Альберто Васкес-Фигероа - Карибы

• Название: Карибы
• Автор: Альберто Васкес-Фигероа
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016

Осенью 1493 года Гаити опустошил ужасный ураган, уничтожив форт Рождества и оставив на своем пути трагический след смертей и разрушения. В свою очередь, свирепые воины кровожадного вождя Каноабо убили немногих уцелевших в разрушительной стихии испанцев. Канарец Сьенфуэгос оказался единственным оставшимся в живых европейцем в Новом Свете, и его охватил страх...

Во второй книге знаменитой саги продолжаются приключения героя во враждебном и незнакомом мире.

---

К счастью, широкая и высокая волна подняла «Севилю» на свою вершину и благополучно перенесла через последний барьер рифов, опустив корабль на песок и расколов его при этом надвое, как свалившийся с высокой пальмы кокос.

Через несколько минут Сьенфуэгос уже сидел посреди огромного пляжа из крупного песка и созерцал останки своего единственного средства передвижения, на котором надеялся однажды вернуться на родину. Он спрашивал себя, то ли по какой-то случайности ветра и течения вернули его обратно на Гаити, откуда он ускользнул всего несколько месяцев назад, то ли, напротив, он очутился на земле, куда не ступала не только его нога, но и нога любого другого европейца.

— Да и пес с ним! — в конце концов прохрипел он, поскольку в последнее время приобрел привычку насвистывать и говорить с самим собой, пытаясь таким образом не сойти с ума. — Куда бы я ни попал, все равно везде одна хрень.

Он быстро нашел гладкую палку, тщательно наточил свою шпагу и в особенности тонкий кинжал, принадлежавший когда-то оружейнику Бенито, потому что если Сьенфуэгос и был в чем-то убежден, то только в том, что не допустит повторения прежних страданий, и, прежде чем попадет в лапы карибов, если и на этой земле живут каннибалы, дорого продаст свою жизнь, а потом покончит с ней, одним махом перерезав яремную вену.

Смерть была не самым худшим из того, что могло с ним приключиться.

Сьенфуэгос поел немного фруктов и выпил сладкий кокосовый сок, чтобы утолить жажду, бросил прощальный и благодарный взгляд на останки корабля — единственного предмета, связывающего его с прошлым и со своим миром, и тяжело поднялся на ноги с намерением углубиться в чащу.

Он долго мочился на первый попавшийся ствол и пробормотал себе под нос, чтобы взбодриться:

— Пойдем туда! Быть может, Сьенфуэгосу-христианину повезет чуть больше, чем Сьенфуэгосу-язычнику.

Он вошел в густые заросли, куда, казалось, не ступала нога человека, и с каждой минутой все больше запутывался, так что в конце концов перестал понимать, куда направляется, поскольку густой покров из ветвей, листьев и лиан над головой мешал рассмотреть солнце.

Под ногами был лишь ковер из полуразложившихся листьев, в который Сьенфуэгос проваливался по самые лодыжки, приходилось постоянно работать шпагой, чтобы расчистить путь через зеленый клубок ветвей, угрожающий превратиться в непроницаемую стену.

В ветвях деревьях кричали обезьяны, на вершинах крон громко верещали попугаи ара, но здесь, внизу, мир казался вымершим, и лишь комары да скользнувшее поблизости тело перепуганной змеи говорили о том, что в этом липком, душном воздухе все-таки возможна жизнь.

Ближе к вечеру пошел дождь, и шелест воды заглушил все прочие звуки, пейзаж же начал растворяться, как под кистью дрянного художника, и Сьенфуэгос внезапно почувствовал на душе груз гораздо больший, чем вес тяжелой шпаги, им овладела глубокая печаль, а сердце налилось свинцом. Он сел на бревно и уставился на свои исцарапанные руки, спрашивая себя, почему он вдруг лишился сил и не может сделать ни шагу, хотя ноги ничуть не ослабели.

Лишь по собственной воле он погрузился в зелень сельвы, пожирающей его сантиметр за сантиметром, потому что как он ни искал, канарец не мог найти ни единого мотива продолжать сражаться с бесконечными бедами и поражениями, кроме воспоминаний об Ингрид, да и те стали его подводить.

— Куда я иду?

Какой смысл продолжать борьбу с морем, горами, людьми или сельвой, если с каждой минутой становится всё очевиднее, что его единственное предназначение — бессмысленно сражаться.

Он полностью укутался в тени и сумрак, свернулся в позе зародыша, орошаемый теплым дождем, и понадеялся, что погрузится в глубокий сон и больше ему не придется двигаться дальше, потому что он знал — при пробуждении он не найдет ни единой причины, чтобы снова бороться с непроницаемыми и подавляющими джунглями.

Ему снились умершие товарищи, те храбрецы, спутники по изгнанию, что давно уже превратились в пищу для раков и паразитов. Сьенфуэгос видел их такими, какими они никогда не были: тихими и мирными, робкими и послушными, словно, перейдя последнюю границу, в чем ему, казалось, постоянно отказывали, они полностью изменились, даже характером.

Они не окликали Сьенфуэгоса и даже, похоже, не замечали его присутствия, возможно, понимая, что он находится очень далеко. Он вздрогнул, осознав, что покой, который несет с собой смерть, опять для него недоступен, его ждет еще бесконечное множество страданий по пути через сумрачную сельву, широкий океан и скалистые горы.

Пожелание долгой жизни всегда служило дружеским приветствием и способом выразить привязанность и уважение, но в ту ночь рыжему канарцу это казалось проклятьем, поскольку небеса, похоже, приговорили его к бесконечно долгому существованию, и все грядущие годы станут не наградой за добрые дела, а суровым наказанием.

Но в чем же он согрешил? Какие смертные грехи он успел совершить за свою недолгую жизнь, кроме того, что соблазнил красивую женщину, о которой почти ничего не знал?

В эту тоскливую ночь, под теплым дождем, что пролился над затерянной сельвой, канарец Сьенфуэгос решил, что в его жизни не будет больше ничего, кроме бесконечных блужданий по запутанным тропам Нового Света, проложенным так, что ему казалось, будто он бродит по огромному кругу, без надежды даже на краткую передышку, не говоря уже о том, чтобы когда-нибудь вернуться на родной остров.

Проснулся он еще более подавленным, чем когда засыпал, и осмотрев то место, где оказался — а оно было похоже на желудок гигантского растительного чудовища, собирающегося растворить пришельца своим зеленым желудочным соком — пришел к выводу, что нужно немедленно покинуть джунгли и выйти на открытую местность, иначе он окончательно сойдет с ума в этом тесном пространстве, где одно дерево походило на другое, один лист был идентичен другому, а каждая лиана цеплялась аналогично другой. Сьенфуэгос знал, что, сколько бы он не шел вперед, пейзаж не изменится, и это, без сомнения, было слишком серьезным испытанием для такого свободолюбивого человека.

Он собрался с силами, с силой сжал шпагу и с ее помощью проделал проход в поисках выхода из лабиринта, откуда, казалось, в испуге сбежали даже обезьяны и попугаи.

Так прошло много времени, и вот, наконец, когда он уже готов был сдаться и рухнуть без сил, его глазам неожиданно предстало широкое озеро. В сущности, это была все та же сельва, только затопленная водой. Тут и там вздымались высокие и толстые стволы деревьев, вырвать их из родной стихии оказалась не в силах даже вода.

А вот иным деревьям не повезло, и теперь они плавали на поверхности озера; их было много, десятки темных осклизлых стволов, медленно дрейфующих туда-сюда, видимо, по воле подводного течения. Сьенфуэгос медленно вошел в воду, надеясь, что здесь достаточно мелко. Он, конечно, хорошо плавал, но оружие, запас провизии и коробка с шахматами непременно потянули бы его ко дну.

Он был уже в нескольких сотнях метрах от противоположного берега, когда вдруг с изумлением обнаружил, что несколько плавающих бревен медленно, но неотвратимо двинулись прямо к нему; приглядевшись к ближайшему, он заметил два горящих глаза и вытянутое рыло, а чуть ниже — огромные острые зубы.

— Вот черт! — воскликнул он в изумлении. — Ни хрена себе ящерки!

Когда же одна из этих «ящерок», добрых три метра в длину, с раздутым животом, прибавила ходу, одновременно разевая огромную пасть, полную желтых зубов, бедный канарец в полной мере осознал, что ему грозит.

— Боже мой! — ахнул он в ужасе. — Что за черт?

Он мигом бросился к ближайшему дереву и забрался на первую попавшуюся ветку, вцепился в ствол и попытался сдержать непобедимую дрожь, от которой в любую секунду мог свалиться в воду.

И посмотрел вниз.

Внизу разевали чудовищные пасти уже три десятка гигантских ящериц. Не было сомнений: одно неловкое движение — и он тут же будет разорван на сотню кровавых ошметков.

— Ну и местечко! — со злостью пробормотал Сьенфуэгос. — Если не люди, то рептилии — все хотят сожрать! Тут тоже явно нет никакого проку в том, чтобы быть христианином.

Он дрожал всем телом. Сьенфуэгос устроился на самой толстой ветке, чтобы немного успокоиться и поискать выход из трудного положения, в котором очутился.

Но никак не находил.

Шли часы, но ни одна из омерзительных тварей с остекленевшими глазами не сдвинулась от дерева, природа явно наградила их бесконечным терпением, как и способностью плыть вдогонку за обедом на пятьдесят метров.

Не дрогнул ни единый листик или цветок, это похожее на преисподнюю место застыло в полнейшей неподвижности, напоминая скорее лишенную жизни картину, словно сохранилось в том первозданном виде, как и было сотворено миллион лет назад.