Лидия Вакуловская - И снятся белые снега…

• Название: И снятся белые снега…
• Автор: Лидия Вакуловская
• Издательство: Мастацкая литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Рассказы и повести известной писательницы Лидии Вакуловской о наших современниках. Люди разных судеб, разных характеров проходят перед нами. И в повестях, и в рассказах сквозит главное: доброе отношение к жизни и к людям, человечность, а также общий жизнеутверждающий тон.

---

— Вызывали, товарищ майор? — вошел в кабинет Юрий.

— Вызывал, Воронков, вызывал, — ответил тот, окинув Юрия каким-то неопределенным взглядом, точно и не ожидал его прихода. Потом расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, покрутил влево-вправо толстой короткой шеей. — Садись, поговорим с тобой. Разговор не о службе пойдет, о другом…

Юрий присел к столу.

— Вот жара стоит, прямо сумасшедшая, — сказал майор, снова покрутив шеей в вороте рубашки. — А что, ты на рыбалке давно был?

— Давно, — ответил Юрий.

— И я давно. А по слухам на Черных озерах караси сами на крючок прыгают. Не мешало бы съездить…

Опять он постучал короткими крепкими пальцами по стопке писем и, оставив в стороне рыбацкую тему, сказал:

— Так вот, по службе у меня к тебе претензий нет. И давай говорить таким образом, будто я не начальник, а ты не подчиненный. Давай с тобой как мужчина с мужчиной коснемся женского вопроса.

— Ясно, — Юрий наконец-то понял причину этого вызова. — Жена приходила?

— Нет, она не приходила. Люди со стороны пишут, требуют вмешаться. Вот… пять писем у меня, все тебе посвящены, — пошевелил он стопку писем. — Есть анонимки, есть и с подписями. Читать их тебе не буду — дело длинное, но смысл короток — запутался человек в личной жизни: одну жену привез — отправил, другая с ребенком сама приехала, но и с этой не живет. Отделился от нее, дома не бывает, на дочь не обращает внимания. С работой жене не помог — соседи помогли устроиться медсестрой в больницу, благо, специальность имеет. Словом, вот в таком духе.

Юрий молча слушал, хмуро сдвинув брови.

— Глядя со стороны, может, это и так, — сказал он. — А на самом деле все не так.

— Тогда рассказывай, как на самом деле.

— Длинно рассказывать, Федор Фомич. И неинтересно. Лучше я рапорт о переводе подам и уеду отсюда.

— Нет, брат, о рапорте пока помолчи. Мы договорились мужской разговор вести, так что давай начистоту. Как на исповеди.

— Не получится исповеди, Федор Фомич. Нет у меня грехов, кроме одного. А грех этот вот в чем: не сказал девушке, которая ко мне приезжала, что был женат. И каюсь теперь.

— Почему же «был женат»? Насколько я знаю, ты не разведен. Правда, кое-что из твоей истории я слышал. У нас не столица — устное радио по улицам вовсю работает, — усмехнулся Бобров.

Юра поднялся, угрюмо сказал:

— Все-таки разрешите мне подать рапорт о переводе.

Майор тоже поднялся, подошел к нему, успокоительно положив ему на плечо грубую квадратную ладонь:

— Сядь, сядь… Посиди и послушай.

Он обошел вокруг стола, покрутил короткой шеей.

— Правда, что она уходила от тебя с другим? — вздохнув, спросил майор.

— Да.

— С дочкой?

— Нет, дочку оставила у своей матери.

— Три года назад?

— Да. Я как раз юридический кончал… Она на втором курсе медицинского была. И бросила.

— Значит, ты мог за это время оформить развод?

— Не мог. Не знал ее адреса. Узнал недавно, когда сама написала.

— Но деньги ты куда-то посылал?

— Посылал ее матери. Знал, что жена на Севере, но Север большой.

— Да-а… выходит, у нее там не получилось?

— Меня это не интересует.

Майор грузно опустился на стул.

— Послушай, Юрий Петрович… Ну, а если она в самом деле наломала дров? По молодости, по глупости? И все поняла, прозрела. Поняла, что есть у нее один человек — ты. Может такое быть?.. Так вот тебе мой совет: живи ты с ней, наладь свою жизнь. У тебя — ребенок, дочь, ты с этим делом должен считаться. И с другим надо считаться. Я тебе уже говорил: мы не в гранд-городе, не в столице живем. Здесь каждый человек на виду, вокруг каждой истории общественное мнение пухнет. Пятно не пятно, а тень на тебя уже легла. Слухи, разговоры, имя твое треплют… Вот представь себе: вдруг завтра подобные разговоры пойдут обо мне? Могу я после этого на авторитет среди людей рассчитывать?

— А представьте, Федор Фомич, что завтра ваша жена бросит дом и укатит с другим этак годика на три в неизвестном направлении? — едко спросил Юрий. — Потом вернется и скажет: «Здравствуй, милый. Это я по глупости уехала. Ну, как ты жил-поживал без меня, что новенького?»

Бобров захохотал!

— Моя жена? Да куда она уедет? Не смеши ты меня, ради бога!

— Разрешите мне подать рапорт? — снова поднялся Юра.

Майор перестал смеяться, тоже встал.

— Ну, знаешь, Воронков… Если уж ты напрочь отметаешь мой совет… По совести говоря, я тебя понимаю. Но и ты меня пойми. Пойми в том смысле, что наш авторитет со всех сторон должен быть чистым. Репутация каждого нашего работника — это репутация всего нашего райотдела милиции. Согласен со мной?

— Да, конечно…

— Раз согласен, значит, хорошо, — повеселел Бобров. — Значит, подумай и все реши как следует. И не пори горячку с рапортом. Договорились?

— Договорились, — нехотя кивнул Юрий.

Он вышел из райотдела, потом долго и бесцельно бродил по улицам, дожидаясь ночи. И когда настала пора, побрел на вокзал.

Осенняя ночь была темной, и над темным, слабо освещенным вокзалом висел блеклый молоденький месяц. Экспресс медленно подходил к платформе. Двери всех вагонов были открыты, в тамбурах стояли проводницы, молча провожали глазами идущего по перрону Юрия.

Тетя Маша тоже стояла у распахнутой двери. Но она даже не подняла металлической плиты, закрывавшей ступени, и войти к ней в тамбур было невозможно.

— Здравствуйте, тетя Маша, — подошел к вагону Юрий. — Вы передали Соне мое письмо?

— Не будет тебе никакого ответа, — с усмешкой сказала тетя Маша.

— Почему?.. Она его прочла?

— Отчего ж не прочитать? — двинула плечами тетя Маша.

— Но все-таки, что она сказала? — настаивал он. — Что-то же она сказала?

— А что ей говорить? — опять передернула плечом тетя Маша. — Она замуж вышла. В ту субботу свадьбу гуляли. Любил ее один парень — и вышла. И какой еще парень! Не чета тебе, соблазнителю чертовому!..

Юра повернулся и зашагал прочь от вагона.

Присвечивая себе в темноте фонариком, он взошел на крыльцо тыльной половины дома, где теперь жил, уступив Люсе и дочери переднюю половину. Отпер дверь, включил свет в коридоре, снял пальто. Прошел в комнату, сел на диван, стал стягивать с себя сапоги. Под окном кто-то пробежал, стукнула входная дверь. В комнату, слабо освещенную светом из коридора, вбежала Люся — растрепанная, в накинутом на плечи пальто.

— Юра. Маринка вдруг заболела, — сказала она. — Страшный жар, просто горит вся. Посиди с ней, я сбегаю в больницу за пенициллином…

— Как это — «вдруг заболела»? — хмуро спросил он.

— Не знаю… Утром была здорова — и вдруг…

— И ты ждала меня до двух ночи, чтоб сообщить это «вдруг»?

— Юра, я не вру… Посиди, пожалуйста, — сказала она и выбежала.

Минуту он пребывал в нерешительности. Потом натянул сапоги, набросил на себя висевшую в коридоре стеганку, взял фонарик и вышел.

В комнате, где он прежде жил, ничего не изменилось: стол, тахта, шкаф, приемник, торшер… На тахте лежит Маринка, повязанная пуховым платком, накрытая двумя одеялами. Люся торопливо надевает пальто, что-то ищет глазами по комнате и находит свою косынку на стуле, где сложена Маринкина одежда.

— Все-таки что с ней? Простуда? — спросил он.

— Боюсь, хуже… Наверное, воспаление легких. — У Люси задрожал голос и задрожали губы.

Он подошел ближе к тахте. Глаза у Маринки были полузакрыты, она жадно, с хрипом ловила ртом воздух. Он обернулся к Люсе и грубо сказал:

— И ты говоришь: «вдруг заболела»? Да у тебя здесь ледник! — Он хукнул, выдыхая изо рта струю пара. — Лень в сарай за дровами сходить? Смотри, стена мокрая, мхом зарастаешь!..

— Не кричи, — ответила дрожащим голосом Люся. — Кричать легко… Ты прекрасно знаешь мою работу, мои дневные и ночные дежурства. А Маринка пока не умеет топить печь, стирать, готовить. А ведь ты отец… Ах, да что с тобой говорить!..

Люся запахнула пальто, пошла к дверям.

— Подожди, — остановил он ее. — Я сам схожу… Пенициллин и что еще?

— Только пенициллин… в ампулах, — ответила она. — Я пока вскипячу шприцы.

16

Днем и ночью, ночью и днем тысячи поездов бежали по стране. Через степи и леса, среди гор и тундры бежали, спешили поезда, и был среди них и Сонин экспресс. Менялись за окнами экспресса времена года. Изменилась и Соня.

Однажды выпрыгнул из вагона на трехминутной остановке симпатичный парень в гимнастерке со споротыми погонами и вскочил потом на ходу в тамбур, держа под мышкой бутылку молока, а в руке — букетик подснежников. Расплываясь в улыбке, он протянул букетик Соне, а сам ушел в вагон. Взглянув на цветы, Соня швырнула их за дверь — под колеса поезда.

А поезд несся, мчался дальше — скорый, быстрый, удивительно быстрый поезд-экспресс. Он пересекал четыре союзных республики, а в них — восемь территориальных областей, пробегал через десятки малых и больших городов и лишь на конечных пунктах задерживался на несколько часов.