Иван Дроздов - Баронесса Настя

• Название: Баронесса Настя
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: ЛИО Редактор
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5–7058–0308–7

После Великой отечественной войны в газетах промелькнула информация о том, как девятнадцатилетняя советская разведчица Настя, хорошо знавшая немецкий язык, была заброшена в тыл врага. Там она стала медсестрой при гитлеровском генерале бароне фон Функе, получила высший орден Германии — Рыцарский крест и вместе с больным генералом отправилась в его родовой замок. После смерти барона она стала хозяйкой замка.

До конца войны Настя снабжала нашу разведку ценнейшими сведениями. История необычайная, почти фантастическая, — о ней и поведал в своём романе известный русский писатель, фронтовик Иван Дроздов.

---

— Тебя будто бы учить на зенитчика будут.

— На зенитчика?

— Да, на зенитчика. Америка присылает нам какие–то мудрёные орудия — «Бофорсы» называются, — так чтобы ими овладеть, нужны знания высшей математики. Ты такую математику–то проходил в училище?

— Да, начальные разделы.

В тот же вечер в штаб полка приехал командир эскадрильи и привёз ему погоны старшего лейтенанта.

— Генерал одумался и велел догнать тебя и вернуть в эскадрилью. Поедем.

Пряхин был смурной и слушал комэска, не поднимая головы. Глухо проговорил:

— Не поеду.

Комэск уговаривал, но Пряхин был непреклонен. В эскадрилью он не вернулся. Ночью на машине его доставили на станцию. На крыше вагона он ехал в Баку для изучения каких–то мудрёных зенитных орудий.

Как один короткий день пролетели три месяца учёбы, и Пряхину выдали удостоверение об окончании Бакинского зенитно–артиллерийского училища. Раньше там курс был рассчитан на два года, но вчерашнему лётчику не надо было проходить строевую подготовку, общую тактику, стрельбу из личного оружия, — ему дали знания по зенитному делу и, главное, по устройству американских пушек.

Звание он имел, теперь в личном деле появилась ещё и запись: «Командир огневого взвода».

И вот он с котомкой за плечами в тёплый майский день шагает по зелёным улицам города Валуйки, куда привёз его с берегов Каспийского моря сборный воинский «пятьсот Весёлый» эшелон.

Возле колонки с водой посреди улицы стоят и о чем–то возбуждённо говорят люди. Женщина машет рукой, зовёт:

— Эй, военный, иди-к сюда!

Кричит ему, — да, ему, и Пряхин идёт.

Женщина ещё издали говорит:

— Ты, парень, устройство бомбы знаешь? Взорвётся она или не взорвётся?

— Какая бомба? — подошёл Пряхин ближе.

— Обыкновенная! С самолёта упала. Вон, видишь — хвост из земли торчит.

В проёме открытых ворот на той стороне улицы, в огороде, чернеет стабилизатор бомбы. «Полутонная. Со взрывателем М-14…» Что–что, а устройство–то бомб Пряхин знает.

— Давно упала? — спрашивает Пряхин, но тут же понимает, что вопрос бессмысленный. Бомба замедленного действия и на какой час установлен взрыватель, никто не знает.

— Ночью сбросили, ночью! — чуть не плача, выкрикивает женщина.

— Ночью?.. А чего ж вы тут стоите! Взорвётся ведь.

— А где же нам стоять, где, служивый! У нас тут дома, а там старики, дети…

— Да, да, конечно. Но вы всё–таки отойдите подальше.

Пряхин не спеша снимает с плеча скатку шинели, котомку с полотенцем и запасными портянками, кладёт на землю.

— Я сейчас… попробую.

И какой–то вихляющейся, не своей и не мужской походкой направляется к бомбе. Потом оборачивается, кричит людям:

— А вы ложитесь, все ложитесь!

Мужики и бабы валятся наземь, а он так же, не торопясь, и какой–то противной, кокетливой иноходью продолжает путь к бомбе. Он будто боится её спугнуть, и даже дыхание задерживает. А мысль хотя и вяло, но работает в одном направлении: «Ну, вот — и до фронта не доехал, а тут на тебе — бомба. Сейчас как шарахнет!..»

Он теперь ясно различает крылья стабилизатора. «Да, она — полутонная. Взрыватель М-14.. Пружина сильная, бомбу если и с машины уронить — не взорвётся. Детонация разве уж от сильного удара сработает».

Классификацию бомб, и своих и вражеских, он в авиашколе выучил хорошо. Знал все свойства, помнил цифры. Только бы успеть, только бы вывернуть взрыватель.

Последние метры промахнул разом, — будто бы кто толкнул в спину. Погрузил руку в углубление, вцепился в корпус взрывателя. Повернул влево — не поддается, ещё усилие — сидит мертво. И тогда почувствовал, как все тело его прошиб пот. И со лба потекли крупные капли. Собрался с силами, рванул, и — взрыватель пошёл. И Пряхин крутил его, крутил и всё повторял одну прицепившуюся к языку фразу: «Хорошо, милый, иди, иди…» И слышал чёткий отрывистый стук часового механизма. И поворачивал резвее, а взрыватель всё шёл и шёл, и вот уже теплый, почти горячий, он на ладони. «Горячий? Почему горячий?» — успел подумать и с размаху запустил его в соседний огород, — в кусты смородины или крыжовника. И вмиг почувствовал смертельную усталость. Ему захотелось сесть и посидеть рядом с бомбой. Тронул пальцами крылья стабилизатора, — они были не так теплы, как взрыватель. Догадался; при падении и погружении в землю бомба от трения нагрелась и внутри её тепло сохранялось дольше. Вдруг вспомнил, что взрыватель может взорваться и достать его. Одернул гимнастерку, пошёл прочь от бомбы. Теперь он шёл уже другой походкой, — не спеша, уверенно и с достоинством человека, выполнившего серьёзную работу.

Принимая от женщины скатку и сумку, сказал:

— Теперь не взорвется. Но надо бы её выкопать, отвезти подальше. Это уж поручаю вашим мужикам.

И пошёл дальше своей дорогой, но, отойдя несколько шагов, повернулся, сказал:

— Там, в соседнем огороде, взрыватель. Он–то взорвется. Не так, конечно, как бомба, но всё–таки остерегитесь…

— Э-э… Эй!.. Ты бы и его… куда подальше.

— Извините. Некуда. Везде огороды и — люди.

И споро зашагал в конец улицы, — там, за городом, в трёх километрах, должна быть деревня Яблоново, и в ней штаб формирующегося зенитного полка.

В Яблонове отыскал дом, где располагался штаб полка. Не было ни командира, ни начальника штаба, — в просторной светлой избе, у окна, за пишущей машинкой сидела девушка в погонах ефрейтора.

— У меня направление в ваш полк, — сказал Пряхин, снимая с плеча вещевой мешок.

— Давайте сюда, — протянула она руку.

Заученно просмотрела документ, смерила взглядом старшего лейтенанта и раскрыла лежавшую сбоку от машинки толстую тетрадь.

— Пойдете в пятнадцатую батарею.

Помолчав с минуту, добавила:

— Там как раз нет командира огневого взвода.

И склонилась над тетрадью.

Говорила она властно, уверенно. И одета была хотя и по–солдатски, но с претензией на командирский вид: яловые сапожки плотно облегали ядреные икры, ремень широкий, с ярко блестевшей пряжкой. И погоны без единой складки, будто вырезаны из металла.

— Вы, товарищ ефрейтор, тут за всех командиров.

— Товарищ офицер! Можете идти на батарею, — сказала строго.

— Слушаюсь!

Подхватил сумку, и толкнулся в дверь, но повернулся, спросил:

— А где она, батарея?

— Пятнадцатая? В конце села. Дом под цинковой крышей, там живет командир батареи капитан Бородин.

— Слушаюсь! — повторил Пряхин.

На главной улице села редко встречались жители, — все были в поле, — и ещё реже военные; только в переулках, но дворах и закутках колготились стайки солдат, дремали зачехленные пушки, приборы, разный военный скарб. Ничто тут не напоминало о войне, о расположении полка, — забрели случайно солдаты, ждут кого–то или отдыхают.

«Командир взвода, я теперь командир взвода…» — Пряхин пытался представить и свой будущий взвод, и командира батареи, и других офицеров, среди которых, наверное, будут у него приятели. На крыльце крайнего дома, на лавочке сидел младший лейтенант, — с девически нежным лицом, черными глазами и шапкой темных волнистых волос. Смотрел приветливо, улыбался.

— К нам на пятнадцатую? — спросил он.

— К вам, а вы…

— Командир приборного взвода, Ершов. Виктором зови.

Протянул руку. Кивнув на дверь, пояснил:

— Комбат отдыхает. Вчера попойка была, переложил малость.

Ершов говорил охотно, — и говорил так, будто они были старые знакомые:

— Мы ждали вас. Нам вчера в штабе полка сказали, что лётчик прибудет. А комбат по телефону кричал: «Зачем лётчик, нам огневик нужен, чтоб с таблицами разобрался!»

— С таблицами?

— Да, у нас пушки американские, — мудрёные, страсть. С ними без таблиц ничего понять нельзя. Там, видишь ли, интегралы какие–то. Ты как, — сечёшь?

— Посмотрим, — уклонился Пряхин. А сам почувствовал жар за воротником. Изучал он эти пушки на полигоне и стрелял из них, но тут неизвестно, как дело пойдет.

— Чудные они, американцы. Пушчонка небольшая, а возни с ней не оберешься. Она, чтоб заработала, должна ток получить. За каждой на колесах электростанцию таскают. И прибор для наведения ствола тоже у каждой пушки персональный. На нем ещё четыре человека сидят. Там проводов и кабелей столько, что черт голову сломит. И что думали конструктора! Их бы под Сталинград сунуть или под Ростов, где мы первое крещение приняли.

Ершов тряхнул плечами, так что медаль «За отвагу» на его груди сверкнула на солнце. Он хотя и разглядел награды Пряхина, но своей медалью явно гордился.

Между прочим заметил:

— Ты, видно, кучу наград в авиации схлопотал. У нас с этим туго. У нас и за медаль напляшешься.

Пряхин молчал. И лишь улыбался понятливо. Высказался скупо:

— Там, в авиации, не только награды схлопотать можно.