Август Стриндберг - Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

• Название: Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы
• Автор: Август Стриндберг
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4224-0011-9

Роман «Красная комната», принесший Стриндбергу мгновенный и шумный успех, в сатирических тонах изображает нравы современного писателю шведского общества: тупой бюрократизм в управлении страной, паразитизм чиновничества, комедию парламентаризма, продажность прессы, аферы нарождающихся акционерных компаний, лицемерие религиозных и благотворительных обществ, зависимость искусства от капиталистов. На этом фоне разворачивается личная трагедия героя романа — постижение изнанки жизни и утрата при этом своих юношеских идеалов.

---

VI

То же полуденное солнце, которое присутствовало при первой битве Арвида Фалька с голодом, весело светило в хижину художников, где Селлен стоял без пиджака перед своим мольбертом и дописывал картину, которая завтра утром до десяти часов должна была быть на выставке уже совсем готовой, покрытой лаком и вставленной в раму. Оле Монтанус сидел на скамье и читал чудесную книгу, которую он занял на один день в обмен на свой галстук; время от времени он бросал взгляд на картину Селлена и высказывал свое одобрение, ибо он видел в Селлене большой талант. Лундель спокойно работал над своим «Снятием с креста»; он уже выставил три картины на выставке и, как многие другие, с большим нетерпением ждал их продажи.

— Хорошо, Селлен! — сказал Оле. — Ты пишешь божественно!

— Можно мне взглянуть на твой шпинат? — спросил Лундель, который принципиально ничем не восхищался.

Сюжет был простой и величественный. Песчаная отмель на побережье Халланда; осеннее настроение; лучи солнца сквозь разорванные облака; часть переднего плана состоит из песка с только что выброшенными мокрыми водорослями, освещенными солнцем; а позади море, в тени, с высокими волнами, с белыми гребнями; совсем в глубине горизонт, снова солнце, и открывается вид в бесконечную даль. Картину оживляет только стая перелетных птиц.

Эта картина должна была быть понятной каждому неиспорченному уму, имевшему мужество свести таинственное и обогащающее знакомство с одиночеством и видевшему, как зыбучие пески губят многообещающие всходы. Это было написано с вдохновением и талантом; настроение создало колорит, а не наоборот.

— Ты должен поставить что-нибудь на переднем плане. Напиши корову, — учил Лундель.

— Ах, не говори глупостей, — ответил Селлен.

— Сделай как я говорю, сумасшедший, а то не продашь. Посади фигуру, девушку; я помогу тебе, если не можешь; вот здесь…

— Без глупостей, пожалуйста! К чему юбки на ветру? Ты не можешь без юбок.

— Ну, делай как хочешь, — отвечал Лундель, несколько огорченный насмешкой над одной из своих слабых сторон. — А вместо серых чаек ты мог бы написать журавлей, а то сейчас совсем непонятно, что это за птицы. Вообрази-ка себе красные ноги журавлей на темном облаке — какой контраст!

— Ах, этого ты не понимаешь!

Селлен был несилен в мотивировке, но свое дело он понимал, и его здоровый инстинкт оберегал его от всех заблуждений.

— Ты не продашь, — начал опять Лундель, озабоченный материальным благосостоянием своего товарища.

— Как-нибудь проживу! Продал ли я когда-нибудь что-нибудь? Стал ли я от того хуже? Разве ты думаешь, что я не понимаю, что продавал бы, если бы писал, как другие? Ужели ты думаешь, что я не могу писать так же плохо, как они? Но я не хочу.

— Но должен же ты позаботиться об уплате долгов! Ведь ты должен Лунду, хозяину «Печного горшка», несколько сот крон.

— Ну, от этого он не обеднеет! Впрочем, он получил картину, стоящую вдвое больше!

— Ты самый себялюбивый человек, какого я знаю! Картина не стоила и двадцати крон!

— Я оценил ее в пятьсот, по обычной цене; но вкус так разнообразен. Я нахожу твое «Снятие с креста» никуда не годным, а ты считаешь его хорошим.

— Но ты испортил кредит в «Печном горшке» и нам остальным; Лунд вчера отказал мне в нем, и я не знаю, где я сегодня буду обедать.

— Ну так что ж? Проживешь и так! Я уже два года не обедал!

— Ах, ты намедни основательно ограбил господина Фалька, попавшего в твои когти.

— Да, правда! Славный малый! Впрочем, это талант. Много естественного в его стихах, я в последние вечера кое-что читал из них. Но боюсь, он слишком мягок, чтобы выдвинуться в этом свете; у него, у канальи, такие нежные чувства!

— Если он будет путаться с тобой, так это скоро пройдет. Но безбожным нахожу я, как ты испортил этого молодого Ренгьельма в самое короткое время. Ты вбил ему в голову, чтобы он шел на сцену.

— Рассказывал он это? Вот дьявольский малый! Из него кое-что выйдет, если он останется жив, но это не так просто, когда приходится так мало есть! Убей меня бог! Краски вышли! Нет ли у тебя немного белил? Помилуй меня, Боже, все тюбики выдавлены — ты должен дать мне краски, Лундель.

— У меня нет лишних, да если б и были, я бы остерегся давать тебе!

— Не болтай глупостей! Ты знаешь, дело спешное.

— Серьезно, у меня нет для тебя красок! Если бы ты экономил, их хватило бы…

— Это мы знаем! Так дай денег!

— Денег ты просишь как раз вовремя!

— Ну, тогда ты, Оле! Ты должен что-нибудь заложить!

При слове «заложить» Оле сделал веселое лицо, потому что знал, что тогда будет еда. Селлен стал шарить по комнате.

— Что же у нас есть? Пара сапог! За них мы получим двадцать пять эре, их, пожалуй, лучше продать.

— Они принадлежат Ренгьельму; ты не смеешь брать их, — вмешался Лундель, который хотел ими воспользоваться после обеда, чтобы идти в город. — Ты не возьмешь же чужих вещей?

— Почему? Ведь он же получит за них деньги! Это что за пакет? Бархатный жилет! Он хорош! Я возьму его сам, тогда Оле унесет мой! Воротнички и манжеты? Но они только бумажные! Пара носков! Здесь, Оле, еще на двадцать эре. Положи их в жилет. Пустые бутылки ты тоже можешь продать! Я думаю, что лучше всего, если ты все продашь!

— Ты хочешь продавать чужие вещи? Неужели же у тебя нет никакого правового чувства? — прервал его Лундель, давно уже стремившийся путем убеждения завладеть так давно соблазнявшим его пакетом.

— Ах, ведь он их получит потом! Но этого недостаточно! Надо снять пару простыней с постели! На что нам простыни! Да, Оле, завертывай их!

Оле с большой ловкостью сделал узел из простыни, в то время как Лундель усиленно протестовал.

Оле взял узел под мышку, застегнул драный сюртук, чтобы скрыть отсутствие жилета, и отправился в город.

— У него вид жулика, — сказал Селлен, стоя у окна и с улыбкой глядя на улицу. — Если полиция оставит его в покое, так и то хорошо будет! Поспеши, Оле, — крикнул он вслед уходящему. — Купи шесть булок и две бутылки пива, если останется что-нибудь от покупки красок!

Оле обернулся и махнул шляпой с такой уверенностью, как будто вся эта провизия уже была у него в карманах.

Лундель и Селлен остались одни. Селлен любовался своим новым бархатным жилетом, к которому Лундель так долго питал тайную страсть. Лундель чистил палитру и кидал ревнивые взоры на утраченное сокровище. Но не об этом хотел он говорить; не это мучило его.

— Посмотри на мою картину, — сказал он наконец. — Что ты об этом думаешь, только серьезно?

— Не надо так зарабатывать и зарисовывать ее, надо писать! Откуда этот свет? От одежд, от тела! Но это же безумие! Чем дышат эти люди? Красками, маслом! Я не вижу воздуха!

— Да, — сказал Лундель, — но ведь это так субъективно, как ты сам только что говорил! Что ты скажешь о компоновке?

— Слишком много людей!

— Ты ужасен; я хотел бы еще нескольких.

— Стой, тут какая-то ошибка!

Селлен глядел тем долгим взглядом, которым смотрят только жители побережья или равнины.

— Да, какая-то ошибка есть. Ты не видишь ее?

— Тут одни мужчины! Это слишком сухо!

— Да, именно. И как это ты увидел!

— Значит, тебе нужна женщина?

Лундель посмотрел, не шутит ли тот, но это было трудно понять, потому что теперь он свистел.

— Да, мне недостает женской фигуры, — сказал он.

Стало тихо и неуютно: так препираются старые знакомые с глазу на глаз.

— Если бы только достать как-нибудь натурщицу. Академических я не хочу, их знают все, да к тому же здесь религиозная тема.

— Ты хочешь иметь что-нибудь получше? Понимаю! Если бы ей не следовало позировать обнаженной, я, может быть, мог бы…

— Обнаженной ей вовсе не надо быть. С ума ты сошел, что ли? Среди такого количества мужчин, да к тому же религиозная тема…

— Да, да, это мы знаем. Но ей надо иметь костюм, что-нибудь восточное, она должна наклоняться вперед, как бы поднимая нечто с земли, так, чтобы были видны плечи, шея и первый спинной позвонок, понимаю! Но в религиозном стиле Магдалины! С птичьего полета!

— И все-то ты должен высмеять и уличить!

— К делу! К делу! Тебе надо натурщицу, без этого нельзя! Ты сам ничего не знаешь! Прекрасно! Твои религиозные чувства запрещают тебе завести таковую, значит, я и Ренгьельм, как легкомысленные ребята, доставим тебе натурщицу!

— Но это должна быть приличная девушка, предупреждаю!

— Конечно! Посмотрим, что мы сможем сделать послезавтра, когда получим деньги!

Они спокойно и тихо занимались живописью, пока не пробило четыре, а потом и пять часов. Время от времени они бросали беспокойные взгляды на улицу. Селлен первый прервал боязливое молчание.

— Оле заставляет себя ждать! С ним, наверно, что-нибудь случилось! — сказал он.