Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины

• Название: Ольга, княгиня русской дружины
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-87513-9

Всем известна история о том, как князь Игорь, отправившись в Древлянскую землю, сложил свою голову и как жестоко отомстила врагам жена его, княгиня Ольга. Однако мало кто знает, что же произошло на самом деле. Замешаны в этой истории и ревность, и благородство, и низкое предательство… А началась она, конечно, с любви – в тот момент, когда на переправе у Свинель-городца появился незнакомый всадник, похожий на сияющего солнечного бога…

---

– Вот это девушке больше подходит! – невольно воскликнул он.

И помотал головой: ему все казалось, что эта красотка – какой-то чудный морок, его преследующий. На реке она в него стреляла, здесь подносит рог в том самом доме, куда он ехал, – что все это значит?

Соколина успела приодеться: убедившись, что отец намерен принять Красного Всадника, она полетела в избу и там произвела привычный разгром среди своих укладок и ларцов. Натянула крашенное крушиной тонкое шерстяное платье и зеленый хангерок, отделанный красно-желтым шнуром, застегнула на плечах позолоченные застежки с ниткой стеклянных бус между ними – первое, что под руку попалось, – и помчалась проверять запасы: что есть из готового на стол.

Но изумленный взгляд надменного гостя вознаградил ее за хлопоты. Как почти все сделанное им в жизни, дочь воеводе Свенгельду удалась: это была рослая, крепкая девушка, живая, бойкая и решительная. Не сказать, чтобы она была красавица: черты лица у нее были простые и крупные, как и белые зубы, на носу в летнюю пору золотилась россыпь веснушек. Но светло-русая коса в руку толщиной спускалась ниже пояса, а взгляд желтоватых, как у ловчей птицы, глаз был так пытлив и задорен, что каждый невольно испытывал не просто желание, а горячую потребность ей понравиться и выглядеть перед ней как можно лучше.

Впрочем, для Логи-Хакона в этом ничего нового не было: он всю жизнь следил за тем, чтобы производить на людей достойное впечатление. В отличие от своего старшего брата Ингвара, который никогда в жизни об этом не задумывался, но тем не менее сделался мужем прекраснейшей женщины Русской земли, а заодно наследником всех владений Ульва волховецкого и Олега Вещего. И немало с тех пор приумножил свое наследие.

– Ну, так ты ко мне приехал или к моей дочери? – послышался откуда-то спереди низкий насмешливый голос, и Логи-Хакон опомнился.

Заглядевшись на девушку, он чуть не забыл о хозяине дома. А тот уже ждал его, сидя на высоком почетном месте.

Когда Свенгельд и его воспитанник Ингвар, тогда шестилетний мальчик, уехали из Волховца в Киев, Логи-Хакон еще не родился на свет. Свенгельд никогда больше не возвращался на север, а Логи-Хакон, хоть и бывал в Русской земле на Днепре, в Деревлянь ранее не ездил и с воспитателем своего старшего брата не сталкивался. Поэтому они, связанные по жизни не менее тесно, чем кровные родичи, видели друг друга впервые. И оба, старый и молодой, обратили друг на друга равно пытливые и любопытные взгляды, хотя корни этого любопытства были разными.

Для Логи-Хакона этот когда-то рослый и могучий, а сейчас уже немного согнутый годами человек был великаном из преданий – из тех времен, когда мир был иным. Свенгельд был очень стар, его голова и борода почти совсем поседели, только брови еще оставались темными. Бронзовое лицо покрывали глубокие морщины, нос был заметно свернут в сторону – следствие давнего перелома. Глубоко посаженные серые глаза смотрели из-под лохматых бровей, будто волки из норы. Их пристальный взгляд словно оценивал стоявшего перед ним молодого красавца, спрашивал: ну, на что годится это поколение?

Вид гридницы подтверждал рассказы о богатстве Свенгельда, которых Логи-Хакон наслушался еще в Киеве. Сам хозяин был одет в кафтан зеленого шелка, затканный золотисто-желтыми узорами в виде птиц, обращенных друг к другу клювами; стоячий воротник был отделан черным собольим мехом, грудь украшали поперечные полоски тесьмы, вытканной из серебряных и шелковых нитей – чрезвычайно тонкой искусной работы. Отметив это, Логи-Хакон бросил вопросительный взгляд на Соколину, но сам себе ответил коротким покачиванием головы: образ этой решительной и порывистой девушки не вязался с усидчивостью и прилежанием, без которых такое рукоделие невозможно.

У отца Хакона, Ульва-конунга, гридница была завешана шкурами восемнадцати медведей, которых он самолично взял на рогатину; волховецкий владыка помнил каждого и часто занимал гостей рассказами о тех ловах, показывая дыры от ран, которые нанес косматым противникам. У Свенгельда же бревенчатые стены дружинного покоя были покрыты драгоценными одеждами: расправленными плащами из цветной шерсти с отделкой из дорогого шелка, кафтанами и платьем из самита. Неудивительно, что хозяин желает похвастаться таким богатством, но Логи-Хакон мельком подумал: похоже на «шкуры» врагов, добытые на лову ратного поля. На иных вещах были вытканы или нашиты узоры в виде крестов: Логи-Хакон знал этот знак Христовой веры, нередко украшающий добычу из христианских стран.

Но еще более, пожалуй, на Логи-Хакона произвели впечатление те рубахи, плащи и кафтаны, что не висели на стенах, а облекали могучие плечи своих хозяев. На скамьях за столами сидели десятки людей – отружники Свенгельда. Ни на ком, как с изумлением заметил гость, не было обычной некрашеной одежды домашнего производства. Все были одеты в греческое и русинское платье: фризская крашеная шерсть, полоски яркого самита на вороте и рукавах. Пояса с серебряными бляшками, хорошие мечи на плечевых перевязях, в том числе рейнские. Серебряные браслеты и перстни. И под стать этим дорогим и даже драгоценным металлам сверкали глаза этих людей. Со всех сторон на Логи-Хакона были устремлены твердые и острые, как лучшая сталь, пристальные взгляды тех, кто помог Свенгельду во множестве походов и сражений раздобыть все эти богатства и заслуженно получил свою долю. Логи-Хакон чувствовал себя будто под прицелом пяти десятков стрел и сулиц. Но он был бы недостойным потомком своих предков, если бы дал понять, что ему не по себе.

Слухи не обманули. Свенгельд действительно был очень богат. Но Логи-Хакон, внук и правнук конунгов, верно оценил, в чем заключается истинное богатство старого воеводы. Этому богатству не зазорно было и позавидовать в душе.

– Будь жив![1] – приветствовал его Свенгельд. – Ты, стало быть, Пламень-Хакон? Похож на мать.

Старик не видел королевы Сванхейд уже без малого три десятка лет, и в его памяти она сохранилась молодой. Поэтому сходство с ней младшего сына, которого он впервые увидел почти в том же возрасте, в каком ее – в последний, было ему даже более очевидно, чем самому Логи-Хакону. И от этих воспоминаний лицо воеводы смягчилось, так что даже Соколина это заметила и бросила на Логи-Хакона взгляд, полный нового любопытства. Чем этот красавчик сумел растопить сердце Свенгельда, твердое, как гранитные лбы над Ужом?

– Ну, как она сейчас? – Об Ульве Свенгельд, естественно, не спрашивал, поскольку знал, что его бывший вождь мертв уже лет десять. – Садись, рассказывай.

Логи-Хакон был усажен на второе почетное место напротив хозяйского: близкое родство с князем Ингваром давало ему право на почет в любом из самых знатных домов Русской земли. Соколина поднесла ему кубок с пивом, сваренным на сосновой пыльце, что подают только в конце весны. Кубок был ничуть не хуже тех, из которых его угощала невестка Эльга в Киеве, – серебряный, ромейской работы, с чеканными узорами и самоцветными камнями по всей окружности боков: лиловыми, зеленоватыми, желтыми, голубыми, пламенно-красными.

Тем временем челядинки несли на стол блюда: из ярко расписанной глины, из чеканной меди и даже серебра. На блюдах лежали пироги с рыбой и дичью, хлеба было такое изобилие, будто на дворе и не начало лета – та пора, когда у людей старый хлеб кончился (порой – давно кончился), а до нового еще терпеть и терпеть. В теплое время, чтобы не дымить в помещении, еду готовили в стороне под навесом, но сквозь отволоченные оконца долетал запах вареной рыбы и жарящегося мяса.

Логи-Хакону было весьма любопытно увидеть своими глазами все то, о чем так много говорили в Киеве, но он знал: не пристало сыну волховецкого конунга таращиться на чужое богатство, отвесив челюсть, будто раззява из чудской глуши. С невозмутимым видом он рассказывал новости севера. О Волховце, где жила госпожа Сванхейд. О новом городце, что второй год строили почти напротив него, через Волхов, для ее внука Святослава, Ингварова сына; его иногда называли Святославль, но чаще просто Новгород. О Свинческе на Верхнем Днепре и о заложенном неподалеку от него становище – Смолянске, где теперь останавливалось зимой полюдье Ингвара и где поселился Тородд, средний сын Сванхейд. О Зорин-городце, где сам прожил последние два года.

– Ты, стало быть, обзавелся собственными владениями? – усмехнулся Свенгельд.

Конечно, он вспомнил, как сам лет пятнадцать назад, вместе с молодым и неженатым тогда Ингваром, разбил в сражении перед Зорин-городцом его последнего независимого князя – Дивислава.

– Я управляю этой землей по решению Ингвара, – подавляя неудовольствие, ответил Логи-Хакон. К его чести, он не видел повода для гордости в том, что ему отдали владения, в завоевании которых он не принимал никакого участия. – Однако не думаю, что там нужен собственный князь. Это так близко от владений моей матери… то есть Святослава, – поправился он, и по лицу его скользнула тень. – А Святослав вполне может наблюдать за устьем Ловати и сам. Он ведь уже взрослый мужчина и носит меч. Нет нужды держать там другого человека королевского рода.