Грэм Макнилл - Адептус Механикус: Омнибус

• Название: Адептус Механикус: Омнибус
• Автор: Грэм Макнилл
• Издательство: Кузница книг InterWorld'а
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 2016

Из сгущающегося мрака появляется культ Механикус, чьи выхлопы пропитаны фимиамом, а голоса выводят зловещие молитвы. Это не чётко упорядоченная военная сила и не милосердное собрание святых мужей, но религиозная процессия кибернетических кошмаров и бездушных автоматов. Каждый из их числа добровольно отказался от своей человеческой сущности, превратившись в живое оружие в руках своих бесчеловечных хозяев.

Когда-то техножрецы культа Механикус пытались распространять знания, чтобы улучшить жизнь человечества, теперь они с мясом выдирают эти знания у Галактики для собственной пользы. Культ Механикус не несёт прощение, милосердие или шанс обратиться в их веру. Вместо этого он несёт смерть — тысячью разных способов, каждый из которых оценивается и записывается для последующего обобщения.

Пожалуй, именно в такого рода жрецах Империум нуждается больше всего, ибо человечество стоит на пороге катастрофы…

Книга производства Кузницы книг InterWorld'a.

https://vk.com/bookforge — Следите за новинками!

https://www.facebook.com/pages/Кузница-книг-InterWorldа/816942508355261?ref=aymt_homepage_panel — группа Кузницы книг в Facebook.

---

Один болтливый инициат, еще не прошедший улучшения нервной системы и сохранивший большую часть своей человечности, сказал Роттлу, что планета когда-то была Миром Умбракогга. Назвали этот покрытый скалами, пламенем и ядом шар в честь паломника, поселившегося здесь после того, как несколько тысяч лет назад планету открыл эксплораторский флот Магестехникум. Но никто не знал, почему мир взяли под свою руку Адептус Механикус. Другой инициат, до дрожи боявшийся церебральной реконфигурации, рассказал Роттлу, что название Умбракогг было нужно лишь для того, чтобы напомнить горстке населяющих планету людей, что они живут in umbra Coga, в переводе на низкий Готик «в тени Шестерни», где таятся самые опасные знания Омниссии. Возможно, новичок несет бред, подумал Роттл. Церебральная реконфигурация наносила урон плоти. По мнению Роттла, знание не нуждалось в именах; намерения Омниссии ведомы Ему самому, и знать об этом вполне достаточно всем остальным.

Все, чего хотел Иероним Роттл — это приступить к работе. Нет более возвышенного поклонения Омниссии, чем освящение цистерны с генетическим материалом с помощью двоичного псалма, священная механострация технобдения или возжигание благословенного люмосфоида. Роттл не стремился овладеть знанием сам; он хотел лишь славить знание Омниссии, почитать и сохранять в неприкосновенности данные.

С момента приземления челнока он больше никогда не видел этих инициатов. Они быстро исчезли в нижних уровнях учреждения. Несколько лет спустя архимагос биологис Вэйвор скажет Роттлу, что инициаты были превращены в контролирующих сервиторов, важнейшие детали охранной сети научно-исследовательской станции. Роттл запишет эту информацию в архив памяти. К тому времени он уже перестанет придавать значение существам из плоти.

Иероним Роттл — всего лишь слуга Омниссии.

Единственное, что имеет значение — это работа.

И у него была такая работа.

На этой никому не известной планете, в безымянной крепости-лабораториуме Механикус, Иероним Роттл создавал Пожирателя Жизни.

Пожиратель Жизни. Одно из священных орудий Экстерминатуса, Убийцы Миров, ужаснейшего приговора, выносимого Святыми Ордосами Имперской Инквизиции населению планет, заслужившему своими преступления против Трона Терры полного, тотального уничтожения. Разрушения всей планеты.

Именно на этой планете слуги Адептус Механикус производили вирус Пожирателя Жизни для больших флотов сегментума Обскурус. Хот я в те времена для осуществления Экстерминатуса широко применялись циклонные и инсинераторные торпеды, и даже некоторые члены Инквизиции по причинам, которые уже давно были Механикум непонятными, осуждали использование Пожирателя Жизни, магосы биологис Адептус Механикус все еще создавали это одно из самых потрясающих вооружений древней Терры. Архимагос биологис Вэйвор не раз повторял, что плоть несовершенна, а то, что ее уничтожает, воистину является восхвалением Омниссии.

И они славили Омниссию непрерывным производством. Подобно сосудам учреждение пронизывали теплообменные элементы и трубы для отвода токсичных отходов, выбрасывающие ядовитые отходы в загрязненную атмосферу и гниющее море. В защищенных лабораториях, некоторые из которых были даже окружены пустотными щитами, иссохшие генеторы создавали то, чего никогда не смогли бы создать естественные биологические процессы. Их ядовитые творения производились и хранились в герметично запечатанных емкостях, которые рядами стояли вдоль нависающих над мертвым океаном галерей. В камерах фильтрации и смешения к многочисленной контролирующей и поддерживающей машинерии были напрямую подключены сервиторы. Их органика быстро разрушалась под воздействием едких токсинов, и, несмотря на прочность стали и тканей из пластика, многие из них выходили из строя уже через несколько дней после начала работы.

Вживление разьемов в мозг лишило Роттла знаний не только о том, почему он покинул Марс, но и о том, как он стал частью этого великолепного процесса. Согласно расчетам, работая в генетории Марса, он прошел некую проверку, или, возможно, получил повышение в должности. Сразу после прибытия его назначили ответственным за контроль над хорами чистоты, удерживающими токсины Пожирателя Жизни в пассивном состоянии во время производства. Также он занимался калибровкой генных цистерн и зажиганием люмосфоидов, следя, чтобы органика не испортилась — все во славу благословенного имени Омниссии. Роттл не обращал внимания на возможный риск. Слава Омниссии превыше всего.

Однажды адепта-биологис Иеронима Роттла повысили до магоса биологис. Он понял это по изменению своего статуса, когда подключался к центральной инфосети. Он не помнил, когда это произошло.

Он помнил, как архимагос биологис Вэйвор сказал, что понимание риска лежит в непосредственной близости от осознания собственной личности, а члены Механикус — всего лишь крошечные зубья в мельчайших шестернях всеобъемлющего творения Бога-Машины. И история Роттла началась именно в тот момент слабости, когда он осознал себя. Это было секундное проявление немногой оставшейся у магоса человечности, которое выжгло ее остатки.

Он давно уже бросил попытки исчислять время в стандартных имперских единицах — годы, дни, часы, и так далее, поскольку время давно стало лишь мерой созревания, развития и генетической обработки вируса. Но что Иероним Роттл действительно помнил, так это то, что попал сюда задолго до того, как наконец отринул свою человечность.

* * *

Галерея цистерн, с обеих сторон обрамленная большими выпуклыми окнами из оргстекла, проходила сквозь весь шпиль. Несмотря на бушующие снаружи воздушные потоки, в галерее свист ветра был едва слышен. Роттл осмотрел одну из цистерн, проверяя узлы воспламенения и правильность генетической сборки. Из-за освещения воздух казался желтым. Расположенные глубже в галерее цистерны и котлы скрывала тьма, но здесь свет от мерцающего оргстекла заставлял предметы отбрасывать резкие тени.

Внезапно освещение изменилось. На спину Роттла и на пол перед ним упала тень. Он развернулся, сервоприводы взвизгнули от непривычной скорости. В памяти всплыли наставления Вэйвора: шестерням Бога-Машины нужна лишь священная точность, и не нужна быстрота. Роттл не привык к скорости.

Сквозь оргстекло можно было увидеть левиафана, приближающегося к строению в потоках восходящего воздуха. Левиафаны были местными животными. Большие, наполненные газом пузыри позволяли этим огромным существам размером с грузовой челнок подниматься в верхние слои атмосферы, за пределы загрязненной ее части. Вэйвор говорил, что они безопасны, как вымершие киты Терры. Они питались обитающими в горячих восходящих потоках крилионами — микроскопическими бактериями, которые синтезировали менее ядовитые загрязняющие вещества и токсины. Это позволило левиафанам жить и процветать, в отличие от многих вымерших из-за присутствия на планете человека видов. Никакой другой жизни не существовало, и Роттл иногда думал о такой стойкости слабой плоти с чем-то сродни удивлению. Или, по крайней мере, оставшиеся у него центры чувств принимали это за остаточные синаптические импульсы удивления.

Но этот левиафан умирал. Он погружался в тошнотворные потоки океанских токсинов. Его кожа отслаивалась и трескалась на глазах, пока он приближался к строению. Его газовые пузыри были раздутыми и опухшими, мертвенно бледными и уродливыми. Роттл наблюдал, как животное вращается вокруг своей оси, изгибаясь и мерцая в бледном свете солнца. Один из пузырей разорвался, выплеснув сгусток водянистой крови, затем еще один, и еще. Левиафан бросился на здание, как терпящий крушение орбитальный дирижабль.

В магосе биологис Роттле осталось очень мало от человека, но этого хватило, чтобы он почувствовал страх. Приводы в нижней части лица дернулись, отчего пластицидовые челюсти вздрогнули. Один аугметический глаз неестественно расширился, настраивая полированные линзы на приближающегося левиафана. Магос вычислил массу, ускорение, вращающий момент и траекторию. Его горло не использовало для дыхания рот, обонятельные и носовые фильтры неуклюже взвизгнули. Роттл уже давно утратил способность кричать.

Аугметические ноги пришли в движение, когда он вычислил наиболее вероятную траекторию полета и самое безопасное место. Усиленное оргстекло могло выдержать огонь из болтера, но не прямое попадание туши левиафана. Весь шпиль мог быть разрушен. Сервитор наверху продолжал бормотать бинарный катехизис, не сознавая неизбежности столкновения. Роттл прыгнул к выступу ближайшей цистерны с генным материалом.

Той крошечной части, что осталась в магосе от человека, оказалось достаточно — как раз, чтобы затуманить холодную четкость вычислений, внести ошибку в тщательно выверенную траекторию прыжка. Роттл врезался в цистерну. И хотя размером он был со среднего человека, весил он намного больше. Дюрасталевые элементы, пластицидовые и латкритовые ткани в сумме весили намного больше человеческой органики. Человеческая часть Роттла составляла лишь небольшую часть его массы. Импульс был огромным.