорошая загадка. Ты слышал, как поет Егор. Едва этот синеглазый медведь рот раскроет, — толпа чумеет от восторга. На кончике языка у него висит мешок золота. Да, сынок: мешок! — не меньше. И хорошо, что сам он этого не понимает. Ты, может, со мной не согласен, но я тебе сейчас кое–что скажу, и тогда ты скажешь, что я прав. Да, конечно! Старик Бродов редко бывает неправ. Старика Бродова редко посещают мысли, не стоящие гроша. Ты это сейчас увидишь.

Он подвинулся к самому уху Феликса и горячо ему зашептал:

— Ты будешь антрепренёром!..

Феликс отшатнулся: смотрел на отца, точно хотел убедиться, в своем ли старик уме. Композитор же смотрел на сына пьяным от счастья взором, в желтых слинялых глазах его горела надежда и радость.

— Дурачок! Ты ещё ничего не понимаешь, а уже пялишь на меня ошалелые глаза. Да, антрепренер! Администратор! Устроитель всех хозяйственных, финансовых и прочих дел. Я тебя и сейчас могу зачислить на эту роль — на время гастролей нашего самодеятельного ансамбля. Но только это будет на одну поездку, а тогда надолго, — может, на несколько лет. Я сделаю концертную бригаду, и ты повезешь её по стране. Вас будут возить реактивные лайнеры. Города, заводы, номера люкс в гостиницах. И деньги. Главное, деньги! Артисты будут выступать в цехах, на стройках, на шахтах… Особенно на шахтах. Перед началом смены, в нарядной… Я однажды был в нарядной шахты. Знаю, что это такое. Показал три–четыре песни — вот тебе и концерт. Да, концерт. А таких концертов в день по четыре можно давать. И никто не станет возражать. Наоборот, все скажут: они выступают в цехах, на шахтах… И в газетах напишут. Хорошо напишут — это я тебе говорю. И твою бригаду засыплет золотой дождь. Если, конечно, выступать будете каждый день. Много выступать! На ветру, на морозе — да! Егор молодой, у него луженая глотка. Выдержит!.. Ты будешь возить бригаду год, два — сколько захочешь, а потом снова пойдешь на завод, к этому дьяволу… стану. И будешь вырабатывать срок, после которого Вадим возьмет тебя в институт. Нельзя же, в конце концов, за гроши вечно копаться в грязи. Нет — в аду! Я был у вас в прокатном цехе и знаю, что это такое. Там надо платить семьсот, а не сто пятьдесят. Семьсот!..

— Но какой из Егора певец! Он и нот–то не знает. И вообще…

— Егор — самородок! Таких, как золотых рыбок, вылавливают из самодеятельных коллективов. А пока Егор станет известным, мы пропустим его через свои жернова. Я знаю, как это надо делать. Ты только положись на меня. И соглашайся!

— Но кто меня пустит… с бригадой? — прервал отца Феликс, до которого начинал доходить смысл идеи.

— Дурачок! — воскликнул Михаил Михайлович. И придвинулся ещё ближе к Феликсу. В словах сына он уловил нотки согласия и воодушевился ещё более.

— В Гастрольбюро у меня друзья. Все — друзья!.. Они вас пошлют куда угодно, лишь бы вас не освистали. Когда освищут — плохо. Тогда в министерство идут письма. От писем ничего хорошего не бывает. Они отнимают спокойную жизнь. Нет жалоб–живут люди как люди. Есть жалоба — её надо разбирать. А кому нравится, если что–нибудь разбирают?..

Феликс крепко потер ладонью затылок. Идея его начинала захватывать. Он видел заманчивую перспективу. Не выдержал, спросил:

— А сколько это сулит? Примерно?..

— Как потопаете, так и полопаете. Денег будет много.

— Как много? — настаивал Феликс.

— Месяц гастролей — три–четыре тысячи в карман. Они больше, ты меньше, по все равно много. Баянист у тебя есть. И какой! Прихватишь плясуна. Певец отдыхает, а плясун режет чечетку. Народ страсть как любит чечетку, Особенно молодежь. У нее озноб в коленках, когда она видит чечетку. А ещё фокусника возьмешь. В столичных городах фокусы не любят, а в глубинке на них спрос. Там ещё верят в фокусы. А я позабочусь об афишах. Я вам такие сделаю афиши, что каждый из вас будет по меньшей мере Олег Попов. Ты ещё молодой и не знаешь, что такое афиши. На них, афишах, весь мир держится. Людям некогда думать, и они смотрят на афиши. Чем больше буква, тем дольше смотрят. Попробуй напиши любого шарлатана трехметровыми буквами, и люди подумают, что он Наполеон, Все дело в афишах. В Москве я сделаю вам много афиш. И в городах, куда вы поедете, все заборы будут в афишах. К вам будет такой интерес, будто вы упали с Луны.

— На Луне никого нет. Теперь это знают.

— Ну хорошо. Пусть не с Луны, а с Марса. Там ещё никто не был. Ну как?.. Ты теперь понял, какие идеи могут приходить иногда твоему отцу?.. А? Что ты мне скажешь?..

— Я‑то понял, но поймут ли они нас?

Феликс имел в виду Егора и Павла Павловича.

— Не беспокойся! — поднял над головой руку маэстро. — Тут, кроме денег, есть и ещё один лакомый кусочек.

— Это какой же?

— Слава, сынок, слава!..

«Насте скажу: ухожу на время, — явилась Феликсу счастливая мысль. — Заработаю денег, куплю в Москве квартиру. Работу нам с тобой обоим дадут, а квартиру мы купим».

Эта мысль его успокоила, и он сказал:

— Хорошо, отец!

7

Михаил Михайлович Бродов и Феликс следующим утром на машине Вадима отправились в Москву устраивать дела будущей концертной бригады. Зашли в Гастрольбюро, к важному начальнику, давнему приятелю Бродова–старшего. Михаил Михайлович представил сына, сказал: — Чем тебе не выездной администратор? Молодой, импозантный! — Отец, довольно! — смутился Феликс.

— Ты это серьезно? — спросил приятель.

— Почему бы нет! Он инженер, имеет высшее образование, но всю жизнь тянется к искусству. Возьми, будет хороший кадр.

— А где бригада?

— Есть бригада. И ещё какая! — Бродов прищелкнул пальцами. Продолжал: — Хуторкова не забыл?

— О!.. Баянист экстракласса. Да только пьет он вроде?

— Завязал!.. На три узелка. Грамма в рот не берет. В паре с ним певец будет. Егор Лаптев. Пока это имя для тебя пустой звук, но пройдет два–три года, и ты будешь гордиться им. Показывая внуку на экран телевизора, скажешь:

— Я ему командировки подписывал.

— Ты, Михаил, всегда был горазд… — приятель посмотрел на Феликса, — вертеть языком. Ведь, наверное, преувеличиваешь?.. Так или иначе, а сразу в бригаду его не включу. Вези как самодеятельного певца. И если зритель примет, возьму в бригаду. А сына твоего — хоть сейчас. Администраторы выездных бригад… вот как нужны.

Приятель чиркнул пальцем по горлу.

***

В тот же день Бродовы вернулись в Железногорск. Отец сказал сыну:

— Иди к Егору, зови его сюда. И сейчас же! Нам нельзя медлить. Первую поездку надо организовать в ближайшие дни, пока Егор свободен от работы на стане. По слухам, стан простоит десять дней.

— Его остановят завтра. Нам дают отгулы за выходные и сверхурочные.

— Вот и прекрасно! Свозим Егора в близлежащий город. Всего на два дня. И дело будет сделано.

Егор был дома: рылся в книжном шкафу, складывал в стопки учебники. Феликс, неожиданно появившийся в квартире, сунул ему руку, оглядел учебники.

— О, да ты никак в институт собрался? Если бы Феликс заглянул в глаза Лаптеву, он бы увидел в них ненависть и отвращение. Но Феликс перебирал книги и не подозревал о бушевавшей в душе приятеля буре.

— Тебя отец зовет, — небрежно сказал Феликс.

— Зачем?

— Откуда мне знать!

— Не пойду.

— Ты что, сдурел! Какая тебя муха укусила? Ты не пойдешь, он к тебе придет. У вас же дело общее — ансамбль.

— Я сказал — не пойду! И убирайся!..

Феликс отступил, развел в растерянности руки.

Сердцем почувствовал неладное. Былая почтительность к нему словно и не ночевала. «Ревнует», — обожгла догадка. «Этот… если любит… так, просто не отступит» На глазах рушился только что возведенный замок.

«Он дикарь. Все карты нарушит».

Заговорил примирительно.

— Хорошо, хорошо… Только не бесись, пожалуйста. Мне наплевать на ваши музыкальные дела!..

И вышел из квартиры. А через несколько минут явился Михаил Михайлович. Тряхнул Егора за плечи, сказал:

— Давай–ка, старик, чайку на стол — важное дело обсудим.

Сумрачный сидел Егор за столом. На гостя не смотрел, слушал. А Михаил Михайлович, подозревая ссору между Феликсом и Егором, делал вид, что не замечает смурной физиономии Егора, заливался соловьем:

— Четверть века грохнуло, а достиг чего?., клещами ворочаешь?..

— С отцом я теперь. На пульте.

— Экая невидаль!.. Пульт, рычаг и полтораста в клюве!.. Всю жизнь… полтораста — слышишь!.. И каждое утро, а то и в ночь, шлепай на работу. Всю жизнь — шлепай!.. Да я тебе перспективу даю!.. Подаю руку и в мир искусства веду. В большой и яркий мир, где свет, музыка, любовь народа. Тебя показывают по телевидению.