Ганс Кирст - Покушение

• Название: Покушение
• Автор: Ганс Кирст
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1984

В книге показаны события, связанные с покушением на Гитлера в 1944 году. Автор в художественной форме раскрывает человеконенавистническую сущность фашизма, ничтожество, жестокость и алчность его главарей.

Роман рассчитан на массового читателя.

---

— Вы, кажется, мыслите так же, как и я, господин фон Бракведе. — Аларих Дамбровский устало сощурился: — Провозглашенная национал-социалистами тысяча лет процветания рейха скоро закончится, может быть, даже в ближайшие месяцы. Но до тех пор надо как-то продержаться и, пожалуй, кое с чем смириться. Например, с видом графини Ольденбург. Тут я, к сожалению, ничем не могу помочь. Вы ведь не хотите, чтобы после стольких лет я лишился звания лучшего шпика в этом специализированном аду?

Через несколько минут Бракведе увидел графиню. Она не могла двигаться и только слегка приподняла руку. Ее лицо представляло собой разбухшую розовую массу, и все-таки она попыталась улыбнуться.

Фриц Вильгельм подошел к ней и робко прикоснулся к ее руке — она пошевелила пальцами. На несколько секунд Бракведе закрыл глаза, как будто вспыхнувшая где-то внутри боль ослепила капитана, однако голос его прозвучал уверенно:

— Ничего сейчас не говорите. Я и так знаю, что вы хотите сказать, Элизабет. Примите от меня самую искреннюю благодарность… И потом, я хотел сообщить вам, что уже сегодня вы будете на свободе.

Она умоляюще посмотрела на него, но он решительно покачал головой, затем склонился над ней и с большой осторожностью прикоснулся своим лицом к ее лицу. Ни разу не оглянувшись, он вышел из камеры.

В коридоре фон Бракведе столкнулся с подслушивающим Аларихом Дамбровским и сказал ему:

— Сообщите кому следует, что я готов дать показания…

В эти дни некий Карл Теодор Хубер чувствовал себя самым несчастным человеком во всей Германии. Глаза его глядели растерянно, руки беспокойно двигались, а на лбу то и дело выступал холодный пот.

Этот Карл Теодор Хубер, сын зажиточного крестьянина из Южной Германии, был звукооператором германского радио. Он получил задание сделать звукозапись судебного разбирательства, проводившегося в «народном трибунале». Директор германского радио Хадамовский, обращаясь к нему и выделенным для этой работы радиотехникам, сказал:

— Вам поручено дело исключительной важности. Вы будете выполнять задание самого фюрера!

Сначала все шло нормально. В зале установили несколько микрофонов, и Хубер, взгромоздившись на стул председателя «народного трибунала», проверил звук. Его помощники изображали при этом защитников и обвиняемых, а один репортер с удовольствием взял на себя роль обвинителя и несколько раз выкрикнул:

— Я требую смертной казни!

— Великолепно! — одобрил Хубер, выглянув из своей импровизированной кабины. — Лучшего и желать нельзя! Малейший вздох попадет на ленту.

Однако уже 7 августа, во время первого заседания «народного трибунала» по делу «Покушение на фюрера. Антиправительственный заговор. Государственная измена» Хубера ждало горькое разочарование.

Председатель «народного трибунала» так орал, что микрофоны непрерывно дребезжали, а многие обвиняемые, наоборот, говорили слишком тихо, почти шепотом. В таких условиях найти устойчивое звукотехническое равновесие Карлу Теодору Хуберу не представлялось возможным.

Отчаяние звукооператора достигло апогея при допросе бывшего военного коменданта Берлина генерала Пауля фон Хазе, так как этот человек совсем не походил на генерала и отвечал на вопросы неохотно, невнятно, а зачастую едва слышно.

— Итак, вы участвовали в заговоре, — констатировал Роланд Фрейслер.

И снова звукооператор вздрогнул, ибо на этот раз сам председатель говорил чересчур тихо.

— Это же самое настоящее свинство! — простонал Хубер в своей кабине.

Генерал фон Хазе обвинялся в том, что не сразу и не со всей решительностью пресек попытки заговорщиков занять правительственный квартал.

— Стало быть, вы состояли в заговоре, — еще раз повторил Фрейслер, и его слова прозвучали в ушах звукооператора как отдаленный вой шакала. Стрелки индикатора громкости беспомощно дрожали.

— Сначала я находился дома, — докладывал военный комендант Большого Берлина. — Потом занимался служебными делами.

Тут Фрейслер взвыл как сирена:

— Ага! Вы занимались служебными делами. А еще чем?

— Да вроде ничем, — с заметным подобострастием ответил генерал фон Хазе.

И Фрейслер тотчас же набросился на него, как коршун на добычу. Его голос звенел пронзительно, а Карл Хубер лихорадочно хватался за все попадавшиеся под руку регуляторы звука.

— Значит, ничем? — вопил председатель. — А я-то думал, что в вашем сознании постоянно присутствовала мысль: «Я — негодяй, предатель и подлец, ведь пока я здесь отсиживаюсь, злодеи, может быть, убивают нашего фюрера…»

— Господин председатель, — чуть слышно прервал его генерал фон Хазе, — эти мысли конечно же приходили мне в голову.

И опять раздался трубный глас Фрейслера:

— Преступник… Узурпатор… Болтун… — А под конец он зашипел: — Вы перестали быть солдатом после того, как в вашей груди поселилась измена…

И в этом случае смертный приговор обвиняемому был обеспечен.

— Клятвопреступники… тщеславные карьеристы… предатели… Вы предали наших воинов, доблестно сражающихся на фронтах, предали рейх, германский народ, фюрера… Предали все то, во имя чего мы живем и боремся. И всех вас ждет смерть!..

— Этот человек — настоящее несчастье! — бормотал звукооператор Хубер, выбиваясь из сил. — Он не имеет ни малейшего представления, что это для нас означает…

— Я чрезвычайно огорчен, — сокрушался штурмбанфюрер Майер. — Зачем вы вынуждаете меня к подобным мерам? Разве я заслужил это? Мы ведь всегда так хорошо понимали друг друга!..

— Ах, не будем ходить вокруг да около! — воскликнул фон Бракведе. — Вы получите от меня полное, безупречное в юридическом отношении признание при условии, что немедленно выпустите графиню Ольденбург-Квентин.

— Только ваше признание? А как же сотрудничество с нами? А материалы из вашего портфеля?

— Не будем опережать события, — твердо ответил фон Бракведе, — и не делайте вид, будто удивлены. Вы ведь заранее знали, что я постараюсь продать свою шкуру подороже. Итак, перейдем к следующему пункту…

— Как вам будет угодно, — разочарованно произнес штурмбанфюрер, — но я вас предупредил. Я сделал для вас все, что было в моих силах, однако вы не желаете следовать моим советам. Если вы и впредь будете вести себя так же неосмотрительно, я буду вынужден…

Штурмбанфюрер тотчас же отдал приказ немедленно освободить графиню Ольденбург-Квентин, наблюдение за ее квартирой снять, а дело закрыть и добавил:

— Поставьте в известность лейтенанта Константина фон Бракведе — пусть он позаботится о графине. Хорошо? — вопросительно посмотрел он на фон Бракведе.

Граф кивнул.

Затем появились два чиновника для допроса. Один принялся диктовать заранее подготовленное заявление, другой — печатать на машинке. В заявлении значилось следующее:

«Я, граф Фриц Вильгельм фон Бракведе, активно участвовал в планирование и подготовке покушения на Гитлера. Я был деятельным участником и одним из руководителей заговора двадцатого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года на Бендлерштрассе. Я вполне сознаю значимость связанных с этим поступков и последствия данного признания».

После того как граф фон Бракведе подписал это заявление в пяти экземплярах, штурмбанфюрер Майер забрал их себе и отослал чиновников. С огорченным видом он осмотрел свой кабинет, скудно обставленный и заваленный пыльными бумагами, потом потряс пятью листочками и сказал:

— Я разорву на клочки эти бумажонки, стоит вам только произнести: «С этой минуты мы сотрудничаем».

— Не рвите эти бумаги, — промолвил граф.

Майер пожал плечами:

— Тогда вам предстоит встреча с Хабеккером.

Председатель «народного трибунала» Роланд Фрейслер сидел в окружении заседателей — генерала Германа Рейнике и советника Лемле. Один из них был ярым приверженцем Гитлера, другой — просто чиновником, но оба с одинаковым рвением выполняли свой «долг».

Генерал Рейнике, теперь начальник одного из управлений верховного командования вермахта, с отвращением взирал на изменников и предателей, чередой проходивших перед его глазами. Все они, лишь за некоторым исключением, производили на него неприятное впечатление.

— Дорога правды тяжела, потому что она узка, но и легка, потому что пряма! — воскликнул Роланд Фрейслер. — Идите этой дорогой! — Председатель любил такие цитаты, они, по его мнению, помотали связать воедино Нибелунгов и Гитлера.

Однако все это оставляло генерала Рейнике равнодушным. Он не замечал ни ярких вспышек софитов, ни жужжания кинокамер, ни стягов со свастикой, которые висели позади него. И только когда взгляд Рейнике останавливался на бюсте Фридриха Великого, короля Пруссии, который стоял прямо перед ним, глаза его теплели.