Эмили Бронте - Грозовой перевал

• Название: Грозовой перевал
• Автор: Эмили Бронте
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-88353-601-3

Это история роковой любви Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой Перевал», к дочери хозяина Кэтрин. Демоническая страсть двух сильных личностей, не желающих идти на уступки друг другу, из-за чего страдают и гибнут не только главные герои, но и окружающие их люди. «Это очень скверный роман. Это очень хороший роман. Он уродлив. В нем есть красота. Это ужасная, мучительная, сильная и страстная книга», – писал о «Грозовом Перевале» Сомерсет Моэм.

…Если бы старый Эрншо знал, чем обернется для его семьи то, что он пожалел паренька-простолюдина и ввел его в свой дом, он убежал бы из своего поместья куда глаза глядят. Но он не знал – не знали и другие. Не знала и Кэтрин, полюбившая Хитклифа сначала как друга и брата, а потом со всей пылкостью своей юной натуры. Но Хитклифа не приняли в семье как равного, его обижали и унижали, и он долго терпел. А потом решил отомстить. Он считает, что теперь все, кто так или иначе связан с семьей Эрншо, должны страдать, причем гораздо больше, чем страдал он. В своей мести он не пощадит никого, даже тех, кто к нему добр. Даже любящую его Кэтрин…

---

Глава 29

Вечером после похорон мы с молодой леди сидели в библиотеке и предавались скорбным размышлениям о нашей потере, равно как и о нашем будущем, которое для одной из нас виделось исключительно в мрачном свете.

Мы только что пришли с Кэтрин к согласию о том, что лучше всего для нее было бы получить разрешение проживать и дальше в усадьбе, – по крайней мере, пока Линтон жив, – и чтобы ему также разрешили присоединиться к ней, а меня оставили бы у них домоправительницей. Такой исход казался нам слишком благоприятным, но я все же надеялась, что он возможен, и уже порадовалась, что, быть может, сохраню свой нынешний дом, службу, а главное, не расстанусь с моей любимой молодой хозяйкой. Но в этот момент действительность явилась перед нами в виде одного из слуг, который уже получил расчет, но еще не покинул усадьбу. Он вбежал с сообщением, что «этот чертов Хитклиф» идет по двору, и спросил, не запереть ли ему дверь перед носом злодея?

Даже если бы у нас хватило безрассудства отдать такой приказ, его не успели бы привести в исполнение. Хитклиф вошел, не потрудившись постучаться или потребовать доложить о себе: он был здесь хозяином и воспользовался правом хозяина входить в любые помещения своего дома без спроса. Он прошел прямо в библиотеку на голос слуги, одним мановением руки услал его и закрыл за собой дверь.

Он очутился в той самой комнате, куда восемнадцать лет назад вошел в качестве гостя. В окно светила та же луна, а снаружи расстилался тот же осенний пейзаж. Мы еще не зажигали свечей, но в библиотеке было настолько светло, что различались портреты на стене: чудесная головка миссис Линтон, а рядом – благородное лицо ее мужа. Хитклиф подошел к камину. Время, пролетевшее с того памятного вечера, почти не повлияло на него, только смуглое лицо приобрело чуть более землистый оттенок и стало совершенно непроницаемым, а фигура немного отяжелела, в остальном это был тот же человек. Кэтрин, увидев его, порывисто встала, чтобы тотчас уйти.

– Стойте! – сказал он, крепко беря ее за руку. – Больше никаких побегов! Куда вы собираетесь от меня нынче скрыться? Я пришел, чтобы отвести вас домой. Надеюсь, вы станете мне послушной дочерью и не будете подбивать моего сына на новые проявления неповиновения. Я не знал, как мне наказать его, когда вскрылась его роль в этой истории: он ведь как паутина, дунешь – и нет его, но вы по его виду догадаетесь, что его делишки не остались безнаказанными. Два дня назад я свел его вниз и просто посадил на стул. Клянусь, я больше пальцем до него не дотронулся. Гэртона я услал, мы остались с ним наедине в зале – только он и я. Через два часа я вызвал Джозефа, чтобы тот отнес мальчишку наверх. С того времени стоит мне появиться рядом с ним, и он пугается так, точно перед ним призрак. Сдается мне, что он видит меня даже тогда, когда меня и в помине рядом нет. Гэртон говорит, что он просыпается среди ночи и кричит часами: призывает вас, чтобы вы защитили его от меня. Так вот, придется вам внять его мольбам и воссоединится с вашим драгоценным спутником жизни. Отныне забота о нем – это ваша забота, а я умываю руки.

– А почему бы не разрешить Кэтрин и дальше жить здесь? – осторожно спросила я. – Вы же можете послать Линтона к ней. Раз уж вы так ненавидите их обоих, то не будете о них скучать. Сердце ваше неспособно к естественным привязанностям – так зачем же вам лишняя морока?

– Я думаю сдать «Скворцы» внаем, – ответил он, – и, ясное дело, хочу, чтобы мои дети были при мне. Кроме того, молодая леди должна будет своими услугами отплатить мне за стол и кров. Пусть не надеется, что после смерти Линтона я буду содержать ее в роскоши и праздности. Так что пусть собирается поскорей… Поторопись, противная девчонка, не вынуждай меня на крайности!

– Я пойду с вами, – сказала Кэтрин. – Кроме Линтона, мне некого любить в этом мире. Хоть вы и сделали все что могли, чтобы я возненавидела его, а он – меня, большего вам не добиться. Посмотрим, отважитесь ли вы причинять ему боль, когда я буду рядом, и сможете ли вы так же запугать меня, как и его!

– О, да вы у нас поборница справедливости! – презрительно скривился Хитклиф. – Не собираюсь я вредить Линтону, и вот почему: я не слишком вас люблю, чтобы ускорить ваше освобождение. По моему замыслу вы должны получить причитающееся вам полной мерой, и не я сделаю вашего супруга ненавистным для вас, а его подлый характер. Нынче Линтон буквально исходит ядом, когда речь заходит о вас – а все из-за вашего побега и его последствий. Не ждите благодарности за ваше благородство и за вашу преданность. Я тут подслушал, как ваш супруг расписывал Зилле, что бы он сделал с вами, будь у него столько же сил, сколько у меня: должен признаться, наклонности у него весьма изощренные, даже я поразился его злобным фантазиям, проистекающим, как видно, из самой его слабости.

– Я знаю, что у него злобный нрав, – сказала Кэтрин. – Он – ваш сын. Но я рада, что имею великодушие прощать и простить. Я знаю, что он любит меня, и по этой причине тоже люблю его. Мистер Хитклиф, вдумайтесь, у вас ведь никого нет, кто любил бы вас, и сколько бы вы нас с Линтоном ни унижали и ни старались сделать несчастными, наше отмщение в понимании того, что жестокость ваша – продолжение ваших же несчастий, превосходящих наши беды. Вы несчастны – и нет смысла это отрицать! Вы одиноки, как сам Сатана, и завистливы подобно ему. Никто вас не любит – никто не заплачет о вас, когда вы умрете! Не хотела бы я оказаться на вашем месте!

Кэтрин говорила с каким-то мрачным торжеством, даже со злорадством. Она будто бы прониклась духом своей будущей семьи и старалась насладиться горем врагов своих.

– А я бы не хотел оказаться на твоем месте, ведьма, если ты помедлишь еще минуту, – злобно процедил сквозь зубы ее свекор. – Быстро за вещами и в путь!

Кэтрин ушла, всем своим видом выказывая презрение. В ее отсутствие я принялась умолять Хитклифа дать мне место экономки на Грозовом Перевале, а Зиллу поставить на мою должность здесь в усадьбе, но он решительно отказал. Он велел мне замолчать и впервые за все время позволил себе обвести взглядом библиотеку и посмотреть на портреты. Разглядывая портрет миссис Линтон, он произнес:

– Я заберу его в свой дом, но не потому, что он мне нужен, а потому, что… – Тут он прервал сам себя на полуслове, быстро отвернулся к огню и продолжал с каким-то неизъяснимым выражением, которое я за неимением лучшего слова назову улыбкой. – Сейчас я тебе расскажу, что я сделал вчера. Я заставил могильщика, копавшего могилу Линтону, счистить землю с крышки гроба Кэтрин, а потом открыл крышку. Сперва я застыл как громом пораженный, когда увидел ее лицо – а это все еще было ее лицом – и не мог сдвинуться с места. Могильщик с трудом вернул меня к действительности. Он сказал, что от воздействия воздуха ее черты могут измениться за несколько минут. Тогда я сделал вот что, Нелли: я выбил боковую стенку ее гроба, а потом приставил ее обратно и засыпал землей – заметь, стенку не со стороны Линтона, будь он трижды проклят, а с другой стороны! Дорого бы я дал, чтобы это ничтожество опустили в землю в запаянном свинцовом гробу! Потом я подкупил могильщика, чтобы он, когда будет хоронить меня подле Кэтрин, убрал эту выломанную стенку и выбил бы смежную стенку и в моем гробу тоже. Получается, что, когда Линтон доберется до нас, останки наши перемешаются так, что он не будет знать, где чьи кости.

– Вы поступаете кощунственно, мистер Хитклиф, – воскликнула я. – Как вам не совестно тревожить покой мертвых?

– А я ничей покой не потревожил, Нелли, – ответил он. – Я только добыл каплю этого самого покоя для себя. Теперь мне станет немного легче на этом свете, а когда я умру, вам проще будет удержать меня под землей, чтобы я не разгуливал среди живых. Тревожить ее покой? Это она тревожила меня, днем и ночью, все восемнадцать лет… неустанно… безжалостно… до вчерашней ночи. Только вчерашней ночью мир наконец воцарился вокруг меня. Я грезил наяву, я словно спал, и мне снилось, что я сплю последним сном – щека к щеке – подле той, кто мертва уже много лет, и сердца наши больше не бьются.

– А если бы она рассыпалась прахом или и того хуже, о чем бы вы тогда грезили? – спросила я.

– О том, чтобы исчезнуть и раствориться вместе с нею, и все равно стать счастливей, – ответил он. – Думаешь, я страшился увидеть те перемены, о которых ты говоришь? Когда я поднимал крышку, я ожидал худшего, но я рад, что тлен и разрушение пока пощадили ее. Теперь они захватят уже нас двоих, когда и я стану их пищей. Кроме того, если бы ее бесстрастные черты до сих пор не стояли у меня перед глазами, я по-прежнему оставался бы во власти одного странного чувства. Оно пришло ко мне давно и при самых необычных обстоятельствах. Ты помнишь, Нелли, что после ее смерти я как будто сошел с ума и целыми днями и ночами, не ведая сна и отдых, молился, чтобы она вернулась ко мне хотя бы в обличье своего призрака. Знаешь, я ведь верю в духов и убежден, что они могут находиться среди нас, что они – рядом. В тот день, когда ее похоронили, выпал снег. Вечером я пошел на кладбище. Холодный ветер дул совсем по-зимнему, кругом – ни души. Я не боялся, что ее глупый муж спустится в долину в этот поздний час, а больше на кладбище шататься было некому. И вот я остался один, наедине с нею, а между нами всего-то два ярда рыхлой земли, и тогда я сказал себе: «Я должен вновь заключить ее в объятия! Если она холодна, я подумаю, что меня заморозил северный ветер, а если она неподвижна, значит, мы оба во власти сна!» В сарае могильщиков я нашел лопату и принялся копать изо всех сил. Очень скоро лезвие лопаты ударилась в крышку гроба. Я упал на колени и принялся разгребать землю голыми руками. Дерево на крышке уже затрещало у винтов, и я свесился в глубь ямы, я был почти у цели, когда мне показалось, что я услыхал вздох, прошелестевший на краю могилы. «Только бы мне снять крышку, – пробормотал я, – и пусть они нас обоих забросают землею». И я принялся за дело с новыми силами, которые мне придало отчаяние. Раздался еще один вздох, буквально над самым моим ухом. Я словно почувствовал, как чье-то теплое дыхание отогнало ледяной ветер. Я знал, что вокруг нет никого из плоти и крови, но подобно тому, как мы ощущаем, что кто-то живой идет на нас из кромешной тьмы, я вдруг уверился, что Кэти здесь, рядом со мной, а не в гробовом плену. Внезапное чувство облегчения разлилось от сердца по всему моему телу. Я бросил свой отчаянный и скорбный труд, и сразу же на меня снизошло утешение – несказанное утешение. Кэти оставалась со мною, была рядом – и тогда, когда я лихорадочно засыпал могилу, и тогда, когда шел домой. Можешь смеяться, если пожелаешь, но я был уверен, что, придя домой, увижу ее. Я чувствовал, что она со мной, и не мог не заговорить с нею. Когда я добрался до Грозового Перевала, то с надеждой бросился к двери. Она была заперта. Я помню, как этот проклятый Эрншо и моя женушка попытались помешать мне войти. Помню, как сначала вышиб дверь, а затем и дух из подлеца, а потом поспешил наверх, в свою комнату, которая была и ее комнатой. Я оглядывался вокруг в страстном нетерпении… Я чувствовал ее рядом… Я почти видел ее – и все-таки не видел! До кровавого пота призывал я ее в тоске и томлении, я с жаром молился, чтобы она дала мне посмотреть на себя всего один раз! Но нет, она и после смерти обошлась со мной с тем же дьявольским упрямством, с которым играла мною при жизни! И с той самой минуты, с того самого дня я терплю и терплю эту адскую муку, которая то отпустит, то нахлынет на меня с новой силой. Нервы мои пребывают все эти годы в таком напряжении, что, будь я слеплен из другого теста, они давно бы ослабли, как у слюнтяя-Линтона. Когда я сижу с Гэртоном под родным кровом, мне кажется, что стоит мне выйти, – и я увижу ее. Когда я брожу по вересковым пустошам, то, возвращаясь, жду, что она встретит меня на пороге. Куда бы я ни шел, я всегда спешу назад, потому что уверен: она должна быть где-то здесь, на Перевале, она ждет, она рядом! Я пробовал спать в ее комнате – это была пытка. Сон бежал меня, ведь стоило мне смежить веки, как она пролетала тенью за окном, распахивала створки алькова, входила в комнату, даже клала голову ко мне на подушку, как будто бы мы вновь были детьми, и я не мог не открыть глаз, чтобы вновь увидеть мою милую. И так повторялось тысячу раз за ночь, и каждый раз – тщетно! Я сходил с ума, я кричал в голос, а старый лицемер Джозеф думал, наверное, что совесть мою терзает сам дьявол. Теперь, когда я увидел ее, я успокоился – пусть немного, но успокоился. Странный способ убивать – не просто резать тупым ножом, но неспешно делать это целых восемнадцать долгих лет, изводя призраком несбыточной надежды!