Андрей Платонов - Происшествие в Нескучном саду (сборник)

• Название: Происшествие в Нескучном саду (сборник)
• Автор: Андрей Платонов
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988
• ISBN: 5-239-00107-3

Сборник составлен из произведений советской фантастики 20-40-х гг. В книге публикуются рассказы и повести В. Катаева, Л. Платонова, Н. Асеева, Л. Лагина, К. Паустовского, Вс. Иванова, В. Яна, М. Булгакова, И. Ефремова и других авторов.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Уже у магазина Смитса и Верндта висит афиша: «Правительство свергнуто.

Исполнительный Комитет».

На площади Мира четыре трамвая лежат.

Мимо витрины шляп провели арестованных полицейских.

Ночь пришла.

По звездам прожекторы тянутся, и гильзами выстреленными соря уже!

занимают радиостанцию вооруженные слесаря.

Уже ревком добивает войну и, дулом лоб кольнув, уже говорят радисту: А ну переведи волну.

Маузера у месье в висках.

– Давай-давай!

Под надписью «Робот» распределительная доска, и тихо ворчит мотора утроба.

Товарищ в доску ткнул сгоряча, месье под маузером залихорадило.

– Не мешкать!

и вниз опущен рычаг, управляющий Роботами по радио.

И на фронте, оступившись о траншею, Робот мотнул пневматической шеей.

Широкие пальцы из никеля скрючились… и сникли.

Будто кровь подобралась под угли – прожектора потухли.

Заворчав стальной утробой, будто заспанный – стал отваливаться Робот на спину.

Замолчал на морде рупор, замотались хоботы, повалились к лицам трупов Роботы.

Помутнела линза глаза, искривились челюсти, и последний выдох глаза низом тонко стелется.

Их радиаторы стынут.

И стынут с подбородками-ямочками винты.

И уже мы стоим на сияющих спинах, наворачиваем бинты.

Утро легло лиловатою тенью на Роботов в судорогах раненых поз, и птица села ему на антенну, и суслик в ухо вполз.

Аэро шло со звездой на гондоле, нимбом пропеллера луч обогнав, и сотнями машущих с неба ладоней летучки с аэро спускались к нам.

И бережно-бережно, с песней, со знаменем мы в город несем на носилках двойных – больших и больных потерявших сознание стальных инвалидов войны.

Ряды араукарий, тенета ольх и лип у института Ленина.

Детей глазенки карие! – (И мы детей могли б там покатать коленями.) Глядят во все глаза фиалки по Москве, мы помним их по шалостям, Сиренью и азалиями завален каждый сквер, срывайте их, пожалуйста.

К цветастым клумбам и траве песочком тропок приходит с лейкой в голове садовник Робот.

Доспехом светя, идет – быстрорукий, на травку летят распыленные струйки.

Подходят детишки, Робот – добрый – дает им потрогать и локоть и ребра.

По Москве в большом количестве – ходят слуги металлические.

Вот – метлу держа в ладонях – с тротуара ровного пыль сосет высокий дворник, весь никелированный.

Железный полон лоб забот – пылищу вытянуть, на лбу клеймо: «МОСРОБЗАВОД».

Гуднули машины, пахнули булочные, и Робот другой – в стекле управляет движением уличным, блестя рукой.

– В Маяковский проезд проехать как?

Робот слов не тратит.

Карта Москвы на стеклянных руках, и стрелка снует по карте.

А вот и столовая, зайду, поем после писания трудных поэм.

Столы стеклянные стоят.

Блестя щеки полудой, эмалевый официант несет второе блюдо.

От него не услышишь: – «Как-с, и что-с, сосисочки-сс слушаюссь уксус-с нету-с…» Безмолвный Робот качает поднос, уставленный фантастической снедью.

И в мраморе бань, потеплев постепенно, Робот исходит мыльною пеной.

Ноготки у Робота острее лезвий «Ротбарта».

Станьте вплотную, Робот ручьистый вытянет бритвы ногтей, он вас помоет, побреет чисто и не порежет нигде.

На вредных фабриках красок хлопочут протертые насухо – Роботы в светлых касках без всяких и всяческих масок.

Ни гарь, ни газ, ни свинцовая пыль отныне людей не гробят Железной ногою в шахту вступил чернорабочий Робот.

В вестибюле театра у синей гардины ждет металлический капельдинер.

Светломедные дяди торчат в коридорах, и на водку дядям не платят, человеческий труд – это слишком дорого для метлы и снимания платья.

И куртку мою, и твою шубку, когда в вестибюль мы входим оба, снимает и вешает нежно на трубку никельный гардеробот, А ночью, склонясь над коляскойнянька на тонкой смазке – Робот, детям задумчив и ласков, баюкает сказки; «Жил да был среди людей – Берень-дерень Берендей, бородатый чародей, чародатый бородей».

На нем колотушки и бубны висят, а если ребенок орет – резиновый палец кладет пососать с молочною струйкою в рот!

На перекрестках гуляющих тысячи.

Сидит со щетками Роботчистильщик.

– Почисть, дружище, да только почище!

И чистит Робот, и бархаткой водит, и щетку по глянцу торопит, и даже мурлычет 447 по радио вроде: – Ехал на ярмарку Робот…

Если дверь откроет Робот вам в семье – это вас не покоробит, вовсе нет.

В дверь спокойно проходи-ка, запах смол, это домороботиха моет пол.

Метлою и бархаткой шибче шурши нам, ты моешь, метешь живая и добрая и варишь – стальной наша машина, человечий товарищ!

Леонид Дмитриевич Платов

Концентрат сна

Глава первая

– Гоните его в отпуск, Николай Петрович! Без сожаления гоните! И накричите еще при этом.

Академик Кулябко с сомнением поглядел поверх очков на Федотова.

– Обязательно накричите, – повторил тот, по-владимирски напирая на «о». – Можно ли так работать? На нем лица нет. Обедает на ходу. Отказался от выходных. Он даже ночует, по-моему, в лаборатории…

– Мне говорили о крепком чае, – заметил академик в раздумье. – Кажется, Гонцов пьет чай ночью, чтобы не уснуть.

– Восторженный мальчишка! – отозвался Федотов, который был всего на год старше Гонцова. – Уж я не говорю о самом предмете его опытов. Здесь вы, я знаю, в союзе с ним против меня и всей ортодоксальной физиологии… Молчу, молчу! Итак, мы просим построже с ним, Николай Петрович… Как вы умеете иногда…

Для благополучия упрямца, не желавшего отдыхать, Федотов пустил в ход даже лесть. Добрейший Николай Петрович, подобно многим другим добрякам, любил, чтобы его ассистенты делали вид, что трепещут его директорского гнева, и в этих случаях становился еще более сговорчивым, чем обычно.

– Прекрасно, я поговорю с ним, – сказал он, расправив веером свою пушистую длинную бороду, делавшую его похожим на сказочного Черномора, и снял трубку телефона. – Да, директор института. Лабораторию сна, пожалуйста… Гонцов?

Федотов вышел на цыпочках, озабоченно прикрыв за собой дверь.

Не в первый раз приходилось ему так решительно вмешиваться в дела своего беспечного, поглощенного научной работой друга.

Еще в пору совместного учения в университете, когда завязалась и окрепла их дружба, Федотов понял, что в мире практических вещей Виктор Гонцов – совершенный ребенок и нуждается в поддержке. Как только его увлекала какая-нибудь идея и он самозабвенно отдавался ее разработке, все окружающее переставало для него существовать. Вокруг могли плясать, петь он не замечал ничего. Надо было даже напоминать ему о необходимости сна, о завтраке, обеде и ужине.

– Хорошо еще, – говорил шутливо Федотов, втайне гордясь своей ролью опекуна, – что тебя не надо кормить с ложечки, как Вильяма Гершеля во время его наблюдений у телескопа.

До этого не доходило. Но бывало, что среди ночи Гонцов вдруг будил Федотова (в студенческие годы они жили в одном общежитии), чтобы поделиться с ним новой, только сформировавшейся в мозгу медицинской гипотезой. Под монотонный храп сокомнатников он излагал ее шепотом, а терпеливый слушатель подавал иногда мрачные реплики, звучавшие из-под одеяла глухо, как из суфлерской будки.

В таких спорах Федотов придерживался обычно осторожной, скептической точки зрения, что только раззадоривало Гонцова. На оселке его недоверия он оттачивал свои доводы до блеска.

Со второго или третьего курса, однако, Гонцов стал сдержаннее в своих научных догадках. Он твердо запомнил золотое правило Ивана Петровича Павлова, обращенное к молодежи: «Изучайте, сопоставляйте, накопляйте факты! Как ни совершенно крыло птицы, оно никогда не смогло бы поднять ее ввысь, не опираясь на воздух. Факты – это воздух ученого, без них вы никогда не сможете взлететь».

Да, крылья научной мечты Гонцова были бы бессильны, если бы не опирались на факты, добытые им в результате упорного труда, в итоге бесчисленных экспериментов.

Трудолюбие, терпение и настойчивость молодого ученого стяжали ему в конце концов такое же уважение среди физиологов, как и удивительная сосредоточенность его мысли, возбуждавшая вначале шутки товарищей. Для всех в Институте физиологических проблем было ясно, что перед Гонцовым большое и яркое будущее.

Уже проскользнуло в медицинских журналах скупое сообщение о смелой научной работе, заканчиваемой Гонцовым. Многие сомнительно покачивали головами.

…Весь день после разговора с Кулябко Федотов раздумывал над тем, с какой стороны подойти к Гонцову, чтобы заставить его работать размереннее. Вечером, закончив один сложный, долго не удававшийся ему опыт, он прошел, как был в халате и шапочке оператора, на балкон покурить.