Раймон Кено - Упражнения в стиле

• Название: Упражнения в стиле
• Автор: Раймон Кено
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-89091-130-9

УДК 82/89

ББК 84.4 Фр

К35

Перевод с французского

Составление и послесловие

Валерия Кислова

Комментарии

Ирины Волевич, Алины Поповой, Валерия Кислова

Художник

Михаил Занько

Кено, Раймон

Упражнения в стиле: Романы, рассказы и др. /

Пер. с франц.; Послесл. В. Кислова; Комм. И. Волевич, А. Поповой, В. Кислова.

— СПб.: «Симпозиум», 2001. — 618 с.

ISBN 5-89091-130-9

Раймон Кено (1903–1976) — один из крупнейших писателей Франции XX в., творчество которого развивалось под знаком предложенной им глубокой реформы французского языка. В настоящий том вошли программные произведения Кено, созданные после Второй мировой войны: не поддающиеся классификации «Упражнения в стиле» (1947), романы «Зази в метро» (1959) и «Голубые цветочки» (1965), а также рассказы, «Сказка на ваш вкус» и пьеса «Мимоходом».

Раймон Кено принадлежал я числу тех обыкновенных гениев, что умеют с поразительной виртуозностью сочетать в своем творчестве серьезное и несерьезное. Можно считать его великим выдумщиком, неистощимым по части изобретения литературных игр, специалистом по переводу «с французского на джойсовский». А можно — человеком, видевшим свою миссию в глубокой реформе французского языка и посвятившим этому делу всю жизнь. Один из крупнейших авторитетов в области ’патафизики, отец-основатель Цеха Потенциальной Литературы, Кено открыл перед изящной словесностью головокружительные перспективы. И произведения, собранные в этом томе, — лучшее тому свидетельство.

© Издательство «Симпозиум», 2001

© В. Кислов, составление, послесловие, 2001

© И. Волевич, А. Попова, В. Кислов, комментарии, 2001

© А. Миролюбова, перевод, 1988

© И. Волевич, перевод, 1994

© А. Захаревич, В. Кислов, Л. Цывьян, перевод, 2001

© М. Занько, оформление, 2001

® М. Занько & Издательство «Симпозиум»: серия «Ех Libris»,

промышленный образец. Патент РФ № 42170

---

— Я бы хотел заказать столик на сегодняшний вечер.

— На сколько персон?

— На одну. На одну персону.

Сидролен сразу почувствовал, как трубка охладела у него в руке: вероятно, на другом конце провода им были недовольны. Не следовало говорить так прямо.

— Но я ем за четверых! — поторопился он добавить.

Трубка вновь потеплела. У него спросили фамилию.

— Дроленси. Месье Дроленси. Передаю по буквам: д’Ож, Рифент, Онезифор, Ламелия, Египет, настойка, остальное как слышите.

— Дюпон. Я правильно записал? Столик для месье Дюпона?

— Все верно.

Войдя в ресторан-люкс, он тотчас заметил, что напрасно потратил время на заказ: ресторан был пуст. Здесь обычно устраивались деловые обеды, а вот на ужин клиенты заглядывали куда реже. Тем не менее метрдотель высокомерно осведомился, заказан ли столик. Сидролен отвечал, что да, заказан. На чье имя?

— Дюпон. Месье Дюпон.

— Благоволите пройти сюда, месье Дроленси.

Сидролен приготовился к тому, что его усадят на сквозняке или рядом с сервировочным столом. Ничего подобного. Он увидел прекрасный просторный стол, щедро заставленный посудой и приборами. Сидролен был приятно поражен. Метрдотель протянул ему меню площадью примерно в сто шестьдесят квадратных сантиметров и спросил, не желает ли клиент аперитив. Сидролен склонился к укропной настойке.

— Какую марку предпочитает месье?

— «Белую лошадь», — ответил Сидролен официанту по винам.

Затем он с видом знатока проглядел меню. Метрдотель кончиком карандаша указывал фирменные и дежурные блюда. Когда Сидролен решил начать обед с крупнозернистой икры свежего посола, беседа их стала прямо-таки задушевной. И уж совсем сердечной сделалась она после того, как он заказал вслед за икрой кулебяку с лососиной, а за ней — жареного фазана с гарниром из перигорских трюфелей. По некотором размышлении Сидролен, весьма охочий до слоеных пирожков, пришел к мысли, что недурно было бы включить один такой — волован с капустой под названием «Радость финансиста» — в программу, между кулебякой и фазаном. А после сыра он полакомится суфле с двенадцатью ликерами.

Официант уже нес укропную настойку в бутылке, к которой была надежно приклеена этикетка «Белая лошадь»; обратно он ушел с заданием доставить к столу графин русской водки разлива 1905 года, бутылочку «Шабли» разлива 1925 года и «Шато д’Арсен» разлива 1955 года.

Пока все это заказывалось, метрдотель скромно держался в сторонке, дабы не мешать коллеге, но как только тот направился в погреб, наклонился к Сидролену и в высшей степени любезно попросил у него допуск.

— Допуск? Какой еще допуск?

— Соцстраховочный допуск.

— Допуск к чему?

— Месье изволит шутить. Месье наверняка хорошо известно, что нам невозможно подать ему блюда больше чем на три тысячи калорий без специального допуска соцстраха, а ваш заказ тянет на все шесть тысяч.

Сидролен, конечно, видел цифры в меню против каждого блюда, но счел, что это цены.

— Месье, разумеется, знает, какую роковую роль играют несварение желудка и энтериты в дефиците баланса социального страхования. Пришлось срочно принимать меры, но может быть, месье и не платит взносы в соцстрах? Хотя по виду месье очень похож на какого-нибудь генерального директора-администратора.

И метрдотель льстиво улыбнулся.

Сидролен, конечно, платил соцстраховские взносы — как бывший заключенный, но новый закон был ему абсолютно неведом. И он не представлял, каким образом может обойти его. Он лишь прошептал:

— Опять фиаско!

— О нет, месье, ни в коем случае! — вскричал жалостно метрдотель. — Никогда не спешите бросать начатое дело. Вспомните пословицу: «Топорище-то пора бросить раньше топора».

— После, — поправил Сидролен.

— После? Как после?!

И метрдотель растерянно заморгал.

— Положено говорить: топорище-то пора бросить после топора, — разъяснил Сидролен.

— Вы уверены?

— Абсолютно уверен.

— А вообще, что оно значит, это выражение? И откуда взялось?

— Это стародавняя присказка, — сказал Сидролен.

— Но я ее не понимаю. Скажешь вот так иногда: топорище-то пора бросить после топора, а потом вдруг подумаешь: в чем тут смысл? — и не понимаешь. Ах, месье, как это ужасно — размышлять над такими вещами!

— Ну так и не размышляйте!

— Легко сказать! Мне же хочется понять, в чем смысл. Отчего «после»? Если выбрасывают топор, то и топорище вместе с ним. Вместе — но не после. Нет, я решительно не понимаю.

— Сейчас я вам объясню. Жил-был один дровосек...

Тут Сидролен смолк и погрузился в раздумье.

X

Сфен изгрыз всю свою уздечку. Герцог настоятельно попросил его помалкивать, ибо путешествовал с большой свитой и не желал, чтобы по поводу его коня ходили сплетни. Впрочем, он и сам грустил не меньше Сфена, ибо весьма ценил веселую его болтовню. Итак, Сфен трусил вперед, замкнувшись в мрачном молчании, хотя и не утратил при этом обычной выдержки.

Лишившись собеседника в морде Сфена, герцог болтал с виконтом де Плакси. Созыв Генеральных Штатов исполнил его ликования: прекрасный повод для того, чтобы прошвырнуться в столичный город Париж. Юная Руссула, новая супруга герцога, также не прочь была вкусить столичных радостей жизни и так энергично настаивала на этом, что герцогу пришлось задать ей хорошую взбучку.

— По-моему, вы пересолили, мессир, — сказал виконт.

— Какое твое-то дело, чичисбей несчастный! Ты что, втрескался в герцогиню?

— Боже меня упаси, мессир!

— Значит, ты не галантный кавалер. А я-то надеялся, что ты в нее втрескался, в герцогиню то есть.

— Никоим образом, мессир.

— А ты, случайно, не лицемер?

— Уверяю вас, мессир...

— Ладно, ладно, но уж поверь мне, что если я и пересолил, то никак не больше ее отца. Ведь речь шла о моем авторитете. Не мог же я допустить, чтобы она сочла мою трепку менее суровой, чем лупцовку какого-то дроворуба...

— Месье, месье, — деликатно окликнул Сидролена метрдотель, — так что же дальше?

— ...и у него топор соскользнул с топорища да и упал в пропасть.

— В пропасть?

— Да, так говорится в сказке, — ответил Сидролен. — И он никак не мог его оттуда достать.

— Ну еще бы! — сказал метрдотель. — Из пропасти-то!..

— Тогда опечаленный дроворуб...

— Кто-кто?

— Ну, дровосек...

— Еще один архаизм. Вот объясните мне, месье, почему некоторые слова вдруг выходят из употребления? Я сам лично знаю массу слов, которые за одну только мою жизнь напрочь исчезли из оборота: синематограф, таксиметр, капельмейстер и так далее.

— Вы хотите узнать конец сказки?

— Я его уже угадал, — сказал довольный своей сообразительностью метрдотель. — Опечаленный дровосек — или дроворуб, как вы изволили выразиться, — сам бросился в пропасть. Вот почему про дураков и говорят: туп, как топорище. Топорище ухнуло в пропасть вслед за топором.

— Интересный вариант, — невозмутимо сказал Сидролен. — Но нет, на самом деле дроворуб всего-навсего бросил в пропасть топорище. Вслед за топором. Так что не осталось у него ничего. А ведь топорище-то вполне могло еще пригодиться.

— Вот глупости! — возразил метрдотель. — На кой черт ему топорище? Поди-ка раздобудь топор в те времена! Нет, глупый конец у вашей сказки. Мой вариант лучше.

— Может, и глупый, — невозмутимо сказал Сидролен, — но, во всяком случае, вы узнали много нового.

— Да-да, благодарю вас. А вот и ваша крупнозернистая икра свежего посола и сверхвысшего сорта, доставленная сегодня днем сверхзвуковым самолетом: великолепная закуска к сверхохлажденной водке!

Да, закусил Сидролен действительно великолепно.

Поскольку ресторан был практически пуст, метрдотель время от времени подходил проверить, все ли в порядке. Сидролен отдал должное кулебяке и с аппетитом отведал волован с капустой. В ожидании следующей перемены он опять перемолвился словом с метрдотелем.

— Я знаю людей, которые обедали здесь днем.

— Днем у нас был большой наплыв народу, — ответил тот важно.

— Моих было шестеро. Три пары.

— Днем у нас была занята масса столов на шесть персон.

— Там были три молодые дамы, три сестры. Они не похожи как три капли воды, но если приглядеться, сразу видно, что близняшки.

— То есть тройняшки? Что-то не припомню. Странно, вообще-то я прекрасный физиогномист.

— А кавалеры, наоборот, ничем не примечательны.

— Ну тогда я знаю, о ком вы говорите. Довольно вульгарная компания.

— Вы так думаете?

— Смею вас уверить. Они не вкушали пищу — вот как вы, месье, — они просто жрали. И у них не было гастрономического допуска. Более того, они даже не знали, что это такое: сразу видно, не привыкли ходить по ресторанам и наедать больше чем на три тысячи калорий... Вы и вправду с ними знакомы?