Петр Вершигора - Люди с чистой совестью

• Название: Люди с чистой совестью
• Автор: Петр Вершигора
• Жанр: История

---

Когда о случившемся узнали и инженера подняли на смех, Ковпак встал на его защиту:

- Ну, чего вы ржете!.. Со всяким такое может случиться. Завезлы чоловика, як кота в мишку, чорт-те зна куды... Тут з непривычки и не то може почудиться.

Но все же инженер был желанным гостем в отряде. Он прибыл к нам в связи с аварией, без которой все-таки не обошлось на нашем ледовом аэродроме. Инженер привез винты к пострадавшему самолету. Летчик этой машины мало летал в тыл врага и посадил машину далеко от сигнальных огней. Затем зарулил совсем в другую сторону и въехал в ледяную трещину, заглушив моторы винтами об лед. Винты поломались, но машина осталась целой. Инженер привез новые винты. Несколько сот человек под командой Павловского два дня подымали и подняли наконец машину из продавленной ею полыньи. Инженер с Павловским руководил подъемом самолета и уже на второй день вместе с партизанами смеялся над своими страхами. Достаточно было двух дней, чтобы все его представления о немецком "тыле" показались ему дикими и несуразными.

- Вы понимаете, ведь никакой разницы, как если бы я выехал в подмосковный колхоз. Только что у всех людей за плечами оружие. Вот и вся разница.

- Ну, положим, разныци ты ще не бачив. Буде тоби ще и разныця... говорил Павловский.

- Не пугайте, не уговаривайте, все равно не страшно, - смеялся инженер.

- Вишь, как его на храбрость потянуло, - замечал комвзвода Деянов.

- Разныцю, бачь, раки зъилы, - бурчал под нос Павловский.

Он немного ревновал к инженеру. Не будь его, он мог бы вписать в свою бурную биографию еще один подвиг - подъем чуть ли не со дна озера громадной машины. А так приходилось делить лавры.

Инженер освоился с народом быстро. Этому помогала обстановка кипучей деятельности. Подъем самолета близился к концу. Смекалка партизан выручала инженера. К концу второго дня машина уже была на льду и к ночи была отбуксирована к берегу. Но в конце, когда уже ставили винты, все дело сорвалось. Немецкая авиация нащупала наш аэродром. "Юнкерсы" стали беспрерывно кружиться над озером. Они все-таки высмотрели замаскированную машину и зажгли наш самолет, беспомощно стоявший у берега. Затем "юнкерсы" принялись бомбить лед, и ровная площадка, похожая на бетон, вспузырилась большими круглыми полыньями, забитыми мелким крошевом льда.

Ледовый аэродром кончил свое существование. Закончилась и наша стоянка на льду. Ковпак был не в духе - он надеялся получить еще с десяток тонн груза. Но все же ледовый аэродром крепко выручил нас. Мы отправили на Большую землю всех раненых, ликвидировали острую нужду в боеприпасах для русских систем оружия. К остальному оружию немецкому, мадьярскому - мы добывали патроны у врага.

Последним самолетом прилетел на наш аэродром депутат Верховного Совета Бегма. Он привез ордена для партизан соединения Ковпака и других украинских партизан. Пробыв несколько дней у нас и вручив награды, он остался в тылу врага организовывать партизанское движение на Ровенщине и вышел из вражеского тыла, лишь когда Красная Армия освободила эти места. Прибыл он на наш аэродром один, а через год встречал Красную Армию во главе многотысячных отрядов ровенских партизан.

Ясно было, что немцы не дадут нам долго простоять на месте. На дальних подступах к озеру стали увеличиваться гарнизоны, появились и подвижные немецкие части. На совещаниях командования мы стали обсуждать планы дальнейшего рейда. Снова, как пять месяцев назад в Брянских лесах, была приведена в мобилизационную готовность вся человеческая махина отрядов. Проверены люди, оружие, транспорт. Лошадям выдавались повышенные порции овса. За несколько дней Павловский с несколькими ротами добыл в совхозе "Сосны", превращенном немцами в помещичье хозяйство, сотни тонн овса, несколько сот голов рогатого скота. Наблюдая за этими приготовлениями и рассылая во все стороны разведгруппы, получая сведения от белорусских партизанских отрядов, я физически ощущал, как замыкается вокруг нас кольцо немецких частей. Иногда у меня лопалось терпение, и я, докладывая Ковпаку и Рудневу разведданные, подчеркивал не столько факты, сколько свои выводы и соображения о них. А соображения мои сводились к одному: надо сниматься.

- Зажды, не горячкуй, Вершыгора, - спокойно говорил Ковпак.

- Надо, чтобы немцы наладили всю свою машину, - рассуждал как бы сам с собой Руднев. - Надо, чтобы окончили они все приготовления. Надо дать им время и возможность разработать все планы до мельчайших подробностей. А точно разработанные планы имеют один недостаток - они разлетаются в пух и прах, когда противник, то есть мы, сделаем один небольшой, но неожиданный шаг, не предусмотренный немецким командованием. Понятно, академик? - смеясь, закончил комиссар.

- Понятно. Но какой же это шаг? А если и он учтен немцами?

- Тоди наше дило швах. Риск на войне - родной брат отваги, - сказал Ковпак. - А що воно за шаг? На що тоби знать. Ты от що робы: розведка щоб беспрерывно действовала.

Я рассказал Ковпаку о своей системе перекрытия разведданных. Разведчики, сами этого не зная, перепроверяли данные друг друга. Это была довольно простая система кольцевых разведывательных маршрутов во времени и пространстве. Я очень гордился тем, что придумал ее, и долго проверял на практике, пока решил рассказать о ней своим профессорам.

- Це добре. Так и действуй, - мимоходом сказал Ковпак таким тоном, как будто ему сказали, что я изобрел спички или велосипед. - Теперь так. Сегодня двадцать восьмое января. Напиши приказ всим командирам явытысь на командирское совещание на третье февраля в штаб. Мисця не вказую. Нимецька розвидка все равно вже його знае. И що хочь робы, а щоб завтра цей приказ був в руках у нимцив.

Я с недоумением посмотрел на комиссара.

- Делайте так, как говорит командир. Нам надо выиграть еще несколько дней. И пусть немцы строят свой пунктуальный немецкий план по нашей указке. Начштаба, примите меры, чтобы о наших приготовлениях к рейду поменьше было шуму. Полнейшая безмятежность и благодушие. Пусть все считают, что мы собираемся стоять еще долго. Высылайте роту на лед. Пусть проводят работы по подготовке новой площадки.

Я ушел. Выполнил все приказания, но заснуть не мог. Вышел на улицу. В штабе еще не спали. Свет горел в квартире командира и комиссара. Жили они вместе. Прогуливаюсь по улице, я долго и мучительно думал обо всем происходящем. Боясь упустить капризную нить еще не ясной мысли, подошел к светящемуся окну и, вынув блокнот, стал записывать.

"...Движение - мать партизанской стратегии и тактики", - начал я. Чья-то рука легла мне на плечо. Я вздрогнул. Напротив меня стоял Ковпак.

- Все записуешь? Пиши, пиши, на то Советская власть и обучала вас... - Он посмотрел на мою запись и добавил: - Верно.

- А хотите, товарищ командир, я скажу вам, когда вы решили двинуться в рейд?

- А ну, ну? Интересно... - Он отвел меня в сторону от часового и сказал шепотом: - Кажи... на ухо кажи.

- В ночь на второе февраля... - тоже прошептал я.

Ковпак посмотрел на меня косым, недоверчивым взглядом. Казалось, он впервые видел меня. Затем пробормотал смущенно:

- От чертяка. Правильно. А ну, дай своего блокнота. - Перечитав написанное, Ковпак полистал задумчиво листочки и затем еще раз начал читать: - "Движение - мать партизанской стратегии и тактики"... А ну, слухай сюды. Ще в двадцатом году одного бандюка мы пиймалы. Так вин нам, знаешь, що на допроси загнув?.. У вовка, каже, сто дорог, а у того, кто ловить, - тильки одна... От и пиймайте нас... Выходит, той махновець академии не кинчав, а був... А все же пиймалы... Ну, ладно, пишлы спать... Тильки про срок держи язык за зубами... А там подывымось, чы вдасться Адольфу нашего хвоста понюхать...

Мы разошлись. Я еще долго ходил по улицам спавшего села. В окнах Ковпака горел огонь. Проходя мимо, я видел... старик сидел на печке, спустив ноги на лежанку, и курил цигарку за цигаркой. Облокотившись на стол, комиссар Руднев взглядом рейдовал по карте - на юг, на запад, на север... Изредка он широкой пядью отмеривал расстояние на восток. Пядь мерила по десятикилометровке шесть-семь раз. До Сталинграда от нас было 1200 километров. Это была ночь на 29 января 1943 года. За 1200 километров к востоку от нас красноармейцы добивали последние группы Паулюса. Мы же собирались еще дальше на запад... На запад, где нити черных и красных жилок сходились к Бресту, и дальше к Варшаве...

13

Движение - мать партизанской стратегии и тактики. Неужели только мы понимали это? Нет, не мы одни. Старый полководец России, мудрый Кутузов, писал партизану Дорохову, принявшему оборонительную тактику: "Партизан никогда в сие положение прийти не может, ибо обязанность его есть столько времени на одном месте оставаться, сколько ему нужно для прокормления людей и лошадей. Движение есть лучшая позиция для партизана".

1 февраля за три часа до темноты все пришло в движение в наших четырех отрядах и двадцать одной роте ковпаковцев.