Иван Дроздов - Подземный меридиан

• Название: Подземный меридиан
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: «Московский рабочий»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1972

Роман «Подземный меридиан» уже публиковался ранее под названием «Покоренный «Атаман». Для настоящего издания автор значительно переработал его, дополнил новым материалом и дал своему произведению новое название. Роман И. Дроздова является результатом кропотливого изучения жизни горняков на Урале и в Донбассе, где автор часто бывал, работая корреспондентом газеты «Известия». В нем рассказывается о героическом труде шахтеров, о той напряженной борьбе за технический прогресс в горных работах, которая развернулась в наши дни, проводится мысль об извечной мечте добытчиков хлеба индустрии — о безлюдной выемке угля. Герои произведения действуют не только в шахтах, научно-исследовательских институтах — они активно участвуют во многих общественных процессах, которыми отмечено наше время. В романе большое место отведено и духовной жизни рабочих, ученых, деятелей культуры.

М. «Московский рабочий». 1972 г.

---

— Вы, Леон, всегда отличались одним замечательным свойством: я бы дорого отдал, чтобы обладать им, но мне не дано…

— Что же это за свойство? — перебил Папиашвили начальника, избавляя его от длинного вступления к делу.

— Ваш простецкий, свойский характер. С вами все откровенны, вам все расскажут. Ведь признайтесь: вы немало слышали о проказах наших слесарей во время их заграничных поездок?

— Ничего не слышал.

— Врете, Леон!

— Ей–богу, не слышал. Больше того, что прочитал в газете, ничего не знаю.

— В какой газете? — насторожился Каиров. Он даже бумаги сдвинул на край стола и смотрел на Леона с нескрываемым изумлением и далее страхом.

«Неужели читает газеты, о которых Самарину пишет американский приятель?» — В какой газете, Леон?..

— В нашей, областной.

— А разве там… разве там тоже пишут?

Каиров безвольно откинулся на спинку кресла.

Чего–чего, а уж этого он не ожидал.

— Чему вы удивляетесь, Борис Фомич! — развел руками Леон. — ещё тогда, как только ребята вернулись, Самарин написал статью… или путевые заметки… Я уж не знаю, как это называлось, но только я читал и, помню, завидовал этому счастливцу. Столько объездить, столько повидать! Да если бы это мне! А ему, рабочему…

Но Каиров его не слушал. Он позвонил в библиотеку. И, не глядя на Леона, словно его больше не существовало, говорил в трубку:

— Эвелина! Принесите мне подшивку «Кочегарки» за нынешний год. Да, да — быстрее. — И, делая вид, будто ничего серьезного не произошло, спокойно попросил Леона: — Вы сейчас поможете Эвелине найти эти записки Самарина; мне будет любопытно их почитать.

Он встал из–за стола, потянулся лениво, прошел к книжному шкафу и достал какую–то книгу. Не нарушил своего спокойствия и в тот момент, когда в кабинет вошла Эвелина и положила на стол перед Леоном подшивку газет.

— Пожалуйста, Борис Фомич, вот эта статья, — сказала Эвелина, раскладывая на столе подшивку.

— Спасибо, Эвелина, я почитаю и тогда вам позвоню, — благодарил девушку Каиров, делая вид, что статья Самарина для него неспешна и он займется ею потом, когда у него будет время. Для себя же ре шил: «Я выдеру, изыму статеечку из подшивки, непременно изыму».

— Так я вам не нужен? — сказал Папиашвили, вставая.

— Нет, нет, Леон. Зайдите ко мне в конце дня, у меня будет вам кое–что сказать.

И как только за Леоном закрылась дверь, Каиров пододвинул к себе подшивку, стал жадно читать:

«К Нью — Йорку подлетали ночью. Под нами ещё дышал серой мглой океан, а далеко впереди ярко засверкал огненный остров главного американского города. Я сидел рядом со своим другом Сашей Кантышевым. Разглядывая Нью — Йорк с высоты двух тысяч метров, он толкнул меня локтем, сказал:

— Посмотри, как много огней! Махина!»

Каиров проскакивал взглядом неинтересные, с его точки зрения, места.

«В тесной улочке остановились. В гостинице — небольшом сером доме — нас разместили по номерам. Потом девушка — гид, провожавшая нас от аэродрома до гостиницы, подошла ко мне и сказала: «Я знаю, вы будете работать на заводе моего отца. Если хотите, я покажу вам Нью — Йорк». Её звали Брон. Мы шли по улице, параллельной Бродвею. Кругом горела, сверкала, слепила глаза реклама. И оглушительно выли сирены»…

«…В другой раз к террасе, на которой мы пили чай, подъехала роскошная открытая машина. Из нее вышла Брон и, как старая знакомая, приветствовала меня.

— Я хочу покатать вас на автомобиле, — сказала она.

Дорогой пояснила:

— Практикуюсь в русском языке — вы мне очень помогаете.

Мы до вечера ездили по Нью — Йорку, а затем у ярко освещенного подъезда Брон остановилась:

— Это студенческое общежитие. Хотите посмотреть, как я живу?

Да, конечно, я очень хотел взглянуть, как живет дочь капиталиста.

Как и во всех общежитиях мира, тут был длинный коридор и небольшие комнаты. Брон жила не одна — с подругой, тоже студенткой. Я был откровенно удивлен простотой й бедностью обстановки. Невольно оглядел платье Брон — оно было красивым, даже изящным, но из материала обыкновенного и, как мне показалось, дешевого. Брон не носила украшений — один миниатюрный перстень неярко поблескивал на пальце.

— Бедновато живете. А рабочие на заводе говорили, что ваш папа мультимиллионер.

— Да, мой папа богат, но он потому и богат, что умеет беречь деньги. Он хочет, чтобы дети его стали деловыми людьми. На время учебы в институте он заставляет нас жить, как другие студенты…»

Каиров остановился тут, стал выписывать места, которые, по его мнению, могут бросить тень на Самарина. Записывал он в конце своего нового толстого блокнота. И начала записей обозначал знаками, сокращенными словами, которые понятны были только одному ему. И сделал для себя приписку: «Попросить С. принести кинокамеру. Любопытно будет на нее взглянуть». Каиров вновь склонился над статьей.

Дочитав статью, Каиров с раздражением отшвырнул подшивку на край стола. «Болван! — в сердцах ругнул он Самарина. — Ничего не сказал о камере… и вообще о Брон».

Борис Фомич вынул из стола письмо Пагнуса, прочел ещё раз от начала до конца. «…Стала сенсацией для газет нашего штата». Какого штата?.. Ведь речь идет о Нью — Йорке. Ах да — Нью — Йорк тоже входит в штат. Он, кажется, так и называется — Нью — Йорк. Впрочем, все это надо ещё выяснить. В Москве зайду к Соловьеву и все выясню. Да, да — у него все выясню и все узнаю».

После обеда в кабинет Каирова без стука вошел Самарин. Каиров метнул на него недобрый взгляд, но тотчас же повеселел, оживился, протянул руку:

— Андрей Ильич! А я хотел посылать за вами. Смотрите, какие книги я выписал из Ленинграда. Тут, брат, вся новейшая электроника!

Каиров вышел из–за стола, обнял Самарина за талию, прошел с ним по кабинету. Сзади они представляли зрелище умилительное и комическое. Толстый бодрячок с лоснящейся плешью на голове, подобно отцу родному или меценатствующему другу, вел по кабинету высокого молодца. Одеты они были празднично, нарядно: Самарин — в светлый костюм, искрящийся серебристой ниткой, Каиров — в модный дорогой костюм темного цвета.

— Вы, молодой человек, скрытны и замкнуты, — фамильярно, с отеческой ноткой в голосе журил Самарина Борис Фомич. — Объездили много стран, много там чудес повидали, а ни слова от вас не услышишь — ни гу–гу, молчок, словно воды в рот набрали. У вас, говорят, кинокамера есть уникальная, — принесли бы в институт, показали мне. Я и сам люблю поснимать пейзажики разные и все другое, что достойно внимания, что нам горизонты мыслительные расширяет, вкусы и нравы смягчает. Вот поедемте со мной в Москву и туда камеру захватите. А?.. Возьмете с собой камеру?..

— А зачем я в Москву поеду?

Каиров вдруг посерьезнел, сдвинул морщины у переносицы. Идея захватить с собой Самарина явилась ему вдруг, но чем дольше он обдумывал эту идею, тем больше она казалась ему разумной и реальной. «Его надо увезти с собой, — говорил себе в эту минуту Каиров. — Здесь он будет болтаться, а там я посажу его в номер и заставлю дописывать последнюю часть книги. А вечерком за чаем или на концерте каком он мне расскажет подробности своих американских приключений».

— Да, да, — сказал Каиров Андрею, — вы поедете со мной в Москву. У меня там дела по электронике, мне без ваших консультаций не обойтись. Решено — мы едем.

Они ходили по кабинету, Каиров журил Самарина:

— Вы все чуждаетесь, редко заходите. Пока вас не позовешь — не зайдете. А ведь мы с вами не просто сотрудники, коллеги — вы для меня немножко больше, чем подчиненный, я для вас — немножко больше, чем начальник. Мы теперь сподвижники, соавторы — нас и водой не разольешь, не то что чем другим. А-а? Ну что вы скажете?.. Или, может, я не прав?.. Или не вы меня совратили с пути истинного и сделали электроником?.. Посмотрите, посмотрите–ка, мил дружок, какие книги у меня на столе, какие схемы, чертежи… Да я теперь помешан на электронике, я теперь ничем другим не занимаюсь, как только электроникой. У меня и в голове теперь одна электроника сидит. Я и дом из–за нее, проклятой электроники, позабыл. От меня, можно сказать, из–за этого нового увлечения жена сбежала.

Андрей равнодушно воспринял мимолетно оброненную весть о сбежавшей жене.

— Ну скажите, Андрей Ильич, вы ведь слышали мою семейную историю?

— Кто–то говорил, но в общих чертах. Я не любопытен, Борис Фомич. Своих забот хватает.

— Если заботы ваши по части женщин — плюньте на них. Право, женщины не стоят того, чтобы наш брат по ним сокрушался. Верьте моему опыту — я знаю.

«Неужели до сих пор, — думал, между тем, Каиров, — он не знает, что Мария моя жена… Бывшая жена?.. Значит, между ними ничего нет, значит, зря я в душе клепал на него и поносил всяческими словами. И на Марию зря накричал. Ох–хо–хо! Пути господни!»