Эмили Бронте - Грозовой перевал

• Название: Грозовой перевал
• Автор: Эмили Бронте
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-88353-601-3

Это история роковой любви Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой Перевал», к дочери хозяина Кэтрин. Демоническая страсть двух сильных личностей, не желающих идти на уступки друг другу, из-за чего страдают и гибнут не только главные герои, но и окружающие их люди. «Это очень скверный роман. Это очень хороший роман. Он уродлив. В нем есть красота. Это ужасная, мучительная, сильная и страстная книга», – писал о «Грозовом Перевале» Сомерсет Моэм.

…Если бы старый Эрншо знал, чем обернется для его семьи то, что он пожалел паренька-простолюдина и ввел его в свой дом, он убежал бы из своего поместья куда глаза глядят. Но он не знал – не знали и другие. Не знала и Кэтрин, полюбившая Хитклифа сначала как друга и брата, а потом со всей пылкостью своей юной натуры. Но Хитклифа не приняли в семье как равного, его обижали и унижали, и он долго терпел. А потом решил отомстить. Он считает, что теперь все, кто так или иначе связан с семьей Эрншо, должны страдать, причем гораздо больше, чем страдал он. В своей мести он не пощадит никого, даже тех, кто к нему добр. Даже любящую его Кэтрин…

---

– Не моя вина, что я не могу ни есть, ни спать, – ответил он. – Уверяю тебя, я не нарочно так себя веду. Как только смогу, я поем и посплю. Сейчас же предлагать мне это сделать – все равно что предлагать отдохнуть тонущему, которому до берега осталась всего пара гребков! Пусть только у меня достанет сил добраться до этого берега, и тогда я отдохну… Ладно, Бог с ним, с мистером Грином, не надо за ним посылать. Покаяться в сотворенных мною несправедливостях, Нелл? Как бы не так! Не впадал я в несправедливость, не творил я ее, потому и каяться мне не в чем. Нынче я слишком счастлив, и все же счастлив не в полной мере. Душа моя в своем блаженстве убивает тело, но до конца ублаготворить самое себя не может.

– Вы счастливы, хозяин? – воскликнула я. – Что же это за счастье такое? Если бы вы только смогли выслушать меня без гнева, я бы вам дала один совет, который точно сделает вас счастливее.

– И какой же? – спросил он. – Говори!

– Вы прекрасно знаете, мистер Хитклиф, – начала я, – что с тех пор, как вам исполнилось тринадцать, вы жили исключительно для себя, а не так, как пристало доброму христианину. Наверное, за все эти годы вы и Библию-то в руках не держали. Вы, должно быть, совсем забыли, что написано в этой святой книге, а сейчас вам некогда вспоминать. Может, настал час послать за кем-нибудь – скажем, за священником любой церкви, все равно какой, – чтобы он растолковал вам, что Богу угодно, а что нет, чтобы глаза вам открыл, насколько далеко вы отстоите от рая Господня, коли не перемените жизнь свою перед смертью?

– Благодарю тебя за совет, Нелли, и нисколько не сержусь на тебя, – сказал он. – Ты мне напомнила, как я хотел бы распорядиться насчет своих похорон. Слушай: понесете меня на кладбище вечером. Ты и Гэртон можете, если хотите, проводить меня в последний путь, а главное, проследите, чтобы могильщик в точности выполнил мои прежние указания насчет двух гробов! Нет нужды призывать священника, нет нужды читать надо мною молитвы – я уже сказал тебе, что почти достиг моего рая, моего блаженства. А что до царствия небесного, куда другие стремятся, то мне до него нет дела.

– А если вы окончательно и бесповоротно уморите себя голодом и вас откажутся хоронить в освященной земле у нашей церкви? – сказала я, чуть не лишившись дара речи от его открытого безбожия. – Как вам это понравится?

– Не откажутся, – ответил он. – А если откажутся, то вам придется похоронить меня там тайно. А если вы с Гэртоном этого не сделаете, я вам на деле докажу, что умершие не исчезают с лица земли.

Тут он услышал, что прочие обитатели дома проснулись, и тут же удалился в свое убежище, а я вздохнула спокойно. Но после обеда, когда Джозеф с Гэртоном ушли работать в поле, он вновь появился на кухне, дико озираясь. Он потребовал, чтобы я пришла и посидела с ним в зале, потому что не хотел оставаться там в одиночестве. Я отказалась, честно сказав ему, что меня пугают его слова и поступки и что нет у меня ни храбрости, ни желания в одиночку составить ему компанию.

– Ты, верно, считаешь, что я – сам дьявол, – сказал он с жутковатым смешком, – исчадие ада, с которым под одним кровом оставаться – страшный грех?

Потом он обернулся к Кэтрин, которая была тут же и при его приближении спряталась за моей спиной, и с издевкой добавил:

– Тогда, может быть, ты желаешь пойти со мной, моя птичка? Нет? Ну конечно, я для тебя хуже черта. Но есть, есть одна, которая не побоится моего общества! Но, Бог мой, до чего же она безжалостна! Проклятие! Такого ни одна плоть и кровь не может вынести, даже моя!

Больше он никого не просил с ним остаться. В сумерках он поднялся к себе в спальню. Всю ночь и под утро мы слышали, как он стонет и разговаривает шепотом сам с собой. Гэртон рвался войти к нему, но я послала его за доктором Кеннетом, чтобы тот пришел и осмотрел больного. Когда доктор появился, я подошла к двери, попросилась войти и попыталась ее открыть. Дверь была заперта. Хитклиф послал нас ко всем чертям. Он сказал, что ему лучше и чтобы мы оставили его в покое. После этого доктор ушел.

Наступил вечер, полил дождь и не переставал до самого рассвета. Когда утром я совершала свой обычный обход дома, то увидела, что окно в спальне хозяина распахнуто и дождь хлещет внутрь. «Не может быть, чтобы он оставался в постели, – подумала я, – иначе этот ливень промочил бы его до нитки. Он либо встал и спустился вниз, либо ушел из дому. Но хватит гадать – я смело войду и посмотрю!»

У меня был запасной ключ, я открыла им дверь спальни и увидела, что в комнате никого нет. Тогда я подбежала к кровати и распахнула створки алькова. Мистер Хитклиф был там, внутри – он лежал на спине. Его глаза смотрели прямо на меня таким острым и яростным взглядом, что я отпрянула. Мне показалось, что он улыбнулся. Я не могла представить себе, что он мертв, однако лицо его и грудь были омыты дождем, простыни промокли насквозь, и он лежал совсем тихо. Хлопавшая на ветру оконная рама рассекла его руку, касавшуюся подоконника, но ни капли крови не пролилось из раны, а когда я коснулась этой руки, то всякие сомнения оставили меня – он был мертв и окоченел!

Я плотно затворила окно, потом убрала пряди его длинных черных волос с его бледного лба. После этого я попыталась закрыть ему глаза, чтобы погасить их пугающий, совершенно живой и торжествующий взгляд, пока никто другой не успел заглянуть в них. Они не хотели закрываться. Казалось, покойник смеется над моими усилиями. Смеялись не только глаза, но и его растянутый в оскале рот, и острые белые зубы! На меня вновь напал такой страх, что я закричала, призывая Джозефа. Шаркая по ступенькам, Джозеф поднялся, вошел в комнату и издал все приличествующие случаю восклицания, однако наотрез отказался дотрагиваться до покойника.

– Дьявол утащил его грешную душу, – прокричал он, – так пусть же получает и бренную оболочку в придачу, мне-то что? Нечестивцем жил – нечестивцем и умер. Вон как скалится!

Джозеф как будто передразнил последнюю усмешку покойного, и я решила, что он совсем забылся у ложа смерти, как вдруг старик пал на колени, воздел руки и торжественно поблагодарил создателя за то, что законный владелец поместья и древний род восстановлены в своих правах.

Я была раздавлена ужасной кончиной, и память моя с гнетущей печалью неизменно возвращалась к прежним временам. Сильнее всего скорбел о хозяине бедняга Гэртон, и хотя именно он более всех претерпел от покойного в прошлом, горе его было совершенно искренним. Молодой человек просидел над телом всю ночь, плача навзрыд, сжимал холодную руку и целовал застывшее в диком насмешливом оскале лицо, на которое другие боялись даже взглянуть. Так отдал свой последний долг тот, чья тоска шла от благородного сердца, хоть и было оно ожесточено невзгодами и закалено как сталь.

Мистер Кеннет не мог понять, от какой именно болезни умер хозяин, а я скрыла то обстоятельство, что перед смертью хозяин четыре дня ничего не ел, так как опасалась подозрений в самоубийстве. Кроме того, я была убеждена, что его отказ от еды не был намеренным, а являлся скорее следствием, а не причиной его странной болезни.

Мы похоронили его, к негодованию всех соседей, так, как он сам распорядился. Провожали его только Эрншо и я, да еще могильщик и шесть человек, которые несли гроб. Эти шестеро сразу ушли, опустив гроб в могилу, а мы остались и видели, как могильщик засыпает его землей. Гэртон с лицом, залитым слезами, своими руками выкопал куски зеленого дерна и закрыл ими свежий могильный холм. Сегодня могила Хитклифа так же поросла травой, как и две соседних, и я надеюсь, что ее обитатель покоится с миром. Но местные жители, если их спросишь, готовы поклясться на Библии, что после смерти покойник является. Кто-то видел его у церкви, кто-то на пустоши, а кое-кто – даже в этом самом доме. Вы скажете, досужие вымыслы, и я с вами соглашусь. Однако вон тот старик, сидящий у очага, утверждает, что видит два лица, выглядывающие из окна спальни, каждую дождливую ночь со дня смерти хозяина. А месяц назад со мной случилась странная история. Вечером я шла в усадьбу «Скворцы», – а вечер был темный, мрачный, собиралась гроза, – когда на первом повороте от Грозового Перевала мне повстречался маленький мальчик, гнавший перед собой овцу с двумя ягнятами. Он горько плакал, и я решила, что ягнята его не слушаются и он совсем выбился из сил, пытаясь заставить их идти в нужном направлении.

– Что случилось, малыш? – спросила я его.

– Там, под скалой – Хитклиф и какая-то тетя, – всхлипнул он, – и я боюсь идти мимо них.

Я никого не увидела, но и мальчик, и овцы не могли сделать в ту сторону ни шагу, поэтому я посоветовала ему обойти утес нижней дорогой. Наверное, он наслушался россказней своих родителей и друзей, а когда шел один через нашу глушь, ему и померещилось. Но, положа руку на сердце, скажу вам, что не люблю я выходить из дома в темноте, да и в самом доме страшусь оставаться одна – уж больно он мрачный. Ничего не могу с собой поделать! Я буду только рада, когда молодые переедут отсюда в усадьбу.