Эмили Бронте - Грозовой перевал

• Название: Грозовой перевал
• Автор: Эмили Бронте
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-88353-601-3

Это история роковой любви Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой Перевал», к дочери хозяина Кэтрин. Демоническая страсть двух сильных личностей, не желающих идти на уступки друг другу, из-за чего страдают и гибнут не только главные герои, но и окружающие их люди. «Это очень скверный роман. Это очень хороший роман. Он уродлив. В нем есть красота. Это ужасная, мучительная, сильная и страстная книга», – писал о «Грозовом Перевале» Сомерсет Моэм.

…Если бы старый Эрншо знал, чем обернется для его семьи то, что он пожалел паренька-простолюдина и ввел его в свой дом, он убежал бы из своего поместья куда глаза глядят. Но он не знал – не знали и другие. Не знала и Кэтрин, полюбившая Хитклифа сначала как друга и брата, а потом со всей пылкостью своей юной натуры. Но Хитклифа не приняли в семье как равного, его обижали и унижали, и он долго терпел. А потом решил отомстить. Он считает, что теперь все, кто так или иначе связан с семьей Эрншо, должны страдать, причем гораздо больше, чем страдал он. В своей мести он не пощадит никого, даже тех, кто к нему добр. Даже любящую его Кэтрин…

---

– Зилла ушла, и мистер Хитклиф распорядился, чтобы я заняла ее место. Это случилось после вашего отъезда в Лондон. Он велел мне оставаться на Перевале вплоть до того дня, когда вы надумаете вернуться. Но прошу вас, заходите в дом. Вы пришли пешком из самого Гиммертона?

– Нет, из «Скворцов», – ответил я, – и пока мне готовят там комнату, я хочу уладить кое-какие дела с вашим хозяином, потому что вряд ли мне в ближайшее время представится такой случай.

– Какие такие дела, сэр? – спросила Нелли, сопровождая меня в дом. – Нынче хозяина здесь нет, и вернется он нескоро.

– Насчет платы за дом, – ответил я.

– Так вам надобно поговорить с миссис Хитклиф, – заметила она, – или даже лучше со мной. Наша леди еще не научилась сама вести свои дела, и я ей на первых порах помогаю – больше некому.

Я в недоумении уставился на экономку.

– Значит, вы ничего не слышали о том, что Хитклиф умер, – продолжала она.

– Хитклиф умер? – воскликнул я в изумлении. – И давно?

– Да уж месяца три тому назад. Садитесь, давайте сюда вашу шляпу, и я вам все расскажу о том, что у нас тут произошло. Ой, да что это я, вы, наверное, ничего не ели?

– Я не хочу есть. Ужином меня покормят в усадьбе. Вы тоже садитесь, миссис Дин. Вот уж не думал, что Хитклиф умрет так скоро! Расскажите мне о его кончине. Вы сказали, что не ждете Гэртона и молодую леди скоро.

– Каждый вечер их браню за то, что гуляют допоздна, но они меня не слушают. Выпейте хотя бы нашего доброго эля, он вас взбодрит, а то у вас усталый вид.

Она поспешила за элем до того, как я смог отказаться, и я услышал, как Джозеф возопил, что «в ее-то годы стыдно, ох как стыдно привечать поклонников, да еще и поить их отборным элем из хозяйских погребов» и что «негоже ему молчать, видя такое дело».

Она не обратила внимания на причитания Джозефа и не удостоила его ответом, а быстро вернулась с серебряной кружкой в целую пинту, полной пенного напитка, вкус которого я похвалил, как того и требует обычай. После этого она поведала мне историю Хитклифа, заметив, что «кончина его была странной».

Вот что она мне рассказала:

«Недели через две после вашего отъезда мне велели перебираться на Грозовой Перевал, и я с радостью согласилась ради Кэтрин. Моя первая встреча с ней страшно меня расстроила, ведь она так переменилась, и не в лучшую сторону. Мистер Хитклиф не объяснил мне причину, по которой поменял свое решение. Он только сказал, что я ему нужна и что он, как он выразился, “не желает больше любоваться на Кэтрин”. Он распорядился отвести мне маленькую гостиную, которую раньше занимал Линтон, где бы я занималась своей работой и держала его невестку при себе. Ему, мол, достаточно видеть ее один-два раза в день по обязанности хозяина дома. Кэтрин сначала понравился новый уклад, а я постаралась украдкой перенести в нашу с ней комнату книги и разные вещицы, которые служили ей развлечением в усадьбе. Хоть и была у меня надежда, что теперь мы неплохо с ней заживем, но тут меня подстерегало разочарование. Кэтрин, несмотря на все мои усилия, скоро сделалась раздражительной и беспокойной, и тому было две причины. Во-первых, ей запрещалось выходить за пределы сада, и с приходом весны она стала буквально задыхаться в установленных для нее тесных границах. Во-вторых, я должна была следить за домом и потому часто оставляла ее в одиночестве. Она принялась жаловаться на скуку и предпочитала ссориться с Джозефом на кухне, чем тихо-мирно сидеть одной в своей гостиной. Я ничего не имела против их словесных поединков, если бы не третье лицо, зачастившее на кухню. Дело в том, что Гэртон тоже был вынужден проводить время с нами у кухонного очага, когда хозяину хотелось оставаться в зале одному, а это случалось все чаще и чаще. Сперва Кэтрин при появлении Гэртона уходила наверх либо принималась помогать мне по хозяйству, делая вид, что его нет рядом, но потом – невзирая на его непременную мрачность и молчаливость – она резко изменила свое поведение. Теперь она ни на минуту не хотела оставить парня в покое: она беспрестанно заговаривала с ним, прохаживалась насчет его тупости и лени, притворно удивлялась, как он может целый вечер сидеть, уставившись в огонь или подремывая, и зачем ему вообще такая жизнь.

– Посмотри, Эллен, он совсем как собака, – сказала она как-то, обращаясь ко мне, – или как ломовая лошадь. Поработал, поел, поспал – вот и день прошел! У него в голове, наверное, ни одной мысли не задерживается. Где его мечты, где желания? Гэртон, ты хотя бы видишь сны? А если видишь, то о чем они? Ах, я и забыла, ты ведь не в состоянии со мной говорить!

Она дерзко взглянула на него, но он даже рта не раскрыл и не ответил на ее взгляд.

– Он, верно, спит и видит сон прямо сейчас, – не унималась Кэтрин. – Видишь, он плечом передернул, совсем как собака Юнона. Спроси его, Эллен.

– Мистер Гэртон попросит хозяина отправить вас наверх, если вы не прекратите так себя вести, – сказала я. Гэртон меж тем не только повел плечом, но и сжал кулаки, как будто намереваясь пустить их в ход.

В другой раз Кэтрин заявила:

– А я знаю, почему Гэртон молчит, как пень, когда я на кухне. Он боится, Эллен, – боится, что я буду над ним смеяться. Я права, как ты думаешь? Как-то раз он попытался сам научиться читать, но я посмеялась над ним, так он сжег свои книги и забросил эту свою идею. Разве не дурак?

– А разве вы его не подначивали на такой поступок? – сказала я. – Ну-ка, отвечайте!

– Может, и подначивала, – признала Кэтрин, – но я не ожидала, что он поведет себя так глупо. Гэртон, послушай, если я сейчас дам тебе книгу, ты ее возьмешь? Я попробую!

И она насильно вложила ему в руку одну из тех книг, которые читала. Он отшвырнул книгу в сторону и рявкнул, что если она не оставит его в покое, то он ей шею свернет.

– Ну, тогда я положу ее сюда, в ящик стола, – заявила Кэтрин, – и пойду спать.

Уходя, она шепнула мне, чтобы я проследила, возьмет ли он книгу. Но он не пожелал даже подойти к столу, о чем я и сообщила ей на следующий день, к ее огромному разочарованию. Я видела, что она раскаивается в том, что Гэртон все глубже упорствует в своей угрюмости и косности. Она чувствовала угрызения совести от того, что когда-то бесповоротно отвратила молодого человека от учения и самосовершенствования. Правда, ее быстрый ум усердно искал средство исправить причиненный вред. Так, например, когда я гладила белье или делала еще что-то, для чего кухня подходит лучше гостиной, она сопровождала меня, приносила какую-нибудь в высшей степени занимательную книгу и принималась читать мне ее вслух. Если Гэртон был поблизости, она прерывала чтение на самом интересном месте и уходила, оставив раскрытую книгу на столе, и поступала так не один раз. Но парень был упрям как мул и не поддавался на ее уловки. Вместо этого он пристрастился в сырую погоду курить у очага вместе с Джозефом. Так они и сидели, точно два китайских болванчика, у огня напротив друг друга, качая головами и пуская дым, не произнося ни слова. Старший, по счастью, был слишком глух, чтобы понимать «нечестивый вздор», как назвал бы он чтение Кэтрин, а младший усиленно изображал такую глухоту. Если же вечером погода была хорошей, Гэртон уходил с ружьем на охоту, а Кэтрин принималась зевать, вздыхать и требовать, чтобы я поговорила с ней, но стоило мне завести разговор, она тут же выскакивала во двор или в сад, а в качестве последнего средства принималась плакать и жаловаться, что она устала жить, потому что жизнь ее бесполезна.

Мистер Хитклиф, который с каждым днем становился все более нелюдимым, почти совсем запретил Эрншо появляться в зале и своих комнатах, а из-за несчастного случая, происшедшего с молодым человеком в начале марта, бедняга на много дней сделался постоянным обитателем кухни. Когда Гэртон был один в горах, ружье у него разорвалось в руках при выстреле, и он осколком поранил предплечье. Он потерял много крови, пока добрался домой, и волей-неволей должен был провести не одну неделю у очага в полной праздности, пока рука не зажила. Кэтрин очень обрадовалась представившейся возможности и возненавидела еще сильнее свою комнату наверху, придумывая тысячу предлогов, чтобы занять меня работой на кухне и самой оставаться подле.

В понедельник после Пасхи Джозеф погнал скот на ярмарку в Гиммертон, а я после обеда принялась разбирать белье на кухне. Эрншо, по обыкновению пребывая в мрачности, сидел у очага, а моя молодая госпожа развлекалась тем, что выводила узоры на стекле, напевала песенки или разговаривала вполголоса сама с собой, время от времени бросая взгляды, полные раздражения и нетерпения, на своего кузена, который невозмутимо курил, уставившись в огонь. Когда я не выдержала и попросила ее прекратить загораживать мне свет, потому что никак не могу закончить свою работу, она послушно отошла к очагу. Я была слишком занята, чтобы обращать внимание на то, чем она занимается, как вдруг услышала: