Александр Рекемчук - Избранные произведения в двух томах. Том 2

• Название: Избранные произведения в двух томах. Том 2
• Автор: Александр Рекемчук
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

В том включены повести «Всё впереди», «Время летних отпусков», «Молодо-зелено» и роман «Скудный материк», объединенные местом действия и тематикой.

Их герои — геологи, нефтяники, строители, самоотверженно трудясь, преобразовывают суровые просторы Крайнего Севера.

Острые жизненные конфликты, сильные человеческие характеры, выразительный язык и своеобразный стиль отличают все эти произведения писателя.

---

— Тебя как звать? — спросил Николай парня.

— Черномор.

— Это что — имя или фамилия?

— Фамилия у меня Агеев, а Черномор — имя… У меня батя на Черноморском флоте служил. Старшина первой статьи. В сорок втором убили.

— А ты сам какого года?

— Сорок второго.

— Ясно… А почему ты, Черномор, сидишь тут и ничего не делаешь? Все давно ушли на работу, а ты тут сидишь как ни в чем не бывало. Ты где работаешь? — спросил Николай.

— Я, видишь ли, сейчас нигде не работаю… — Парень прекратил мять резиновый шарик, сунул его в карман. — Я раньше в поисковой партии работал, на Щугоре, коллектором. А теперь я из партии уволился и вот тут живу. Временно.

— А уволился зачем?

— Видишь ли, там, на Щугоре, никакой связи нету. Ни телеграфа нету, ни телефона. Только радиосвязь, и то раз в сутки… А мне надо возле телеграфа находиться. Я вызова жду.

— Какого вызова? — удивился Николай.

Черномор Агеев оглядел исподлобья Колю Бабушкина — с ног до головы он его окинул взглядом, чуть скривил губы в небрежной улыбке.

— А уж это я тебе не обязан рассказывать. Ты что за спрос?

— Ну и черт с тобой, — слегка обиделся Николай. — Не хочешь — не рассказывай. Я ведь по-хорошему спросил. Я подумал, что тебе на работу устроиться нужно, так я хотел предложить: едем вместе на Пороги, в нашу бригаду. Мы там новый город закладываем. Работы невпроворот. По четвертому разряду ребята две сотни в месяц получают.

— А телеграф там у вас есть, на Порогах?

— Телеграфа покамест нету.

— Тогда не могу поехать. Я вот думаю здесь на какую-нибудь работу устроиться. На временную работу… Я, видишь ли, вызова жду.

— Какого вызова? — снова удивился Николай.

— А этого я тебе рассказывать не обязан, — угрюмо насупился парень. — Ты что за спрос?

— Ну и черт с тобой, — сказал Николай. Взял со стола пузатый алюминиевый чайник и пошел за кипятком.

Подумаешь — засекретились! У каждого секреты… У него вот, например, никаких таких секретов нету. Всё как на ладошке. Спрашивайте — отвечаем… А тут каждый разводит вокруг себя секреты. У самого еще молоко на губах не обсохло, а туда же… Вызова он, видите ли, ждет!

Кипятильный титан помещался в коридоре, ровно на полпути от одного конца коридора до другого конца коридора, против деревянной лестницы, что ведет вниз.

Николай подставил чайник и отвернул кран. Кран угрожающе захрапел, испустил колечко пара. Затем кран засипел — ехидно эдак — и цыкнул в чайник короткой струйкой. С минуту после этого кран вообще не проявлял никаких признаков жизни. Внутри самого титана кипели страсти, что-то гудело и ухало, журчало и взрывалось. Но внешне он оставался бесстрастным — отвернутый кран хранил молчание… Николай постучал пальцем в цинковый торс титана. И как ни странно, это подействовало. Кран снова цыкнул, а потом из него полилась в чайник дребезжащая струйка кипящей воды, закрученная наподобие сверла.

«А заварки-то у меня нет, — вспомнил вдруг Николай. — Сахар в рюкзаке есть, а заварки нет… Может быть, у Черномора есть, у Агеева? У него, наверное, есть. А нет — придется без заварки пить…» — решил он, глядя на струйку, сочащуюся из крана.

В коридоре послышались шаги. Николай сперва не обратил внимания на эти шаги. Он сидел возле крана на корточках, дожидаясь, пока в чайник нальется хотя бы стакана два кипятку. Он пристально следил за вертлявой струйкой, тянущейся из крана, и сперва не обратил никакого внимания на шаги в коридоре.

Но вот шаги приблизились, совсем рядом повис чей-то чайник, показались чьи-то штаны — синие, с четко отглаженной складкой. Николай невольно залюбовался этой опрятной складочкой, скользнул по ней взглядом… и обомлел.

Из-под синих штанин выглядывали стройные лодыжки в прозрачном чулке. Две замшевые туфельки стояли на дощатом полу — слитно, ступня к ступне.

Кран оглушительно выстрелил, горячие брызги прянули во все стороны. Николай отдернул ужаленную руку, а одна из замшевых туфелек тотчас исчезла.

— Ой!..

И Николай увидел сморщенное от боли лицо. Одна губа прикусила другую — добела. Темные брови, изогнувшись, сомкнулись. Ресницы смежились, и сквозь эти ресницы сверкнули серые, повлажневшие от боли глаза. Злая морщина пересекла лоб.

Рукой она держалась за щиколотку поджатой ноги: попало, значит. Обожгло. Она стояла на одной ноге, в одной замшевой туфельке и морщилась от боли.

А Коля Бабушкин, оцепенев, смотрел на закушенные губы, на смеженные ресницы, на слезное сверкание глаз…

Вот сейчас ей перестанет быть больно. И гримаса исчезнет. Закушенные, побелевшие губы обмякнут, снова нальются розовой свежестью. Изломанные брови распрямятся, застынут царственно. Распахнутся смеженные ресницы, и тогда — во всю ширь, во всю глубь — откроются серые влажные глаза…

Ему вдруг стало боязно увидеть это. И он отвернулся, сосредоточил свое внимание на медном кране кипятильника. Медный кран зловеще молчал. Внутри титана гудело и булькало, урчало и сипело. Там, внутри, происходили какие-то катаклизмы. Но вода не лилась.

Николай снова постучал по цинковому баку кипятильника. Из крана вырвался богатырский храп. Но вода не лилась.

— Должно быть, испортился титан, — тихо заметил Николай, не поднимая головы.

— Тонкое наблюдение… — Она повернулась и пошла прочь по коридору.

Теперь, когда она уходила, когда не было видно ее лица, Николай осмелился поглядеть вслед.

Смоляные волосы острижены коротко и неровно, озорно взлохмачены. Шея длинна и тонка, бела. Одета на ней простая рубашка, мужская рубашка — только чуть воротник попросторней, только чуть рукава покороче, только чуть пышнее накрахмаленные складки у тонкой девичьей поясницы. И штаны…

Опять же заметим, что в район Верхней Печоры последние крики моды доходят с большим опозданием. Так, например, чтобы женщины ходили в штанах, — это здесь еще не привилось. Не осознали еще.

И Николай с таким удивлением провожал взглядом эти штаны, что даже не заметил: из медного крана в чайник снова полилась вода, зазвенела вертлявая, окутанная паром струйка.

Снова послышались шаги — в другом конце коридора.

Николай повернул голову… и едва успел подхватить полный чайник, соскользнувший с крана.

По коридору шел мужчина в юбке.

Он шел по коридору, и длинная до пят юбка развевалась, открывая голенища надраенных сапог. Это даже была не юбка, а целое платье лилового шелка, переливчатое, подпоясанное пестрым кушаком. Повыше кушака, в такт шагам, вздрагивал тяжелый серебряный крест. Широкий рукав платья откинут, в руке — алюминиевый чайник…

Стало быть, чайку захотелось.

Пушистая холеная борода. Колышущееся брюхо. Светло-карие красивые глаза.

Ученый дядька… Крупный геолог… «А вам не на Пороги ехать?» — вспомнил Николай. И ему сделалось тошно от этого воспоминания.

А поп уже стоял рядом и следил своими светло-карими глазами за струйкой кипятка, льющегося из крана.

— При таком морозе недурно крепкого чайку, а? — Поп улыбнулся Николаю, будто старому знакомому.

Николай ничего не ответил.

Глава пятая

Иной раз даже совестно бывает перед человеком, который с самого что ни на есть раннего утра, едва повесив в табельной номерок, едва хлебнув на ходу в коридоре стакан бесплатной заводской газировки, бросается к письменному столу, к бумагам, скоросшивателям и специальной такой машинке, пробивающей в бумаге дырки: хлоп — и пара дырок.

Стыдно отрывать его от дела, утруждать его вопросами, отвлекать его своим присутствием. И ты стоишь, молчишь, переминаешься с валенка на валенок. А человек крутит ручку арифмометра, мажет бумагу клеем, дырявит все подряд и вроде бы не замечает твоего присутствия — настолько он с головой ушел в свои служебные обязанности. Потом, однако, он все-таки заметит, обратит внимание, поднимет взгляд, полный усталости и укора, и спросит — тихо, очень вежливо, почти дружелюбно:

— Вам что, товарищ?

— Мне бы главного инженера. Черемныха.

— Василия Кирилловича? Он сюда не заходил, спросите, товарищ, в производственном отделе…

— А это какой отдел?

— Это, товарищ, плановый отдел.

— Спасибо…

В производственном отделе — соседняя дверь — тоже кипит работа. Та же музыка — бренчат на счетах, заводят арифмометры, дружно вкалывают: хлоп — и пара дырок.

— Кого? Василия Кирилловича? Он заходил сюда утром, а потом ушел. Спросите в отделе сбыта, напротив…

В отделе сбыта, напротив, главного инженера тоже не оказалось.

— А вы по какому вопросу?

— Я насчет кирпича. Нам должны были отгрузить кирпич — Порожскому стройучастку.

— Так зачем вам, извиняюсь, главный инженер? Я вам могу и без главного инженера сказать, что Порожскому стройучастку мы ничего не отгружали. И в этом месяце вряд ли…