Иван Дроздов - Морской дьявол

• Название: Морской дьявол
• Автор: Иван Дроздов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5–7058–0394-X

Этот роман о нашем времени, в нём, как в зеркале показана драматическая судьба нынешней России. Выпукло, рельефно изображены враги нашего народа, но особенно ярко показаны герои сопротивления, русские люди, вставшие на пути разрушителей России.

---

Иван Дроздов МОРСКОЙ ДЬЯВОЛ Роман

Санкт — Петербург

2002

84.3Р 7

Д 75

Автор выражает сердечную признательность читателям, которые внесли посильную лепту в издание этой книги:

Алексеевой Валентине Павловне,

Зориной Татьяне Владиленовне,

Ивановым Лидии Ивановне

и Олегу Сергеевичу,

Конбековым Владимиру Ивановичу

и Виталию Ивановичу,

Кудашкину Василию Андреевичу,

Макушевой Нине Семеновне,

Моисееву Александру Владимировичу,

Несиоловским Елизавете Павловне

и Георгию Николаевичу,

Протасову Борису Ивановичу,

Трезоруковой Марии Владимировне,

Январским Нине Ивановне

и Николаю Владимировичу

ISBN 5–7058–0394-X © И. В. Дроздов, 2002

© В. И. Круговов, оформление, 2002

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Завод развалился, словно корабль, со всего размаха налетевший на айсберг; рабочим и служащим перестали выдавать зарплату, и он пошатнулся, затрещал, а затем и рухнул, погребя под обломками дневные, месячные планы, графики ремонтов оборудования, замыслы конструкторов, инженеров. Собственно здание управления, инженерное крыло, центральная лаборатория и дворец культуры, конечно, стояли на своем месте, и гигантский Конструкторский корпус по–прежнему красовался гранитным фронтоном главного входа, кариатидами, державшими на плечах балконы, но гирлянды окон по вечерам уж не вспыхивали веселыми огнями, а оставались черными, как пустые глазницы.

Так рухнула и вся российская держава под напором тайных и злобных сил, которых она еще вчера кормила своей грудью, холила и лелеяла, не зная и не ведая, каких чудовищ пестует на пагубу всех добрых и честных людей. Труд, созидающий жизнь, потерял смысл, а те деньги, которые еще кому–то выдавали, были обесценены в тысячу раз, и за них можно было купить кусок хлеба и пригоршню пшена. Люди вдруг поняли, что такое деньги и что можно при их помощи натворить, попади они в чужие руки.

В России и раньше были такие силы, и они все больше наползали в Кремль и в министерские кабинеты, но теперь их там стало так много, что им не надо было себя скрывать; они сбросили маски и громко заявили: в России совершена четвертая революция — на этот раз демократическая. Власть перешла к либералам, то есть к чиновникам, которые провозглашают принцип «Все дозволено!». Во властные кабинеты забежали младшие научные сотрудники, всякого рода институтские и министерские чиновники. Перед изумленными глазами русских людей замелькали нерусские фамилии. В стране в одночасье каким–то непонятным образом появились богатые и очень богатые люди, и даже магнаты и олигархи. Они будто бы из этих же, вчерашних кандидатов наук и мелких служащих.

Люди подобного рода вздыбили шерсть и на Северном заводе. Раньше их не было видно; они сидели в каких–то углах и закоулках, а теперь, как тараканы, вдруг повылезли из щелей и забегали, задвигались, словно где–то разлилась сладкая вода и они туда устремились. И только потом, три–четыре месяца спустя, стали проясняться их тайные делишки: они что–то сдавали в аренду, что–то продавали, скупали какие–то акции. Директор завода Петр Петрович Барсов, честный человек, этому процессу пытался помешать, но однажды из министерства пришла шифровка: завод выставлен на торги, он переходит во владение акционеров. Председателем совета акционеров стал молодой человек с характерно русской фамилией и со столь же характерно нерусской физиономией Андрон Казимирович Балалайкин. Рабочие стали называть его Ароном, и по этому поводу у него часто возникали неприятные препирательства. Обыкновенно он в таких случаях говорил: «Послушайте! Вот вы Иванов, и я же вас не называю Пупкиным или Шапкиным, а вы меня…» И нередко в ответ он слышал все то же: «Простите, Арон Казимирович». «Опять Арон!» — всплескивал руками, говорил: «А-а, да черт с вами! Давайте вашу бумагу, что там у вас ко мне?..»

Барсов однажды сказал Балалайкину:

— А полечу–ка я к нашим друзьям–арабам и продам им «Майского жука»?

«Майский жук» — самолет, изготовленный на заводе еще до начала перестройки. Не случись она, эта проклятая перестройка, ныне и вся авиация переходила бы на эти самолеты. Для «Жука», как для вертолета, не нужны аэродромы.

Балалайкин с минуту смотрел на Барсова черными выпуклыми глазами.

— А купят?

— У меня был уже покупатель.

— Хорошо. Я вам такую экспедицию устрою.

И директор с женой, и со своей младшей дочерью Машей, и с рядовым конструктором, исполнявшим роль бортинженера, и посредником арабом полетели на Восток.

Во дворе завода были аккуратно сложены в штабель и покрыты брезентом шестнадцать кабин недостроенных вертолетов и почти готовый подводный аппарат для спасательных работ «Коловрат». Он очень большой, способен «ходить» по дну моря, выпускать из своего чрева и впускать дюжину водолазов, и даже производить на дне земляные работы — таких аппаратов еще в мире не было… Хранились тут и еще какие–то невостребованные заказчиками машины. Министерству обороны перестали давать деньги, и все заводы, создававшие мощь нашего государства, сели на мель. Рабочие, инженеры из цехов уходили. Где они устраивались, как жили — никто не знал. Одно все видели: некогда знаменитый на всю Европу машиностроительный завод на Неве умирал.

Два человека оставались на капитанском мостике: Андрон Балалайкин и главный бухгалтер завода Наина Соломоновна Кушнер.

Впрочем, бегали по коридорам заводоуправления возбужденные и чем–то взволнованные десятка три–четыре молодых мужиков разного служебного калибра и достоинства. Большинство из них — начальники цехов, отделов, и что самое интересное — все они были нерусские: грузины, азербайджанцы, но, главным образом, евреи. Все чаще лепилось к ним слово «акционер». Акционеры — значит, новые хозяева; они будто бы купили завод и теперь все думали и шушукались, что с ним делать. Среди акционеров были и рабочие. Их приглашали в бухгалтерию, и Наина Соломоновна, никогда не смотревшая собеседнику в глаза, а все время отворачивавшая свои утомленные вечными расчетами очи, говорила:

— Вам выписан кредит, и вы можете получить на него акции. Вы будете хозяином завода…

И прибавляла с каким–то непонятным не то журавлиным, не то ястребиным клекотом:

— Вам это разве плохо? А?..

И если человек стоял перед ней в недоумении, еще говорила:

— Вы удивляетесь? Напрасно. Я тоже вначале удивлялась, но умные люди мне все объяснили: теперь такая система. Раньше у завода не было хозяина, он был ничей, а теперь есть пакет акций — его кто–то держит. И другой пакет акций — поменьше, и его кто–то держит. А есть и две–три акции — их будут держать рабочие. Пусть каждый думает, что он тоже хозяин. А тот, у кого побольше фантазии, будет мнить себя капиталистом, почти Генри Фордом. Вы держите в руках акции, и не надо думать, откуда они и почему их вам дали. Важно другое: вам акции дали.

В душе Наина Соломоновна была философом, и, когда ей становилось невтерпеж от вечных цифр и расчетов, она устремляла усталый взгляд в угол комнаты или в окно и искренне жалела, что стала бухгалтером, а не преподает в университете.

Случалось так, что рабочий, перебирая в пальцах выданные ему две–три акции, долго не отходил от бухгалтера, и тогда Наина поднимала на него взгляд, исполненный негодования. Рабочий уходил. Видимо, он думал так: Наина Соломоновна — главный бухгалтер, она знает, что делает.

Русский человек и вообще–то склонен верить. Почти всегда и всем он верит, и даже таким людям, как Наина Соломоновна. После беседы с главным бухгалтером он идет домой в умиротворенном состоянии. У него где–то под сердцем даже зашевелилось радостное возбуждение. Как же? Был рядовым рабочим, а теперь вдруг стал хозяином завода. Раньше получал мизерную зарплату, теперь ничего не получает, но зато в будущем прибыли от производства беспрерывным ручейком потекут ему в карман. Он станет богатым и летом всей семьей поедет отдыхать на Канары. Туда же приедут и Арон Балалайкин, и Наина Соломоновна. Вечером они вместе будут сидеть на открытой площадке летнего ресторана, а кто–то, показывая на них, скажет: «Это фабриканты из Петербурга».

Русский человек, кроме множества замечательных достоинств, обладает и еще одним, уж совсем замечательным: он — мечтатель. Недавно он мечтал о безбрежном коммунистическом рае для всех, теперь втайне от своих товарищей подумывает о возможности рая для себя. И как бы оправдывая этот свой эгоизм, мысленно повторяет то, что ему каждый вечер внушают шустрые телеговорящие ребята: «Рай для всех — это, конечно, утопия, а вот сколотить сотню–другую тысяч рублей и махнуть на Канары… — это под силу каждому».

Если такие мысли ему приходят на ходу, он прибавляет шаг и оглядывается: не подслушал ли кто его тайных желаний?..