Александр Голубев - «Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.

Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.
Описание книги "«Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг."
Описание и краткое содержание "«Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг." читать бесплатно онлайн.
Монография, написанная большей частью на основании впервые вводимых в научный оборот архивных источников, посвящена малоизученной теме — особенностям массового сознания советского общества в 20-40-е годы; сюжетам, связанным с «закрытостью» СССР, ожиданиями будущей войны; образам врага и союзника и т. п.
Работа может представлять интерес как для специалистов, так и для всех интересующихся историей нашей страны.
Если верить новому (с 1938 г.) начальнику Главлита Н.Г. Садчикову, после репрессий 1937–1938 гг., в ходе которых только в центральном аппарате Главлита была репрессирована треть сотрудников, «качественный состав работников цензуры» был «значительно укреплен»{167}. Однако на практике наблюдалась скорее обратная тенденция: в 1938 г. 75,7% работников Главлита имело среднее и высшее образование, в 1939 г. — 73%, в 1940 г. — лишь 55%. При этом 60% работников цензуры имели стаж работы до 1 года, и только 12% работали в цензуре более трех лет{168}. Поданным годового отчета Свердловского обллита за 1939 г., из более чем 80 сотрудников высшее образование имело 2, среднее — 17; при этом лишь 20 человек работали в цензуре больше двух лет (и лишь 4 из них — с 1936 г.){169}.
Сам Садчиков, партийный работник из Ленинграда, возглавлявший Главлит до конца 1944 г., отнюдь не был исключением. Впечатления от личной беседы с ним зафиксировал в своем дневнике 9 февраля 1938 г. академик В.И. Вернадский. Садчиков, в частности, был уверен, что «Манчестер Гардиан» — «английский реакционный журнал». По данному поводу Вернадский иронически заметил в упомянутой дневниковой записи: «И в руках этих гоголевских типов — проникновение к нам свободной мысли!»{170}
Неудивительны поэтому случаи, когда, например, один из районных цензоров г. Ворошиловска (ныне Алчевск) предлагал изъять из местного музея бюст Аристотеля, а в Московской области был отмечен «случай запрещения передачи по радио произведений Шуберта на том основании, что автор райлиту неизвестен, а он может быть троцкист»{171}.
* * *Как ни ограничивалось поступление информации из-за рубежа, еще больше ограничений с самого начала существовало в сфере личных контактов. «Любая связь с заграницей квалифицируется также как нарушение закона, как и контакты с зарубежными представителями в СССР», — писал в августе 1927 г. глава чехословацкой миссии в Москве И. Гирса{172} (на самом деле, очевидно, имелась в виду статья УК РСФСР 58–3, где речь шла о «сношениях в контрреволюционных целях [курсив мой — авт.] с иностранным государством или с отдельными его представителями», вступившая в действие в июне 1927 г.){173}.
Значительное число советских граждан поддерживало отношения с родственниками, оказавшимися за границей (чаще всего речь шла о государствах, образовавшихся на окраинах бывшей Российской империи — Польше, Финляндии, странах Прибалтики).
При этом вся международная переписка (за исключением правительственной, дипломатической и частной переписки «правительственных лиц РСФСР по особому списку») подлежала обязательной перлюстрации{174}. Занимались перлюстрацией информационный отдел ВЧК, позднее отдел политконтроля ОГПУ, секретно-политический отдел ГУГБ НКВД, 2-й спецотдел НКВД. Делались достаточно обширные выписки из писем, некоторые из них, в частности письма «с восхвалениями существующего режима в капиталистических странах», конфисковывались; к проверенным письмам прилагался специальный меморандум, включавший в себя имена и адреса отправителя и получателя, а также отдел ОГПУ — ГУГБ, куда в случае необходимости передавался меморандум. Данные о результатах перлюстрации поступали также (хотя и нерегулярно) в партийные органы{175}.
Необходимо отметить, что отношение к перлюстрации в обществе было далеко не однозначным. В ходе обсуждения проекта новой Конституции в октябре 1936 г., например, высказывались такие предложения: «После слова: “неприкосновенность жилища граждан и тайна переписки охраняется законом” закончить словами: “если эта переписка не направлена против государства”. Дополнить: “Всю переписку с заграницей проверять и тем самым повысить бдительность в охране интересов нашей Родины”… Или: “Неприкосновенность жилища граждан и тайна переписки охраняется законом” — добавить: “только внутри СССР”. Письма, посылаемые за границу, должны обязательно просматриваться нашими соответствующими органами»{176}.
Время от времени (в зависимости от ситуации внутри страны) требования к перлюстрации ужесточались. Так, в 1927–1929 гг., в условиях «сплошной коллективизации», ОГПУ распорядилось за счет уменьшения читки международной корреспонденции усилить просмотр внутренней корреспонденции, в частности идущей в армию{177}. Но уже в январе 1930 г., рассматривая вопрос об операции по ликвидации кулачества, коллегия ОГПУ предложила «на время операции усилить перлюстрацию корреспонденции, в частности обеспечить стопроцентный просмотр писем, идущих в Красную армию, а также усилить просмотр писем, идущих за границу и из-за границы [курсив мой — авт.]»{178}.
В результате цензоры ОГПУ обнаружили все возрастающее количество писем, идущих из деревни за границу, с применением техники тайнописи (писали молоком, использовали и другие органические вещества). В результате была усилена работа спецлабораторий и одновременно — «контрразведывательные мероприятия» по поиску и «разработке» авторов писем. Одновременно было усилено внимание к деятельности радиолюбителей, которые также время от времени передавали короткие сообщения о репрессиях, о продовольственных трудностях и пр. своим зарубежным коллегам. Любопытно, что и радиолюбители, и их радиостанции отнюдь не были запрещены. Они были отнесены к категории государственного резерва для связи на случай войны. Однако среди них была создана сеть осведомителей, установлено постоянное наблюдение и налажен строгий учет{179}.
Тем не менее в ряде западных стран стали появляться в прессе разоблачительные материалы, основанные на свидетельствах из СССР, что вызывало опять-таки соответствующую реакцию ОГПУ по усилению контроля.
Неудивительно, что связи с заграницей, даже родственные, зачастую воспринимались как «пятно» в анкете. Так, в апреле 1928 г. в материалах полпредства ОГПУ по Сибирскому краю, посвященных специалистам Кузбасстреста, особо подчеркивалось: «…ранее работал в Германии, где и учился… Выписывает немецкую литературу… С проживающими в Германии и Англии родственниками ведет переписку»{180}.
Получение помощи от родственников из-за рубежа уже являлось преступлением. Только в Ленинграде и Ленинградской области за связь с белой эмиграцией в 1935 г. было репрессировано около 2000 человек, в основном так называемых «бывших», при этом свыше 700 были обвинены как «контрреволюционеры, существующие на средства иностранных фирм и зарубежных родственников»{181}.
Не спасали даже относительно высокие посты: в 1937 г. был исключен из партии и снят с должности председатель одного из райисполкомов Омской области Безденежных за то, что «имел жену польку, мать жены по 1937 г. включительно вела переписку с Польшей, о чем Безденежных знал, но мер к прекращению этой переписки не принял»{182}. И подобных примеров можно привести огромное количество.
Профессиональные связи и связи «по интересам» также вызывали пристальное внимание «компетентных органов». В 1932 г. было закрыт основанный в 1908 г. Союз эсперантистов. Даже международные контакты филателистов вызывали подозрения; так, в 1931 г. был арестован известный филателист, у которого изъяли 79 листов филателистической переписки. Этого оказалось достаточно для обвинения и осуждения на 10 лет «за участие в антисоветской организации». В 1934 г. подозрения местных чекистов вызвала переписка заведующего Ливенской электростанцией со своими коллегами из Франции: «связан письменной связью с заграницей — Франция, Париж, что не исключает возможности шпионажа». В результате заведующий был уволен с должности начальника электростанции и стал простым электриком, а позднее был репрессирован и погиб{183}.
Иногда подобные обвинения принимали анекдотические формы. Так, в ходе обсуждения закрытого письма ЦК ВКП(б) по поводу убийства С.М. Кирова в феврале 1935 г. на одном из пермских заводов был поставлен вопрос о необходимости увольнения «двурушника и контрреволюционера» инженера Радина. Выступавший привел следующий аргумент: «Сегодня я получил ответ из библиотеки, поинтересовался — какие иностранные журналы выписываются. Мне говорят, что Радин просил выписать журнал “Философик”. Скажите пожалуйста, зачем ему понадобилось импортировать философию из-за границы, да тем более из фашистской Германии»{184}.
Впрочем, несмотря ни на что, до конца 30-х годов подобные связи были не столь уж редким явлением. В документах НКВД время от времени фиксировалось недовольство, вызванное пристальным вниманием ко всем, имеющим связи с заграницей{185}. В декабре 1937 г. в ходе выборов в Верховный Совет СССР выяснилось, что в одном из московских институтов «из 11ч. агитаторов не оказалось ни одного человека, у которого не было бы хвостов», а именно: «Мать и сестра в Латвии, с которыми она поддерживает связь… Имеет родственников в Латвии, имеет с ними связь… Мать живет в Польше, с которой он держит связь… два брата за границей, поддерживает с ними связь» и т. д.{186}
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "«Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг."
Книги похожие на "«Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг." читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Александр Голубев - «Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг."
Отзывы читателей о книге "«Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.", комментарии и мнения людей о произведении.