Александр Рекемчук - Избранные произведения в двух томах. Том 2

• Название: Избранные произведения в двух томах. Том 2
• Автор: Александр Рекемчук
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

В том включены повести «Всё впереди», «Время летних отпусков», «Молодо-зелено» и роман «Скудный материк», объединенные местом действия и тематикой.

Их герои — геологи, нефтяники, строители, самоотверженно трудясь, преобразовывают суровые просторы Крайнего Севера.

Острые жизненные конфликты, сильные человеческие характеры, выразительный язык и своеобразный стиль отличают все эти произведения писателя.

---

Но в окончательное расстройство чувств приводило его появление в комнате Таньки Соловьевой — секретарши заведующего и приятельницы Светланы.

Однажды она, как повелось, заскочила на минутку в комнату к Светлане и стала поспешно выкладывать немудрящие свои новости. По обыкновению, стрекотала как сорока, тараторила, как только умеют тараторить секретарши разных начальников и завов. О том, о сем, о пятом, десятом.

Светлана слушала с интересом: она любила эту стрекотунью Таньку…

Инихов при первом же Танькином слове метнул своим пенсне разящую молнию. И стал нервно кидать костяшки на счетах. Потом еще раз изверг молнию и в сердцах начал расшвыривать по столу папки и скоросшиватели.

Наконец он встал, подошел к Таньке, брезгливо охватил промокашкой голое Танькино предплечье (она была в кофточке-безрукавке) и, ни слова не говоря, выпроводил ее за дверь.

Танька потом плакала за своим барьером над пишущей машинкой «олимпия», а Светлана ее утешала. Танька даже собиралась пожаловаться Брызгалову и в местком, но потом, наверное, забыла, потому что у нее было очень доброе сердце.

Однако Светлана Панышко с той поры старалась не замечать Инихова. Тем более — не разговаривать с ним.

Совсем.

И вот теперь ей придется разговаривать с Иниховым, разговаривать ежедневно. Во-первых — служба. А во-вторых, когда старший геолог Панышко состоит в контрах со старшим плановиком Иниховым, то это их личное дело: производство не страдает, и сами они тоже не страдают.

Совсем другой оборот, когда имеются контры между начальником и подчиненным: тут совсем другой оборот. Недопустимый с точки зрения этики. Никак не желательный.

— Геннадий Геннадиевич, — сказала Светлана, — покажите мне, пожалуйста, последние данные по дебитам скважин.

Конечно же, Инихов знал, что она к нему обратится. Конечно же, он ждал этого обращения — наверное, с самого утра ждал.

Поскольку он тотчас поднялся, взял со стола папочку с увязанными в бантик тесемками и предстал с этой папочкой перед Светланой.

— Вот самые последние данные, — сказал Геннадий Геннадиевич. — На вчерашний день.

Светлана проследила взглядом колонку цифр, обозначавших суточный выход нефти по каждой из ста семидесяти трех действующих скважин, составлявших актив Унь-Ягинского промысла.

«Так, 3 тонны, 4,5 тонны, 1,5 тонны, 5,2 тонны…»

— Небогато, Геннадий Геннадиевич, небогато.

— Чем богаты… — развел руками Инихов.

— …тем и рады, — закончила Светлана.

Теперь она читала сводку слева направо: номер скважины — дебит скважины; номер — дебит… «Скважина № 131 — 3,2 тонны, № 174 — 4 тонны, № 156 — 1,5 тонны…»

— Как полторы? — удивилась Светлана. — Не может быть.

— Полторы тонны, — подтвердил Инихов.

— Но я всего лишь две недели назад была на этой буровой. Скважина давала пять тонн в сутки!

— Да. Две недели назад… — согласился Геннадий Геннадиевич. И, корректно усмехнувшись, добавил: — А во время войны эта скважина давала в сутки че-ты-ре-ста тонн нефти. Между прочим, тогда над скважиной висел плакат: «Фашисты у Майкопа. Даешь стране печорскую нефть!»

Светлана, оторвавшись от сводки, внимательно посмотрела на Инихова: она слыхала, что Инихов — старожил промысла, но не знала, что он работал на Унь-Яге еще в войну.

— Да, четыреста тонн — фонтанчик!.. — продолжал Инихов. — А теперь — полторы. И никаких надежд: скважина окончательно выдохлась. Вот синий крестик. Так я отмечаю скважины, которые дают добычу ниже плановой.

Обширный лист сводки был сплошь усеян синими крестами.

— Кладбище… — сказала Светлана.

— Похоже, — согласился Инихов. И резюмировал: — Июньский план мы не выполним.

— А июльский?

Геннадий Геннадиевич подумал, шевельнул бровями, ответил:

— Июльский тоже не выполним.

— Август? — уже машинально спросила Светлана.

Но Инихов пропустил мимо ушей насчет августа. Он тоже согнулся над сводкой, ткнул в бумагу пальцем.

— Вот: девяносто девятая. Разве только она выручит…

Палец Инихова проследовал вправо и замер на цифре «28». Скважина давала двадцать восемь тонн в сутки.

— При плане — шесть! — торжествующе заключил Геннадий Геннадиевич.

— Вы сказали «выручит»? — переспросила Светлана. — Значит, это — единственная надежда? Единственный выход?

Инихов усмехнулся корректно:

— Нет. Есть еще один выход…

— Какой же?

— Самый разумный. Закрыть промысел.

— А-а, — протянула Светлана. — Кажется, его уже предлагал товарищ Брызгалов. На бюро райкома партии…

В тоне Светланы сейчас отчетливо проступили ледяные интонации, и Геннадий Геннадиевич не мог их не заметить. Он пожал плечами, забрал папочку и вернулся за свой стол.

Примирение между ними состоялось лишь наполовину. В комнате, где сидели двое, опять воцарилось молчание.

Но ненадолго. Отворилась дверь — Роман Григорьевич Антонюк, мастер добычи и секретарь первичной партийной организации Унь-Ягинского промысла, как всегда, не вошел, а вплыл в комнату.

Антонюку — лет сорок. Он широкоплеч, коротконог, с брюшком округлым, добродушным. Но во всей фигуре его чувствуется не рыхлость, а именно плотность сложения, сила крутых мышц. Лицо Антонюка тоже круглое, щекастое, густо покрытое солнечной глазурью: только что из отпуска человек.

У него — слегка раскосые глаза, зрачки которых, сдается, смотрят откуда-то из глубины, будто на шаг отступя.

— Так вот где руководство прячется от масс! — воскликнул Антонюк, направляясь к Светлане. Пожал ей руку. — А я сегодня с буровой звоню, звоню в кабинет заведующего — никто не откликается… Милей, значит, насиженное место?

— Привычней, — объяснила Светлана. — Да и отвыкать не к чему: я — временное руководство. Стоит ли вводить в заблуждение массы, Роман Григорьевич?

— Ясно, ясно… — Антонюк уселся на стул рядышком со Светланой. — А я вот по какому делу.

Улыбнулся.

— На девяносто девятой-то — чудеса! Скважина дает добычу вчетверо к плану… Ведь неслыханное дело на Унь-Яге, а?

— Да, очень интересно, — согласилась Светлана. — Кстати, кто у вас на этой скважине оператором?

Зрачки Романа Григорьевича взглянули на нее с укором, из глубины. Дескать, то-то и оно, товарищ старший геолог! Вот к чему, дескать, приводит кабинетная замкнутость: людей на производстве не знаем…

— Оператор Горелова на девяносто девятой. Горелова Анна Ильинична…

Светлана отвернулась к окну. Отвернулась, мучительно стараясь угадать, заметен ли горячий румянец на ее щеках.

Геннадий Геннадиевич Инихов перелистнул страницу «Промышленно-экономической газеты» и продолжил свое чтение.

…Впрочем, с какой такой стати ей краснеть? Оттого, что оператор Анна Горелова — бывшая жена Глеба Горелова?.. Но ведь в ту пору, когда Светлана приехала в Унь-Ягу, эта самая Анна Горелова уже была бывшей женой! И вообще, кому какое дело… Кто знает, каковы на самом деле ее отношения с Глебом? Да и эти отношения теперь — в прошлом.

Ерунда.

Нет, но как она сама посмела вдруг вообразить, что это острое чувство стыда, внезапно стеснившее грудь, могло быть вызвано причинами личными, интимными? Какая глупость… Ей просто стыдно из-за того, что задала дурацкий вопрос: «А кто там оператором, на девяносто девятой?» Действительно — позор: не знать людей…

Светлана снова повернулась к Антонюку.

— Что ж, Роман Григорьевич, это очень хорошо — девяносто девятая… Может быть, подготовим приказ о премировании Гореловой?

— Правильно! — одобрил Антонюк. — Заслужила… Но это, пожалуй, лишь половина дела. Одна сторона… Нужно бы вам поразмыслить, Светлана Ивановна, насчет опыта Гореловой. Сделать его, как говорится, достоянием… Вот если бы нам такой плакатик отпечатать: «Методы работы оператора Анны Гореловой»? А? Можно в типографии заказать. На других промыслах уже выпускали — я сам видел.

— Не возражаю. Сделаем и плакат.

— Добро! — еще больше оживился Антонюк. — Знаете что, Светлана Ивановна, давайте, не откладывая, завтра и поедем на девяносто девятую. Посмотрим, что и как… Найдете время?

Светлана посмотрела на Антонюка почти с нежностью.

Вот наконец-то нашелся хоть один человек, который не хнычет, не бубнит о том, что пора Унь-Ягу закрывать. Который хоть что-то предлагает. «Плакатик отпечатать…» Этим, конечно, промысел не поднимешь. А все-таки дело!

— Хорошо, — сказала Светлана. — Завтра утром.

Роман Григорьевич, очень довольный состоявшимся разговором, попрощался и пошел к двери. Там, однако, обернулся:

— Да… — вспомнил он. — Вы уж, будьте добры, Светлана Ивановна, перебирайтесь-ка в кабинет заведующего.

Заметил, что Светлана намеревается возразить, и поспешил предупредить возражение: