Раймон Кено - Упражнения в стиле

• Название: Упражнения в стиле
• Автор: Раймон Кено
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-89091-130-9

УДК 82/89

ББК 84.4 Фр

К35

Перевод с французского

Составление и послесловие

Валерия Кислова

Комментарии

Ирины Волевич, Алины Поповой, Валерия Кислова

Художник

Михаил Занько

Кено, Раймон

Упражнения в стиле: Романы, рассказы и др. /

Пер. с франц.; Послесл. В. Кислова; Комм. И. Волевич, А. Поповой, В. Кислова.

— СПб.: «Симпозиум», 2001. — 618 с.

ISBN 5-89091-130-9

Раймон Кено (1903–1976) — один из крупнейших писателей Франции XX в., творчество которого развивалось под знаком предложенной им глубокой реформы французского языка. В настоящий том вошли программные произведения Кено, созданные после Второй мировой войны: не поддающиеся классификации «Упражнения в стиле» (1947), романы «Зази в метро» (1959) и «Голубые цветочки» (1965), а также рассказы, «Сказка на ваш вкус» и пьеса «Мимоходом».

Раймон Кено принадлежал я числу тех обыкновенных гениев, что умеют с поразительной виртуозностью сочетать в своем творчестве серьезное и несерьезное. Можно считать его великим выдумщиком, неистощимым по части изобретения литературных игр, специалистом по переводу «с французского на джойсовский». А можно — человеком, видевшим свою миссию в глубокой реформе французского языка и посвятившим этому делу всю жизнь. Один из крупнейших авторитетов в области ’патафизики, отец-основатель Цеха Потенциальной Литературы, Кено открыл перед изящной словесностью головокружительные перспективы. И произведения, собранные в этом томе, — лучшее тому свидетельство.

© Издательство «Симпозиум», 2001

© В. Кислов, составление, послесловие, 2001

© И. Волевич, А. Попова, В. Кислов, комментарии, 2001

© А. Миролюбова, перевод, 1988

© И. Волевич, перевод, 1994

© А. Захаревич, В. Кислов, Л. Цывьян, перевод, 2001

© М. Занько, оформление, 2001

® М. Занько & Издательство «Симпозиум»: серия «Ех Libris»,

промышленный образец. Патент РФ № 42170

---

— Ну, вы оба и ловкачи, — заметила Зази.

— Ты все неправильно понимаешь, — обиделся Габриель. — Все, что я делаю, я делаю только ради их (жест) удововольствия.

— Да мы ни о чем другом и не думаем, — подтвердил Федор Балванович. — Все это ради того, чтобы у них остались незабываемые воспоминания о сем достославном и достохвальном граде, нарицаемом Паруаром[*]. И чтобы они снова вернулись сюда.

— Что ж, все получается лучше некуда, — сказал Габриель. — А в ожидании ужина они смогут навестить подвал ресторации с двадцатью биллиардными столами и пятнадцатью столами для пинг-понга. Такого в Париже нигде больше нет.

— Это будет для них незабываемое воспоминание, — сказал Федор Балванович.

— Для меня тоже, — сказала Зази. — Я в это время пойду погуляю.

— Но только не на Севастопольском бульваре! — испугался Габриель.

— Да не боись ты за нее, — успокоил его Федор Балванович. — Она не похожа на беззащитное существо.

— Но мать доверила мне ее не для того, чтобы она шаталась между Центральным рынком и Шато д’О[*].

— Ладно, я буду гулять туда-сюда перед этой ресторацией, — примирительным тоном сказала Зази.

— Ага, чтобы все решили, что ты вышла на заработок на панель, — ужаснулся Габриель. — Тем более в блуджинсах. Любители найдутся.

— Любители находятся на все, — заметил Федор Балванович тоном человека, знающего жизнь.

— Это не слишком лестно для меня, — жеманным голоском сказала Зази.

— Если она начнет клеиться к тебе, это вообще будет конец света, — сказал Габриель.

— Почему? — спросила Зази. — Он что, гормо?

— По этой части у меня норма, деточка, — ответил Федор Балванович. — Ну как, дядюшка, недурной каламбурчик?

И он хлопнул Габриеля по ляжке, отчего тот поежился. На них с любопытством глазели туристы.

— Похоже, они уже начали скучать, — отметил Федор Балванович. — Пожалуй, самое время везти их на биллиард, чтобы они малость развлеклись. Бедные глупыши, они думают, что это и есть Париж.

— Ты забыл, что я все-таки показал им Сент-Шапель, — не без гордости произнес Габриель.

— Дурачок, — отвечал Федор Балванович, который досконально знал французский, поскольку родился в Буа-Коломб. — Ты их сводил в Коммерческий суд.

— Разыгрываешь, да? — недоверчиво спросил Габриель. — Нет, это точно?

— Счастье еще, что Шарля тут нет, — заметила Зази, — а то до ночи бы не разошлись.

— Ну, даже если это и не была Сент-Сопель, — сказал Габриель, — там все равно было красиво.

— Сент-Сопель??? Сент-Сопель??? — обеспокоенно переспрашивали самые франкофонные среди туристов.

— Сент-Шапель, — сообщил им Федор Балванович, — неповторимый шедевр готического искусства.

— Ну помните же (жест), — сказал Габриель.

Успокоенные туристы снова заулыбались.

— Так что? — спросил Габриель. — Растолкуешь им?

Федор Балванович прочичеронил дальнейший план на нескольких чужих наречьях.

— Здорово чешет этот славянин, — с видом знатока оценила Зази.

Надо признать, туристы выразили свое согласие, с энтузиазмом выкладывая монету и подтверждая тем самым, во-первых, высокий престиж Габриеля, а во-вторых, широту лингвистических познаний Федора Балвановича.

— А вот, кстати, и мой второй вопрос, — сообщила Зази. — Когда я подошла к тебе у Эйфелевой башни, ты чесал по-иностранному не хуже его. Как это у тебя получалось? И почему сейчас ты не говоришь?

— Понимаешь, — сказал Габриель, — этого я и объяснить тебе не смогу. Бывают вещи, которые случаются непонятно как. Озарение гения.

Он допил гранатовый сироп.

— Чего ты хочешь, с артистами и не такое случается.

XII

Зашибю и вдова Аз уже некоторое время медленно шли рядом[*], однако куда глаза глядят и к тому же в молчании, прежде чем обнаружили, что они медленно идут рядом, но куда глаза глядят и к тому же в молчании. Тут они переглянулись и улыбнулись: то заговорили их сердца. Они стояли, смотрели друг на друга, раздумывая, что им друг другу сказать и на каком языке. И тогда вдова Аз предложила немедля отметить их встречу, осушив по бокалу, и с этой целью вступить в зал кафе «Велосипед» на Севастопольском бульваре, где несколько торговцев с Центрального рынка уже заливали свой пищепереварительный трактат, прежде чем катить дальше принадлежащие им овоща. Там мраморный столик гостеприимно предложит им опуститься на бархатный диванчик, и они омочат губы в стаканах, ожидая, когда мертвенно-бледная подавальщица отвалит, чтобы слова любви наконец пробились сквозь шипение пивной пены. В час, когда положено пить безградусные фруктовые соки ярких цветов и крепкоградусные бледноцветные напитки, они будут сидеть на вышеупомянутом бархатном диванчике, сплетая трепетные руки, и обмениваться перегоняющими друг друга вокабулами, предвещающими сексуальное взаимообщение в очень недалеком будущем. Нет, нет, ответил ей Зашибю, мне нельзя, я в мундире, позвольте мне сменить прикид. И он назначил ей свиданку на предмет принять апередиф в ресторации «Сфероид» на той же улице, только чуть дальше по правую руку. Потому как проживал он на улице Рамбюто.

Возвратясь в состояние одиночества, вдова Аз испустила вздох. Я совершаю безумство, произнесла она вполголоса, говоря сама с собой. Но несколько этих слов не упали, в пошлом значении, на тротуар, дабы кануть в неизвестность, нет, они попали в ушные раковины некой особы, которую глухой никак не назовешь. Три этих слова, предназначенные для собственного употребления, немедленно вызвали нижеследующий ответ: а кто их не совершает? С вопросительным знаком, поскольку ответ был перконтативный[20]:

— Э, да это ты, — бросила вдова Аз, обнаружив Зази.

— Я только что видела вас с этим мусорменом. Вы были здорово комичны.

— В твоих глазах, — сказала вдова Аз.

— В моих глазах? Что «в моих глазах»?

— Комичны, — пояснила вдова Аз. — А в других глазах вовсе не комичны.

— А те, в которых не комичны, я в гробу видала, — сказала Зази.

— Ты что, одна?

— Да, дорогуша, я гуляю.

— Но в этом квартале в такое время нельзя выпускать девочку одну гулять. А что приключилось с твоим дядей?

— С туристами связался. Повел их играть в биллиард. А я пока дышу свежим воздухом. Биллиард я в гробу видала. Но я туда вернусь подзаправиться с ними. А потом они пойдут смотреть, как он танцует.

— Кто танцует?

— Дядя.

— Этот слон танцует?

— И еще в балетной пачке, — с гордостью сообщила Зази.

У вдовы Аз отпала челюсть.

Они дошли до бакалейной лавки, торгующей оптом и в розницу; на другой стороне бульвара с односторонним движением аптека, оперирующая в той же степени распивочно и в не меньшей мере на вынос, изливала свой зеленый свет на толпу, алчущую ромашки, деревенского паштета, леденцов, цитварного семени, камамбера и медицинских банок; на ту самую толпу, что, по правде сказать, потихоньку начинала уже редеть вследствие притягательной близости нескольких вокзалов.

Вдова Аз исторгла вздох.

— Ты не против, если я немножко пройдусь с тобой?

— Собираетесь следить, как я себя веду?

— Нет, нет, просто побуду в твоем обществе.

— На фиг мне это надо. Я предпочитаю гулять одна.

Вдова Аз вновь исторгла вздох.

— Я чувствую такое одиночество... такое одиночество... такое одиночество...

— В жопе я видела такое одиночество, — ответила девочка с использованием присущих ей языковых средств.

— Надо относиться с большим пониманием к взрослым, — жалостно произнесла вдова Аз. — Ах, если б ты знала...

— Это что, мусорилло так вас раскалилло?

— Ах, любовь... когда ты познаешь...

— Я была уверена, что в конце концов вы начнете говорить мне всякую похабщину. Если вы не прекратите, я позову мусора... но другого...

— Как это жестоко, — с горечью изрекла вдова Аз.

Зази пожала плечами.

— Бедная старушка... Ладно, не зверь же я все-таки. Я составлю вам компанию, пока вы не придете в себя. Ну как, доброе у меня сердце, а?

Но прежде чем вдовица Аз успела ответить, Зази добавила:

— И все-таки... мусорилло... Мне было бы противно.

— Я тебя понимаю. Но ничего не поделаешь, так уж получилось. Может, если бы твой дядя не стал жертвой гиднаппинга...

— Я ж вам уже сказала: он женат. И моя тетя в сто раз красивей вас.

— Можешь не расхваливать своих родственников. Мой Зашибю меня вполне устраивает. Верней, устроит.

Зази пожала плечами.

— Ну, чистое кино, — сказала она. — У вас что, другой темы для разговора нету?

— Нету, — энергично подтвердила вдова Аз.

— Раз так, — не менее энергично изрекла Зази, — объявляю вам, что неделя благотворительности кончилась. Покешник.