Владимир Одоевский - Русские ночи

• Название: Русские ночи
• Автор: Владимир Одоевский
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1975

В книгу вошел первый в России философский роман «Русские ночи» (1844) В.Ф. Одоевского.

Этот роман — самое значительное произведение Одоевского, вобравшее в себя многие его замыслы, синтезировавшее его воззрения на жизнь, выразившее в цельном и концентрированном виде его любимые философские идеи.

Это итоговое произведение в точном смысле этого слова.

Заключительная статья Е.А. Маймина.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Заключающие сюжет романа истории великих музыкантов представляют собой род героических и одновременно трагедийных повествований. Герои этих историй более других заслуживали полноты жизни — и она оказалась для них недостижимой. Сюжет «Русских ночей» и в своих кульминациях, и в финале продолжает сохранять свою неоднолинейность, напряженную остроту, глубокий драматизм мысли.

К проблеме полноты и неполноты жизни В. Одоевский возвращается еще раз в эпилоге романа, но теперь в связи с судьбами целых государственных организмов, а не только отдельных личностей. Он говорит о полноте и неполноте жизни применительно к России и Западу.

Известно, что эпилог романа был написан В. Одоевским еще в начале 30-х годов и прежде, чем был включен в «Русские ночи», предназначался для «Дома сумасшедших». В значительной мере содержание эпилога соотносится с идеями Чаадаева, высказанными в знаменитом философическом письме. Письмо это было встречено В. Одоевским резко враждебно: всем своим содержанием оно противоречило собственным идеям В. Одоевского, которые ко времени выхода в свет письма Чаадаева он уже успел высказать в написанном им (хотя и не опубликованном еще) эпилоге.

17 ноября 1836 г. В. Одоевский писал С. П. Шевыреву, откликаясь на выход в свет философического письма Чаадаева: «Как мне жаль, что я не успел прежде окончить печатание моего Дома Сумасшедших; два года тому назад, не имея почти никакого понятия о мыслях Ч<аадаева>, я написал эпилог, заключающий книгу и как будто нарочно совершенно противоположный статье Ч.; то, что он говорит об России, я говорю об Европе, и наоборот. Ты знаешь мою мысль, о которой я намекнул мимоходом в Введении к Дому Сум. (смотри в Библ. для чтения: Кто сумасшедший?) и в „Русских ночах“, о том, что Россия должна такое же действие произвесть на ученый мир, как некогда открытие новой части света, и спасти издыхающую в европейском рубище науку…».

В эпилоге В. Одоевский противопоставляет Россию, русскую науку и русскую мысль, в которых он уже теперь видит сильные ростки великого будущего, «больной» западной цивилизации. В отличие от Чаадаева, В. Одоевский исполнен самого пылкого оптимизма в своем отношении к основам русской жизни и к ее истокам. Он видит в русской жизни сильное стремление к цельности и полноте знания, которое ему особенно дорого и которое более всего его воодушевляет. Вместе с тем, характеризуя западную жизнь, В. Одоевский говорит об «отсутствии всякого верования», о «надежде без упования», об «отрицании без утверждения». Он пишет о Западе: «…старый Запад, как младенец, видит одни части, одни признаки — общее для него непостижимо и невозможно: частные факты, наблюдения, второстепенные причины — скопляются в безмерном количестве; — для чего? с какою целью?» (наст, изд., с. 146).

Взгляд В. Одоевского на проблему России и Запада, как он выражен в эпилоге, похож на воззрения славянофилов. Похож самим противопоставлением России Западу и его «загнивающей культуре», верой в цельность русской жизни и русского сознания, мыслями об особом «мессианском» призвании России. Однако сходство это носило самый общий и в значительной мере поверхностный характер. Интересно, что уже в 1845 г., через год после выхода в свет «Русских ночей» вполне обозначились многие принципиальные отличия во взглядах на русскую жизнь В. Одоевского, с одной стороны, и славянофилов — с другой. В письме к А. С. Хомякову от 20 августа 1845 г. В. Одоевский писал: «Странная моя судьба, для вас я западный прогрессист, для Петербурга — отъявленный старовер-мистик; это меня радует, ибо служит признаком, что я именно на том узком пути, который один ведет к истине».

Несомненно, что автор «Русских ночей» шел своим особенным путем, отличным как от пути западников, так и славянофилов. По-настоящему со славянофилами его роднило только одно: романтический характер его исторической концепции. В его пророчествах о России, в страстной апологии русской мысли и основ русской жизни была высокая правда мечты и было очень мало сказано о современной ему реальной действительности. Свою мечту В. Одоевский и принимал за реальность. Романтической утопией закончил он свой философский роман, который начинался романтическими же раздумьями о просвещении, о счастье, о путях познания.

После «Русских ночей» — со второй половины 40-х годов и до самой смерти — В. Одоевский трудится упорно и в самых различных областях знания, но в области собственно литературной он создает немного. Он издает журнал, пишет в 1867 г. в ответ на тургеневское «Довольно» очерк «Не довольно», произведение страстное, проникнутое социальным оптимизмом; незадолго до смерти, в 1869 г., он создает блестящий социальный памфлет под названием «Перехваченные письма». Но как бы ни были интересны и значительны эти и другие литературные произведения В. Одоевского, написанные в последний период его деятельности, они не идут в сравнение ни с его повестями и рассказами 30-х годов, ни тем более с его философским романом. Во всяком случае не будет большим преувеличением, если мы скажем, что «Русскими ночами» В. Одоевский простился с литературно-художественной деятельностью. Роман «Русские ночи» оказался итоговым произведением и для русского философского романтизма, и для самого В. Одоевского.

Комментарии

Большинство рассказов, входящих как относительно самостоятельные произведения в «Русские ночи», В. Ф. Одоевский помещал в различных журналах и альманахах 30-х годов без указания на их причастность к «Русским ночам» (см. ниже примечания к главам и рассказам). Впервые печатно название будущей книги появилось в 1836 г. (см. примечание к «Ночи первой»). Следовательно, окончательный текст книги создавался от середины 30-х годов до 1843 г.

9 сентября 1843 г. Одоевский заключил условие с книгопродавцом А. И. Ивановым об издании собрания сочинений в количестве 1200 экземпляров[155] и, очевидно, тотчас же передал в цензуру рукопись подготовленного трехтомника или по крайней мере рукопись первого тома, содержащего именно «Русские ночи»: в архиве Одоевского сохранилась цензурная рукопись начала книги (автограф автора) с пометой цензора А. В. Никитенко на титульном листе «№ 278. 18 сентября 1843» и с его же резолюцией на обороте титула: «Печатать позволяется… Сентября 20 дня 1843 года. Цензор А. Никитенко»; вначале стояло «16», затем число зачеркнуто и надписано «20». По-видимому, Никитенко читал рукопись именно в эти дни, в конце второй декады сентября 1843 г., и после 20 сентября Иванов мог уже печатать книгу.

Рукопись «Русских ночей» была типографски размечена (по шрифтам) самим автором; титульный лист несколько отличался от окончательного печатного варианта: например, первоначально была взята другая цитата-эпиграф из романа Гете «Годы странствий Вильгельма Мейстера»; не сразу автор сформулировал посвящение (вначале — «Моим друзьям», затем зачеркнул и надписал: «Живым друзьям и памяти друзей умерших»; в печатном тексте инверсированы два первых слова).

Возможно, из-за авторских переделок печатание книги задержалось, так как на всех трех томах «Сочинений князя В. Ф. Одоевского» (Издание книгопродавца Иванова. СПб., в типографии Э. Праца, 1844) стоит цензорское разрешение А. В. Никитенко от 20 января 1844 г. Но и после этого произошла задержка, и в продажу «Сочинения» поступили лишь в августе (в сентябрьском номере «Отечественных записок», подписанном цензором 30 августа, В. Г. Белинский извещал читателей © недавнем выходе в свет трех томов «Сочинений князя В. Ф. Одоевского»).

Первый том («часть первая») включал «Русские ночи» (в дальнейшем сокращенно: изд. 1844).

Во многих экземплярах первого тома имеется печатная вклейка: «Сим трем томам надлежало выйдти еще в начале сего 1844-го года. Говорить ли о том, что причиною этого замедления был отнюдь не издатель, Андрей Иванович Иванов, известный своею деятельностию и распорядительностию, — а сам автор? — Хотя ни тот, ни другой не объявляли никакой подписки на это издание и следственно не обязывались ни перед кем о выходе его к определенному сроку, но тем не менее, желая оправдать в глазах читателей моего совестливого п добросовестного издателя, я долгом почитаю здесь сказать для тех, кого это может интересовать, что причиною замедления были: поправки, перемены и дополнения в книге, а всего более моя неожиданная болезнь и затем продолжительное нездоровье. Князь В. Одоевский».

Каждому тому был предпослан эпиграф: «Multum magnorum virorum judicio credo, aliquid et meo vindico. Senecae Ep. XLV. 3»[156].

Вскоре по выходе в свет трехтомника автор намеревался заново переработать и издать свои произведения, но общественные и научные труды почти на два десятилетия отвлекли его от художественного творчества.

В начале 60-х годов (очевидно, в 1860–1862 гг.)[157] Одоевский снова предполагал переиздать «Русские ночи», поэтому приступил к исправлениям и дополнениям. В его архиве сохранился экземпляр издания 1844 г., расшитый и переплетенный с чистыми листами бумаги возле каждого печатного, т. е. возле каждой страницы рядом находилась чистая; автор вписывал на этих листах добавления к тексту, а также исправлял и сам печатный текст. Наиболее существенным переменам подверглась «Ночь четвертая» (29 поправок в тексте, 11 вставок и одно новое примечание), но в общем Одоевский правил текст до конца, вплоть до Эпилога.