Юрий Смолич - Рассвет над морем

• Название: Рассвет над морем
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1956

Роман «Рассвет над морем» (1953) воссоздает на широком историческом фоне борьбу украинского народа за утверждение Советской власти.

---

На углу Дерибасовской они услышали первый оклик:

— Стой! Кто идет?

Кричали издалека, шагов за пятьдесят, и того, кто окликал, не было видно, он прятался где-то в подворотне.

— Парламентеры! — громко ответил Александр Столяров, и голос его прозвучал меж каменных стен гулко, будто в горном ущелье.

Но делегация не остановилась и продолжала идти посреди улицы, еще громче топоча подошвами о мостовую.

— Какие парламентеры? — снова прозвучал перепуганный голос, и было слышно, как щелкнул затвор винтовки. — Стой!

Делегаты остановились.

В темноте подворотни слышен был приглушенный гомон голосов: патруль состоял из нескольких человек.

Александр Столяров крикнул:

— Мы парламентеры! И мы безоружны! Подходите к нам спокойно.

Минуту из подворотни не было слышно ни единого звука — очевидно, патрульные переговаривались шепотом. Затем тихо была подана какая-то команда; разобрать ее было невозможно, но одно слово — «гранаты» — долетело совсем ясно.

— Оставьте гранаты! — сразу же крикнул Столяров. — Мы — мирная делегация! Подойдите, осветите, мы идем с белым флагом!

В подворотне совсем затихло.

Делегаты тоже стояли тихо, не переговариваясь, и ждали. В пятидесяти шагах сзади вдоль стен домов скрытно двигалась охрана из дружинников.

Условились так. Если первый патруль встретит делегацию огнем, товарищи должны сразу же упасть на землю, а охрана немедленно выбросится вперед, прикроет делегацию и забросает патруль гранатами. Если первый патруль пропустит, делегация должна была идти дальше одна, продвигаясь от патруля к патрулю, а охрана останется за первой линией вражеских пикетов. Если возникнет стрельба впереди — охране надо бросаться на прорыв линии пикетов и спешить товарищам на помощь.

Но в подворотне уже приняли решение, по плитам тротуара заскрипели шаги. Шло человек шесть или семь. Они тоже стучали сапогами, чтоб подбодрить себя и устрашить врага.

Когда шаги были уже совсем близко, вспыхнул свет сразу трех или четырех карманных фонариков.

Александр Столяров поймал луч света белым флажком.

— Белый флаг! — снова крикнул Столяров. — Мы — мирные представители!

Еще минута, и делегаты были в кольце вооруженных людей.

— Руки вверх! — раздалась команда.

Все послушно подняли руки.

Патрули подошли вплотную и приставили дула винтовок к груди каждого. На плечах у патрулей при тусклом свете карманных фонариков поблескивали золотые погоны. Это был патруль деникинских офицеров. В первую линию всегда выставлялись деникинцы, за ними шла линия греков, французы стояли третьей линией.

— Что за парламентеры? — спросил хрипловатый молодой голос. — К кому? Чья делегация?

Александр Столяров ответил:

— Лично к генералу д’Ансельму.

Ответ произвел впечатление. Делегация к командующему и «верховному правителю» — до сих пор такого еще не слыхали! Офицеры переглянулись.

— А от кого? — настороженно поинтересовался тот, который, видимо, был старшим.

— От Совета рабочих, матросских и солдатских депутатов города Одессы.

Офицеры растерянно молчали. Вот она и заявила о себе, подпольная, нелегальная власть народа!

Офицеры растерялись и даже забыли проверить, нет ли у делегатов с собой оружия. Командир патруля, запинаясь, спросил:

— А… пароль?

— Какой может быть пароль? — улыбнулся Столяров. — Если бы мы знали пароль, мы бы не пошли под белым флагом, ваше благородие!

Офицер смутился — даже в слабом свете электрического фонарика было видно, как густо он покраснел. Это был совсем молоденький прапорщик, вчерашний гимназист, и покраснел он, видимо, потому, что в словах парламентера почувствовал намек на свою военную малограмотность: и действительно, какой же может быть пароль для парламентеров вражеской стороны?

Чтобы спрятать свое замешательство, прапорщик выхватил свисток и пронзительно засвистел: он вызывал караульного начальника.

Караульный начальник — представительный капитан — появился сразу же в сопровождении еще нескольких офицеров, вооруженных винтовками, гранатами, даже ручным пулеметом. Заявление о том, что перед ним парламентеры от Совета, произвело на солидного капитана еще большее впечатление; он засуетился, стал неожиданно вежливым и предупредительным и приказал, выделив делегации охрану из четырех конвоиров во главе с безусым прапорщиком, пропустить ее по Ришельевской, мимо Оперного театра, мимо Думы на Николаевский бульвар.

Делегаты двинулись, свободно прошли мимо греческих патрулей, стоявших у оперного театра, и мимо французских — на углу бульвара. Они вышли к памятнику Пушкину, и соленый морской ветер ударил им в лицо. Далеко на рейде мигали бесчисленные огоньки на кораблях эскадры, ближе в порту светился только маяк в конце Рейдового мола. Все гавани лежали в абсолютной темноте; ни молов, ни кораблей у причалов не было видно, будто порта совершенно не существовало на свете.

Но острые глаза старого рыбака Птахи видели и сквозь эту кромешную тьму.

— А транспорт стоит… — тихо пробубнил он, обращаясь не столько к товарищам, сколько к самому себе.

Он видел у волнореза на черной поверхности воды мрачные очертания тюремного транспорта номер четыре.

Транспорт действительно стоял.

Он стоял сегодня днем, стоял вчера, стоял и позавчера, заякоренный на том же месте, что и три дня тому назад, когда была сделана неудачная попытка освободить Ласточкина. Транспорт стоял, только Ласточкина на нем уже не было. Ласточкин исчез с транспорта в тот же вечер, и узнать о новом месте его пребывания так и не удалось. Исчез с баржи и конвойный Вано, но вести о нем были. Грузин Вано был расстрелян в тот же вечер. Вероятно, его схватили в ту минуту, когда он хотел вывести Ласточкина к ялику. И это было все, что удалось установить в следующую ночь, при второй попытке проникнуть на баржу.

Григорий Иванович Котовский по приказу Военно-революционного комитета возвратился к своему отряду, в днестровские плавни…

У подъезда Воронцовского дворца конвоиры остановились. Остановилась и делегация. У входа, скрестив штыки, стояли темнокожие бенгальцы из английских колониальных войск. Еще вчера охрану несли черные зуавы, третьего дня — французские стрелки.

Никодим Онуфриевич Столяров сердито фыркнул в усы.

— Что-то генерал уже не доверяет не только французам, но и черным зуавам! Гляди-ка, уже, должно быть, малайцы оберегают его высокую персону!

Безусый прапорщик крикнул через ограду по-французски.

Из ворот появился французский офицер с большим ацетиленовым фонарем. Безусый прапорщик, мобилизуя все свои гимназические познания французского языка, мыча и запинаясь на каждом слове, что-то долго шептал офицеру. Выслушав его, французский офицер приблизился к делегатам. Он каждого осветил своим ослепляющим фонарем. Особенно долго он освещал Галю. Маленькая девушка в расстегнутой кожанке, из-под которой виднелась белая девичья матроска с синим воротником, обратила на себя его особое внимание. Большой круг от сияния фонаря освещал и лицо офицера — широкое, скуластое, с седой щетиной на подбородке и коротко подстриженными седыми усами, лицо старого провинциального учителя или чиновника почтового ведомства, призванного из запаса второй очереди на войну. Во взгляде, которым он внимательно оглядывал маленькую девичью фигурку, было, пожалуй, больше печали, чем любопытства. Возможно, где-то во Франции престарелый офицер оставил дочь такого же возраста — и неожиданное появление неизвестной девушки среди глухой ночи, в обстановке, уж никак не подходящей для прогулок молодых девушек, вызвало у старого отца тоску и тревогу за судьбу собственного дитяти.

Наконец, офицер погасил свой фонарь и спросил по-французски:

— Кто вы и чего вы хотите?

Галя ответила за всех:

— Мы — делегация Совета и желаем немедленно разговаривать с командующим.

Старый офицер помолчал некоторое время, словно ожидал, не скажет ли чего-нибудь еще девушка, которая напоминала ему его собственную дочь; быть может, и голос Гали напомнил ему родной и очень далекий сейчас голосок дочки. Затем старый офицер, тяжело вздохнув, неодобрительно покачал головой, еще раз с укоризной поглядел на девушку, которая так поздно ходит по улицам города, и пошел по аллее к дворцу, потом по лестнице, в подъезд.

Он долго не возвращался. Здесь, у дворца, темнота не была так густа: окна резиденции оккупационного командования были плотно закрыты ставнями, но около стражи при входе тускло светил большой керосиновый фонарь; такие же фонари бросали свет и на тротуар и дальше — каждые десять шагов; часовые вокруг дворца стояли плотным кольцом, охрану несло одновременно не меньше роты.