Терри Пратчетт - Шляпа, полная неба

• Название: Шляпа, полная неба
• Автор: Терри Пратчетт
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-87859-8

Когда ты становишься ведьмой-ученицей, то ждешь, что тебя научат колдовать. Варить зелья. Составлять заклинания. Летать на метле… Но, как выяснила Тиффани Болен, это не совсем так. По большей части ведьмовство — просто скучные повседневные дела, в которых нет ничего волшебного. И если главное в магии — не пользоваться магией, то Тиффани это отлично удается. Ведь девочка даже путанку, простейший магический инструмент, сплести не может… Правда, один фокус у нее все-таки получается. Когда под рукой нет зеркала, Тиффани выходит из тела и смотрит на себя со стороны. Это очень удобно, если хочешь узнать, идет ли тебе новое платье… И очень опасно, если не знаешь, как защитить себя. А Тиффани не знает. И значит, очень скоро ей придется учиться быть ведьмой в экстремальных условиях!

---

И пахло тут совсем не как дома. Тут пахло комнатой, в которой никто не живет, и чужим мылом.

На дне чемодана Тиффани лежала маленькая деревянная шкатулка, которую сделал для нее господин Чурбаке, плотник, работавший на ферме. Он не имел привычки к тонкой работе, так что шкатулка вышла довольно тяжелой. Тиффани хранила в ней… ну, все то, что хотелось сохранить на память. Там лежал кусок мела с кремнем внутри — такое встречается довольно редко, — а еще ее собственный штамп, которым она делала на кусках сбитого масла отпечатки в виде ведьмы на метле, и камушек с дыркой — на счастье. (Тиффани подобрала его, когда ей было семь лет, потому что услышала, будто такие камни зовут «счастливыми». Она так и не поняла, каким образом дырка делает камень счастливым, но этому камушку, похоже, и правда повезло: он сначала жил у нее в кармане, потом переселился в шкатулку, а мог бы валяться на земле, где его пинали бы люди и норовили переехать телеги.).

Еще в шкатулке хранились желто-голубая обертка от табака «Веселый капитан», перо канюка и древний наконечник стрелы, сделанный из кремня и бережно завернутый в клок овечьей шерсти.

Такие наконечники часто находили в холмах, Нак-мак-Фигли использовали их для копий.

Тиффани аккуратно расставила вещицы на комоде, положив туда же свой дневник, но комната от этого не стала больше напоминать дом. Вещи выглядели потерянными, одинокими.

Она взяла обертку от табака и клок шерсти и втянула носом их запах. Конечно, это был не совсем запах старой пастушьей кибитки, но очень похожий, и на глаза у нее навернулись слезы.

Тиффани никогда раньше не доводилось ночевать за пределами Меловых холмов. Она слышала, что есть такая болезнь — тоска по дому. Может быть, это неуютное щемящее чувство, поднимающееся в душе, и есть…

В дверь постучали.

— Это я, — донесся приглушенный голос.

Тиффани вскочила с кровати и открыла дверь.

Тетушка Вровень принесла на подносе миску мясного рагу и хлеб. Она поставила поднос на столик у кровати.

— Когда поешь, поставь посуду на пол за дверью, — сказала ведьма. — Я заберу ее позже.

— Большое спасибо, — вежливо поблагодарила Тиффани.

В дверях тетушка задержалась и сказала:

— Так хорошо, когда в доме есть с кем словом перемолвиться, не все ж с собой разговаривать. Я правда очень надеюсь, что ты захочешь остаться, Тиффани!

Тиффани широко улыбнулась ей и дождалась, когда шаги ведьмы стихли внизу. Тогда она на цыпочках прокралась к окну, чтобы проверить, не забрано ли оно решеткой.

Решетки не оказалось. Но в лице тетушки Вровень было что-то такое, отчего дрожь пробирала. В ее глазах разом отражались и жажда, и надежда, и мольба, и страх…

Тиффани подошла к двери и убедилась, что она запирается изнутри.

Еда на вкус оказалась совершенно обычным мясным рагу, и было совсем не похоже, что его сделали, ну, к примеру, теоретически ведь и такое могло быть, из той бедняжки, которая работала здесь раньше.

Чтобы быть ведьмой, нужно иметь очень живое воображение. Но в эти минуты Тиффани жалела, что оно у нее настолько живое. Ведь госпожа Ветровоск и мисс Тик не отправили бы ее сюда, если бы здесь было опасно? Или как раз наоборот?

А ведь они могли так поступить. Очень даже могли. Ведьмы считают, что легкие пути до добра не доводят. Ты должна уметь думать головой. А если не умеешь, значит, и в ведьмах тебе делать нечего. В жизни тоже все непросто, говорят они. И никто не обещал, что будет легко. Научись учиться быстро.

Но… даже если так, они бы оставили ей шанс на спасение, правда?

Ну конечно.

Почти наверняка.

Тиффани уже почти доела рагу, приготовленное совершенно-точно-без-добавления-человечины, когда что-то невидимое потянуло миску у нее из рук. Усилие казалось очень-очень слабым, и когда девочка машинально придержала миску, мгновенно исчезло, как будто его и не было.

Так-так, подумала Тиффани. Еще одна странность. Хотя чего удивляться — это ведь домик ведьмы.

Что-то потянуло у нее ложку, но опять-таки отступило, когда девочка не позволила ее забрать.

Закончив есть, она положила миску и ложку на поднос и сказала, надеясь, что голос не дрогнет от страха:

— Я поела. Теперь можно.

Поднос плавно воспарил над столиком и поплыл к двери, где и опустился на пол.

Засов сам собой отодвинулся.

Дверь открылась.

Поднос взлетел и уплыл за дверь.

Дверь закрылась.

Засов вернулся на место.

Слышно было, как на темной лестнице позвякивает ложка.

Тиффани всегда считала важным подумать, прежде чем что-нибудь делать. И она подумала: было бы очень глупо бегать по дому с дикими воплями только потому, что поднос взял и уплыл. В конце концов, какая бы неведомая сила его ни забрала, она вполне вежливо заперла за собой дверь. Надо понимать, эта сила уважает право Тиффани на уединение, хотя и грубо его нарушает.

Так что Тиффани почистила зубы, переоделась в ночную рубашку и забралась под одеяло. И задула свечу.

Потом снова встала, зажгла свечу и, поднатужившись, передвинула комод так, чтобы подпереть им дверь. Она не смогла бы ответить, зачем сделала это, но на душе стало спокойнее.

Тиффани снова легла и погасила свечу.

Она привыкла спать под редкое блеяние овец и позвякивание колокольчиков на лугах.

Здесь, в горах, некому было блеять и нечему позвякивать, и всякий раз, когда блеяние или звон не раздавались, она подскакивала с мыслью: «Что это было?»

Но потом она все же заснула, а посреди ночи ее разбудил тихий шорох: комод медленно-медленно полз на место.

Тиффани проснулась живой и нерасчлененной, когда небо за окном еще только начинало сереть перед рассветом. Пели незнакомые птицы.

В доме стояла тишина, и Тиффани подумала: «Я ведь теперь в ученицах, верно? Значит, моя обязанность — прибраться и развести огонь. Я знаю, как оно заведено».

Она села в кровати и оглядела комнату. Ее старая одежда была аккуратно сложена на комоде. Памятные вещицы с него исчезли, и только после отчаянных поисков выяснилось, что они убраны в шкатулку на дне чемодана.

— Значит, так, — сказала Тиффани, обращаясь к комнате в целом. — Я — карга, понятно? Так что, если здесь есть Нак-мак-Фигли, сейчас же покажитесь!

Ничего не произошло. Да она и не думала, что произойдет. Нак-мак-Фигли не были такими уж рьяными любителями наводить порядок.

Тогда Тиффани переставила подсвечник с прикроватного столика на комод и отошла. И снова ничего не произошло.

Она отвернулась к окну, и в этот самый миг что-то тихонько тюкнуло.

Когда Тиффани резко повернулась обратно, подсвечник уже стоял на столике.

Так-так… Что ж, сегодняшний день станет днем ответов на вопросы. Тиффани слегка разозлилась, и ей понравилось это состояние. Оно помогало не думать о том, как же нестерпимо ей хочется домой.

Она стала одеваться и вдруг нащупала в кармане платья мягкий сверток.

Как же она могла забыть! Но день был таким долгим, таким насыщенным… а может, ей и хотелось забыть.

Тиффани достала подарок Роланда и бережно развернула белую упаковочную бумагу.

Украшение на цепочке.

Лошадь.

Тиффани уставилась на нее во все глаза.

Не про то, как лошадь выглядит, а про то, что лошадь есть на самом деле. Ее сделали, срезав дерн до самого мела, много-много лет назад, когда даже сама история еще не началась. И тем, кто ее сделал, удалось несколькими плавными линиями передать то, что составляет лошадиную суть: силу, грацию, красоту, стремительность. Лошадь как будто пыталась сорваться со склона холма и умчаться вдаль.

А потом, совсем недавно, кто-то догадался сделать ее из серебра. У этого человека определенно хватало ума и таланта, и изделия его наверняка стоили дорого. Серебряная лошадь была плоской, в точности как настоящая Белая Лошадь, и, как у настоящей Белой Лошади, некоторые составлявшие ее линии не соединялись с другими. Но мастер скрепил детали тонюсенькими серебряными цепочками, и Тиффани, в восторге взяв украшение в руки, обнаружила, что эта Лошадь совсем как настоящая, стремительная в своей неподвижности.

Ее просто необходимо было примерить. Но в комнате не имелось ни одного зеркала, даже маленького. Что ж…

— Меня видно, — сказала Тиффани.

Далеко-далеко, на равнинах, нечто, потерявшее след, встрепенулось. Мгновение ничего не происходило, потом туман над полем расступился, и что-то невидимое двинулось к горам, жужжа, как туча мух.

Тиффани закрыла глаза, сделала пару шажков в сторону, несколько шагов вперед, осторожно повернулась и открыла глаза. Она стояла перед собой, неподвижная, будто нарисованная. Лошадь прекрасно смотрелась поверх нового платья, серебряная на зеленом.

Интересно, сколько Роланд за нее заплатил? И почему?

— Меня не видно.

Тиффани медленно сняла цепочку, снова завернула подарок в бумагу и положила в шкатулку, к прочим вещам из дома. Потом отыскала одну из открыток с видом на Дверубахи и огрызок карандаша и вдумчиво, старательно написала Роланду несколько слов благодарности. Тут совесть напомнила о себе, и Тиффани использовала вторую открытку, чтобы дать знать родителям, что она пока что вполне жива-здорова.