Говард Лавкрафт - Инсмутская глина

• Название: Инсмутская глина
• Автор: Говард Лавкрафт
• Издательство: Эксмо : Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45405-1

Г. Ф. Лавкрафт не опубликовал при жизни ни одной книги, но стал маяком и ориентиром целого жанра, кумиром как широких читательских масс, так и рафинированных интеллектуалов, неиссякаемым источником вдохновения для кинематографистов. Сам Борхес восхищался его рассказами, в которых место человека — на далекой периферии вселенской схемы вещей, а силы надмирные вселяют в души неосторожных священный ужас. Данный сборник включает рассказы и повести, дописанные по оставшимся после Лавкрафта черновикам его другом, учеником и первым издателем Августом Дерлетом. Многие из них переведены впервые, остальные публикуются либо в новых переводах, либо в новой, тщательно выверенной редакции. Эта книга должна стать настольной у каждого любителя жанра, у всех ценителей современной литературы!

---

Говард Ф. Лавкрафт, Август Дерлет Инсмутская глина[1]

Рассказ о событиях, связанных с судьбой моего покойного друга, скульптора по имени Джеффри Кори — если в данном случае уместно слово «покойный», — следует начать с осени 1927 года, когда Кори вернулся из Парижа и решил снять коттедж на побережье, к югу от приморского городка под названием Инсмут. Кори происходил из старинной семьи, что состояла в родстве с семейством Марш, проживавшем в этом небольшом портовом городе; впрочем, родство было очень дальним, и Кори не счел нужным завязывать отношения со своими родственниками. О Маршах, ведущих крайне замкнутый образ жизни в Инсмуте, штат Массачусетс, издавна ходили недобрые слухи, и все это не вызывало у Кори желания поближе с ними познакомиться.

Я навестил его в декабре, спустя месяц после его возвращения в Штаты. Кори был еще сравнительно молодым человеком (без малого сорока лет) шестифутового роста, с гладкой и чистой кожей лица, лишенной таких украшений, как усы и борода, хотя волосы он носил длинные — как это принято у художников в Латинском квартале. Яркие голубые глаза и худое, вытянутое лицо со впалыми щеками выделяли его в любой толпе; но особо примечательными в нем были даже не эти пронзительные глаза, а странные складки кожи под подбородком, за ушами и на шее. При этом Кори вовсе не был уродом; наоборот, его необычное, с тонкими чертами лицо оказывало какое-то гипнотическое воздействие на большинство людей, которые находили Кори просто очаровательным. К моменту моего визита он уже обосновался в коттедже и начал работать над новой скульптурой — статуей Римы, «девушки-птицы»,[2] обещавшей стать истинным шедевром.

Накануне моего приезда Кори побывал в Инсмуте, где закупил все необходимые припасы на месяц вперед. Я нашел его гораздо более словоохотливым, чем обычно, и основной темой разговоров были его дальние родственники, о которых шептались во всех лавках Инсмута. Будучи людьми скрытными, Марши, естественно, сделались предметом всеобщего интереса, и, поскольку любопытство окружающих ничем не удовлетворялось, о них начали сочинять всякие небылицы, начиная с первых представителей семейства, занимавшихся торговлей где-то в южных районах Тихого океана. Все, что болтали о Маршах, для Кори не имело никакого смысла, хотя за этими историями явно таилось нечто загадочное. Кори был уверен, что в обозримом будущем узнает еще немало подробностей на сей счет, даже сам того не желая. Дело в том, объяснил он, что, поскольку об этой тайне говорит весь город, не обращать на нее внимания просто невозможно.

Кори рассказывал мне о предстоящей выставке своих работ, о парижских друзьях и годах учебы, о великолепной скульптуре Эпштейна и о политических страстях, кипевших во Франции. Из этого перечисления вы поймете, что в ту пору Кори был абсолютно нормальным человеком. По его приезде из Европы мы виделись всего один раз — в Нью-Йорке, да и то лишь мельком, так что та беседа в декабре 1927 года была первой за долгое время.

Наша следующая встреча состоялась в марте, но перед этим Кори прислал мне странное письмо, весь смысл которого заключался в последних строках, тогда как остальная часть была всего лишь прелюдией.

«Ты, вероятно, читал о странных событиях, произошедших в Инсмуте в феврале. Не знаю точно, что там произошло, но об этом наверняка писали в газетах других штатов, тогда как в Массачусетсе пресса упорно молчит на сей счет. Мне известно немного: в наш город внезапно нагрянул отряд федеральной полиции; полицейские схватили и увезли с собой нескольких горожан, в том числе и кое-кого из моих родственников, хотя кого именно, я не знаю, поскольку ни разу не удосужился выяснить, сколько их и кого как зовут — или звали, что также вполне возможно. Мне удалось выяснить, что их забрали из-за каких-то дел, связанных с торговыми рейсами в южную часть Тихого океана, которые якобы совершаются судами из Инсмута, — хотя как это может быть, если доки у нас давно заброшены и атлантические суда в них не заходят, предпочитая более крупные и современные порты? Не хочу гадать, чем были вызваны действия полиции; здесь важно другое — как только в Инсмуте появились представители власти, к нашему берегу подошли несколько военных кораблей, остановились возле рифа Дьявола и сбросили там множество глубинных бомб! За этим последовал столь сильный шторм, что с берега смыло все наносы песка и плавника, и у кромки воды объявился пласт удивительной голубой глины. Подобная глина, как я слышал, встречается в глубине страны; раньше из нее делали кирпичи — особенно в старину, когда еще не было налажено их промышленное производство. Так вот, пока не начался прилив, я набрал сколько мог этой глины и сейчас работаю над одной скульптурой — я назвал ее „Морская богиня“, это будет настоящее чудо. Если приедешь на следующей неделе, ты ее увидишь; я уверен, она понравится тебе больше, чем „Рима“».

Не знаю, почему Кори был так уверен, но его новая скульптура не понравилась мне с первого взгляда; я даже нашел ее странно отталкивающей. Изогнутое женское тело, слишком широкие, на мой взгляд, бедра, да еще и перепонки на ногах.

— А это зачем? — спросил я.

— Не знаю, — ответил Кори. — Само получилось. Изначально я так не задумывал.

— А что это за следы у нее на шее? — спросил я. Эта часть статуя казалась еще недоделанной.

Кори вымученно рассмеялся, и в его глазах появилось какое-то странное выражение.

— Мне бы самому это хотелось знать, Кен, — сказал он. — Вчера утром я проснулся и обнаружил, что, наверное, работал во сне, потому что увидел у нее за ушами вот эти щели — с обеих сторон, вроде как… жабры. Я их сейчас убираю.

— Может быть, морская богиня должна иметь жабры, — сказал я.

— Это, наверное, из-за тех историй, что я наслушался, когда ездил в Инсмут. Там все только и говорят, что о Маршах. Уже договорились до того, что приписали им какое-то физическое уродство, из-за которого они, видите ли, и прятались от людей; еще рассказывают легенду о том, что Марши породнились с островитянами из южных морей. Разумеется, все это выдумки, какие просто обожают деревенщины; только, знаешь, в них чувствуется что-то более необычное, чем в обычных морализаторских сказочках на иудейско-христианской основе. Я думал об этом всю ночь, даже во сне, и, наверное, во сне встал и принялся работать над «Морской богиней».

Мне это показалось странным, и все же я не придал особого значения словам Кори. Рассуждал он вполне логично, а меня, должен признаться, больше заинтересовали недавние события в Инсмуте.

Непонятным казалось и другое — та серьезность, с которой Кори воспринял всю эту историю. По-прежнему оставаясь живым и интересным собеседником, он иногда посреди разговора внезапно замолкал, и я видел, как на его лице появлялось отрешенное выражение, словно его тревожило что-то такое, чего он не мог понять сам и о чем не решался рассказать мне. Это проявлялось у него по-разному — мимолетное замешательство, пристальный взгляд в сторону океана, несколько сбивчивая речь и частая потеря нити разговора, словно мой друг находился во власти какой-то навязчивой мысли, лишавшей его возможности сосредоточиться.

Наверное, мне тогда следовало взять инициативу в свои руки и разузнать все о предмете, так явно занимавшем его мысли; однако я не счел возможным вмешиваться в его личные дела, считая, что они меня не касаются. Хотя мы и были давними приятелями, я не был уверен, что имею право на такие действия, к тому же Кори и сам не стремился посвящать меня в свои проблемы, поэтому я предпочитал делать вид, что ничего не замечаю.

Тем не менее, если мне будет позволено перейти наконец к событиям, связанным с исчезновением Кори и моим вступлением во владение его собственностью — согласно оставленному им завещанию, — то первым делом следует сказать, что именно в то время Кори начал делать необычные записи в своем дневнике, который ранее велся им исключительно для фиксирования этапов творческого процесса. Хронологически эти записи соотносятся с некоторыми фактами из последних месяцев жизни Джеффри Кори.

«7 марта. Прошлой ночью видел весьма странный сон. Кто-то велел мне преклонить колени перед „Морской богиней“. Утром обнаружил, что у статуи влажные голова и плечи, словно я облил ее водой. Сразу принялся устранять повреждения, словно кто-то меня к этому принуждал, хотя в тот день я планировал заняться „Римой“. Это внутреннее принуждение начинает меня беспокоить.

8 марта. Новый сон — я плаваю в окружении каких-то мужчин и женщин. Когда они подплывают ко мне, я вижу их лица, которые кажутся мне странно знакомыми — словно я видел их на фотографиях в старом альбоме. Я знаю, откуда этот сон — все из-за дурацких намеков, которых я наслушался в лавке Хэммонда; разумеется, речь шла о Маршах. Байка о том, что их прапрадедушка Джетро жил в море. И имел жабры! То же самое болтают об Уэйтах, Джилменах и Элиотах. Аналогичную чепуху услышал на железнодорожной станции, куда зашел, чтобы навести кое-какие справки. Эти басни местные жители пересказывают друг другу уже несколько десятилетий.