Юрий Смолич - Рассвет над морем

• Название: Рассвет над морем
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1956

Роман «Рассвет над морем» (1953) воссоздает на широком историческом фоне борьбу украинского народа за утверждение Советской власти.

---

Мужицкая революция загнала их, «соль земли», сюда, на самый крайний юг, где и земли-то осталось всего узенькая полосочка над бурными волнами холодного моря, — они уже было впали в отчаяние.

Уже померкли их последние надежды на приход «спасителя»…

Но вот «спаситель» все же объявился! Антанта! Коалиция держав, самых могущественных ныне держав мира, победивших сильнейшего, какого только знала история, врага — Германию кайзера Вильгельма! — идет сюда в качестве «спасителя»!

Вот он, посланец Антанты. Он только что возвестил эту желанную, радостную весть. Они услышали ее из его уст своими собственными ушами.

И, бурно выразив свой энтузиазм, они теперь блаженствовали в сладкой истоме.

Ресторатор Штени отпустил уже в зал сотую бутылку коньяку и двухсотую шампанского.

Место ресторатора Штени, так сказать в красном углу, занял сегодня «верховный представитель власти». И потому ресторатор Штени потеснился поближе к буфетной стойке. Быстрым движением глаз он одобрял или, наоборот, отклонял заказы, которые через официантов получал из зала буфетчик — жирный и тучный, пудов на десять, круглый, как дежа с тестом, человечище какого-то греко-турецкого вида: усы торчали кверху — по-гречески, а на голове была турецкая красная феска с кисточкой. Он был так грузен и объемист, что не двигался с места и даже не поворачивался; он сидел на высоком винтовом стульчике, который вертелся вокруг оси и в случае надобности поворачивал тушу буфетчика то туда, то сюда. Жирный буфетчик вертелся легко и почти безостановочно: заказы поступали один за другим. Давно уже не шли так бойко дела в ресторации при гостинице «Лондонской».

И все-таки ресторатор Штени был хмур и озабочен. Надо было внимательно следить и быстро решать, от какого столика принимать заказы, а от какого нет. Ресторатор Штени за эти месяцы, когда в Одессе скопилась чуть ли не вся российская эмиграция, уже хорошо раскусил эту «соль земли». Немало попадалось здесь таких, что, выпивши и наевши на две сотни, старались подсунуть официанту две десятки, а то и попросту смыться, совсем не оплатив счета. Кроме того, надо было мгновенно, не сходя с места, и с абсолютной точностью проделывать в уме сложнейшие математические расчеты, для которых по сути дела необходима была таблица логарифмов. Нужно было все время учитывать биржевые курсы валют: платили банкнотами всех стран, а цены ресторатор Штени назначал — для себя — только в американских долларах. Как ни высоко подскочили сегодня английские фунты и французские франки, ресторатор Штени все равно переводил их в уме на доллары, согласно золотому паритету. Еще с довоенных времен Штени все расчеты своего русского предприятия производил только в американских долларах: его родня проживала за океаном, в Америке, и свои сбережения и накопления Штени вкладывал исключительно в американские акции — через банки Рокфеллера и Моргана. Между гостиницей «Лондонской» и биржей непрерывно курсировал мальчик-курьер, который каждые полчаса приносил Штени свежую котировку: в это утро мир прямо-таки сошел с ума — валюты мировых держав взлетали вверх, точно мотыльки, либо камнем падали вниз…

Кроме того, ресторатор Штени не выпускал из поля зрения стол высоких гостей и привычным ухом ловил каждое слово, обращенное к высоким гостям или сказанное высокими гостями друг другу.

Мосье и мадам Энно доели холодную куропатку, и мосье Энно сказал:

— Я прошу вас, мон ами, взять на себя устройство нашей резиденции.

— О, можешь быть спокоен, Эмиль!

— Я думаю, мон анж[18] — продолжал консул, — что перед моим кабинетом должны быть две приемные.

Мадам Энно подняла брови. Она не сразу проникла в суть этой идеи. Но тут же ее осенило, и она прошипела:

— Ах, вы хотите устроить вторую приемную для девок, которых собираетесь пускать с черного хода?

Мосье Энно был искренне оскорблен.

— Как вы можете так думать, мон ами! Просто мне предстоит разбираться в очень сложных взаимоотношениях между различными местными группировками: русские, украинцы, деникинцы, гетманцы, а тут еще и петлюровцы… Будет недипломатично раскрывать перед одними из них мое отношение к другим. Я полагаю, что следует устроить две отдельные приемные: одну — для русских, другую — для украинцев…

Про себя же мосье Энно подумал, что несправедливое предположение мадам подсказывает, пожалуй, неплохую мысль: одной из приемных и в самом деле всегда можно будет воспользоваться для конфиденциальных, вернее интимных, встреч с этими самыми — как она сказала?..

Но объяснения мосье Энно вполне удовлетворили мадам и заслужили ее полное одобрение:

— О, вы начинаете расти, мои ами! Блестящая мысль, которая может сделать честь лучшему дипломату! Можете быть спокойны, перед вашим кабинетом будут действительно две приемные, и каждую я обставлю в соответствии с национальными вкусами и традициями русских и украинских посетителей.

В конце концов, пока консул в одной из приемных будет занят выполнением своих дипломатических обязанностей, жена консула может воспользоваться другой для своих личных секретных нужд. Мадам Энно решила не упускать из виду эту возможность.

— Знаешь, Эмиль, — заботливо и нежно промолвила она, — я думаю, что мне придется во многом тебе помогать. Ситуация здесь и в самом деле чрезвычайно сложная, и очень трудно будет разобраться во всех этих направлениях и в особенности в представителях этих разных направлений. Ведь они, само собой понятно, будут говорить одно, а думать совсем другое: не одни же мы с тобой дипломаты! А нам надо знать все так, как оно есть в действительности, то есть заглянуть в самые мысли и чувства всех этих местных… дипломатов. И тут я тебе буду очень полезна. Я буду устраивать широкие приемы, организую салон, стану приглашать гостей, бывать в высшем свете, сближусь с лидерами разных направлений и, конечно, выведаю у них всю подноготную…

— О, мон ами!

Мосье Энно был искренне тронут и — не в первый уже раз — потрясен гениальностью своей супруги. Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

Мадам Энно говорила с нежным укором:

— Вот ты опять показал свой гадкий характер и уже уколол меня этим красавчиком генералом. А ведь я обратила на него внимание только потому, что он стоит во главе русской белой эмиграции, является прямым ставленником генерала Деникина, следовательно и возможным британским агентом. Таким образом, со всех точек зрения, мы должны особенно внимательно к нему приглядеться. Ты не забыл, что тебе поручено быть особо бдительным в отношении английского влияния?.. Вот я и решила помочь тебе в этом и взять на себя, что смогу…

Мосье Энно сразу ощетинился. У него уже не было ни малейшего сомнения, что вся эта затея — помогать ему разбираться в настроениях местных кругов и заниматься изучением носителей этих настроений — придумана мадам, чтобы прикрыть свои интимные дела с красавцем генералом.

Мосье Энно швырнул вилку на стол.

— Вы!.. Вы!..

Он даже, не успел еще подобрать слова, чтобы обругать мадам, но мадам уже парировала:

— От такого слышу!

Между тем консул Франции гневался напрасно. Мадам Энно в самом деле собиралась внимательнейшим образом изучать местные настроения и их носителей, и вовсе не сейчас это пришло ей в голову, это было поручено мадам еще в Париже, на Пляс д’Опера, где помещается «Сюрте женераль». Мадам была внешним агентом французской разведки и имела ряд поручений на время своего пребывания с мужем-дипломатом на территории Украины. В частности, поручено ей было самым тщательным образом следить и за своим мужем, консулом Франции, и аккуратно посылать информацию на Пляс д’Опера.

Ресторатор Штени привычным ухом вслушивался в разговор между консульской четой. Он тоже делал это не только как внимательный и предупредительный хозяин и не просто в силу привычки ресторанного персонала. Такая уж была «планида» у ресторатора Штени: он был прирожденный шпик. Последние полгода он шпионил для гетманского правительства, с начала русско-немецкой войны — для немецкой разведки, одновременно — для русской царской охранки, а сыздавна, уже двадцать лет, состоял штатным агентом разведывательного аппарата заокеанского государства.

И, полуобернувшись к толстопузому буфетчику с греческими усами и в турецкой феске, он бросил ему через плечо:

— Жора! Не сегодня-завтра нам тоже ждать гостя… из-за океана. Ты не забыл, что он должен тебе сказать и что ты должен ему ответить, чтобы нам узнать друг друга?

Жора молча кивнул, как кивал каждый раз, когда принимал заказ на бутылку коньяку или дюжину шампанского.

— Смотри, — назидательно и предостерегающе поучал его Штени, — чтоб не просыпаться перед кем-нибудь из них, — он презрительно мигнул в сторону зала, где пировала «соль земли русской».