Эли Визель - Ночь. Рассвет. Несчастный случай

• Название: Ночь. Рассвет. Несчастный случай
• Автор: Эли Визель
• Издательство: Издательство «Яир» имени Авраама Штерна
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989

---

— Не очень.

Я обнаружил, что у больного есть одна привилегия: можно молчать и не извиняться.

— После завтрака я приду и побрею тебя, — сказала сиделка.

— Это не обязательно, — ответил я.

Она явно не поверила мне: в больнице не делают ничего необязательного!

— Правда, необязательно. Я хочу отрастить бороду.

На миг она уставилась на меня, потом вынесла приговор.

— Нет, тебе нужно побриться. Так ты выглядишь слишком больным.

— Но я же болен.

— Разумеется, но после бритья тебе станет лучше.

Не давая мне времени ответить, она продолжала: «Почувствуешь себя, как новенький».

Она была молодая, смуглая, настойчивая. Высокая, в белом халате, застегнутом на все пуговицы, она возвышалась надо мной, и не потому, что стояла.

— Ладно, — сказал я, чтобы положить конец дискуссии.

— Раз так, я согласен.

— Отлично! Вот это парень!

Она радовалась своей победе, ее рот широко раскрылся, обнажив белые зубы. Смеясь, она стала рассказывать всякие истории, которые все сводились к одному: смерть боится нападать на тех, кто приводит себя в порядок по утрам. Похоже, секрет бессмертия заключается в правильном выборе крема для бритья.

Она помогла мне умыться, потом принесла завтрак.

— Я буду тебя кормить как младенца. Ты не стесняешься быть младенцем? В твоем возрасте?

Она вышла и тут же вернулась с электробритвой.

— Мы хотим, чтобы ты хорошо выглядел. Я хочу, чтобы моя детка была красивой!

Бритва ужасно дребезжала. Сиделка продолжала болтать. Я не слушал ее. Я думал о том вечере, когда произошел несчастный случай. Такси мчалось быстро. Я представить себе не мог, что попаду из-за него в больницу.

— Ну вот, — сказала сиделка сияя. — Теперь ты просто прелесть.

— Точно, — сказал я, — как новорожденный младенец!

— Погоди, я принесу тебе зеркало!

У нее были очень большие глаза с черными зрачками, а белок вокруг них был очень белым.

— Я не хочу зеркало, — сказал я.

— Я принесу, ты только посмотри.

— Послушай, — сказал я угрожающе, — если ты дашь мне зеркало, я разобью его. Разбитое зеркало приносит семь лет несчастья! Ты этого хочешь? Семь лет несчастья!

На секунду глаза ее застыли — она раздумывала, не шучу ли я.

— Правда, правда. Тебе любой скажет: никогда нельзя разбивать зеркало.

Она все еще смеялась, но теперь ее голос звучал тревожнее, чем раньше. Она вытерла руки о свой белый халат.

— Плохой мальчик, — сказала она, — ты мне не нравишься.

— Жаль, — ответил я, — я тебя обожаю!

Она что-то пробормотала себе под нос и вышла из палаты.

Я лежал лицом к окну и мог видеть со своей постели Ист-Ривер. Мимо проплывало суденышко — сероватое пятнышко на синем фоне. Мираж.

Кто-то постучал в дверь.

— Войдите!

Доктор Пол Рассел, держа руки в карманах, вернулся продолжить прерванный разговор.

— Тебе лучше сегодня утром?

— Да, доктор, гораздо легче.

— Температуры больше нет. Враг побежден.

— Побежденный враг — это опасно, — заметил я. — Он будет думать только о мщении.

Лицо врача стало серьезнее. Он вынул сигарету и предложил мне. Я отказался. Он закурил сам.

— Тебе все еще больно?

— Да.

— Это продлится еще несколько недель. Ты не боишься?

— Чего?

— Страдания.

— Нет, я не боюсь страдания.

Он посмотрел мне прямо в глаза. «Чего же ты все-таки боишься?»

Снова у меня возникло впечатление, будто он что-то от меня скрывает. Может, он действительно знает? Неужели я проговорился во сне, во время операции?

— Я не боюсь ничего, — ответил я, не опуская взгляд.

Наступило молчание.

Он подошел к окну и постоял там немного. «Вот оно, — подумал я, — человеческая спина: и река больше не существует. Рай — это когда ничего не возникает между глазом и деревом».

— У тебя здесь прекрасный вид, — сказал он, не оборачиваясь.

— Замечательный. Река похожа на меня — еле движется.

— Чистая иллюзия! Она спокойна только на поверхности. Опустись ниже, и ты увидишь, какая она неугомонная… — Он внезапно обернулся: «Между прочим, совсем, как ты».

«Что же он все-таки знает, — размышлял и, слегка обеспокоенный. — Он говорит так, будто ему что-то известно. Быть может, я выдал себя?»

— Каждый человек подобен реке, — сказал я, чтобы увести разговор в область отклоненных понятий. — Река течет к морю, которое никогда не наполняется. Смерть поглощает людей, но никогда не насыщается.

Он почти разочарованно махнул рукой: ладно, не хочешь говорить, юлишь, не важно — я подожду.

Он медленно двинулся к двери, потом остановился.

— Катлин просила тебе кое-что передать. Она придет навестить тебя во второй половине дня.

— Вы ее видели?

— Да, она приходила каждый день. Исключительно приятная девушка.

— Ис-клю-чи-тель-но.

Он стоял в дверном проеме. Его голос казался совсем близким. Видимо, дверь находилась почти рядом с моей постелью.

— Она любит тебя, — сказал он. Его голос стал твердым, настойчивым. — А ты? Ты любишь ее?

Он сделал ударение на «ты». Мое дыхание участилось. «Что же ему известно?» — мучительно спрашивал я себя.

— Конечно, — сказал я, стараясь выглядеть спокойным. — Конечно, я люблю ее.

Все замерло. Наступила полная тишина. В холле хриплый громкоговоритель объявил: «Доктор Браунштейн, к телефону… доктор Браунштейн, вас к телефону…» Отзвук другого мира. В комнате царило глубокое молчание.

— Ладно, — сказал доктор Рассел, — мне нужно идти. Увидимся вечером или завтра.

Другой кораблик скользил вдоль окна. Снаружи был воздух — острый, живой. Я подумал, что в этот самый миг люди ходят по улицам без галстуков, в рубашках с закатанными рукавами. Они читают, спорят, едят, пьют, останавливаются, чтобы пропустить машину, полюбоваться женщиной, поглазеть на витрины. Снаружи, в этот самый миг, люди ходят.

Незадолго до полудня явились несколько моих коллег. Они пришли все вместе, веселые, и старались, чтобы мне тоже было весело.

Они рассказали мне всякие сплетни: кто что делает, кто что говорит, кто кому изменил. Последнее слово, последнюю глупость, последний анекдот.

Потом разговор вернулся к несчастному случаю.

— Согласись, тебе повезло: ты мог погибнуть, — сказал один из них.

— Или лишиться ноги, — добавил другой.

— Или даже рассудка.

— Теперь ты разбогатеешь, — сказал Шандор, венгр, — меня самого однажды сбила машина. Я получил тысячу долларов от страховой компании. Тебе повезло, что это было такси. Такси всегда застрахованы на кучу денег. Увидишь, станешь богачом, счастливчик, мать твою…!

На мне живого места не было. Я не мог шевельнуться. Я был почти парализован. Но мне повезло, я буду богат. Я смогу путешествовать, посещать ночные клубы, содержать любовниц, буду блаженствовать: какая удача! Еще немного, и они скажут, что завидуют мне.

— Мне всегда говорили, что в Америке доллары валяются на дороге, — сказал я. — И вправду так: надо только хорошенько шмякнуться и собирать.

Они развеселились еще больше, и я хохотал вместе с ними. Раз или два заходила сиделка, приносила мне что-нибудь попить и тоже смеялась.

— А знаете, сегодня утром он даже бриться не хотел! — сообщила она им.

— Он богатый, — сказал Шандор. — Богачи могут себе позволить не бриться.

— Ой, шутник! — воскликнула сиделка, всплеснув руками.

— А про зеркало он вам не рассказывал?

— Нет! — закричали они хором — Расскажи нам про зеркало!

Она рассказала им, как я сегодня утром отказался посмотреться в зеркало.

— Богачи боятся зеркал, — сказал я. — Зеркалам не хватает уважения к тому, что блестит. Они слишком привыкли к блеску.

В комнате было жарко, даже жарче, чем в гипсе. Мои друзья взмокли. Сиделка утирала лоб тыльной стороной руки. Когда она вышла, Шандор подмигнул мне.

— Недурна, а?

— Да, вот это штучка! — добавил другой.

— Ну, ты здесь не соскучишься, можешь быть уверен!

— Да, я не соскучусь, — сказал я.

Они посидели со мной еще некоторое время, потом Шандор вспомнил, что на четыре часа назначена пресс-конференция.

— Правильно, мы и забыли.

Они ушли, спеша, унося свой смех в холл, на улицу, и, в конце концов, туда, где говорят, творится история — в здание ООН.

Было уже почти семь, когда появилась Катлин. Она выглядела бледнее, чем обычно, но казалась веселой и более многословной. Можно было подумать, что она переживает счастливейшие минуты своей жизни. Какой прекрасный вид! Гляди, река! И какая приятная палата! Такая большая, такая чистая! Ты выглядишь отлично!

«Чудеса, — подумал я. — Больничная палата, оказывается самое веселое место на свете. Все здесь становятся актерами, даже пациенты. Принимаешь новые позы, наносишь новый грим, радуешься новому счастью».