Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 3

• Название: Человек рождается дважды. Книга 3
• Автор: Виктор Вяткин
• Жанр: Проза
• Год: 1989

Третья книга романа рассказывает о Колыме в годы Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления, вплоть до смерти Сталина и последовавшего за ней крушения Дальстроя. Будучи написана в середине 60-х годов, заключительная часть трилогии тогда не была издана, публикуется впервые.

---

— Мало, — он почесал затылок и взглянул на часы. Было четверть девятого.

Неслышно вошла староста Левченко.

— Ого-о! Шайхула, да вы богатый человек? — разостлав газету, она села на скамейку. — Саша Ещё не приходил?

— Должен быть. А ты чего опять пришла?.. А, понял. Копчёный приехал с «Гранитного»! Значит, твой телёнок снова на выпасах, и ты умудряешься Его доить?

— Ну, зачем же так грубо? — вздохнула Левченко. — Дорогой мой, каждый живёт, как умеет. Скоро освобождаться…

— Куда ты капиталы девать будешь? Небось, развернулась вовсю? Слушай, а почему тебя девки «мадам» прозвали, а? — спросил Шайхула.

— Неумно шутишь, милый! Какие у меня деньги? Вот присылает муж, на то и живу. — Алла Васильевна досадливо хрустнула пальцами.

— Ладно, сколько с меня возьмёшь, чтобы не поднимать шухер, Если я проберусь в лагерь к девкам? — перебил он, похлопывая пачкой денег.

— Собственно, зачем тебе в лагерь? Разве мало женщин в цехе?

— В лагерь хочу. Обмануть охрану хочу. К тебе в гости приду.

— Я только староста, и не больше.

— Брось, Алка! Ты всем вертишь. Начальник тебе доверяет. Старшая надзирательница — тёмная ночь и набитая дура. Одних девок ты подмяла, других купила. Маринка одна тебя не признаёт. Да ты и Её сломаешь. Так что приду. Понятно?

Вошёл Копчёный.

— Уже ждёшь? — глянул он насмешливо на Левченко и полез в карман. — Вот, получи. — Он выбросил на стол несколько пачек денег, сел. — Твой живёт как бог, Если снова не влипнет. Только на Его месте не давал бы тебе ни гроша. Ну какая ты жена? Шкура ты!

Алла Васильевна болезненно сморщилась. В лагере она держала себя высокомерно. Но это были старые друзья, она им многое прощала.

— Какие же вы грубияны! Тьфу. Как будто сговорились. Надо уважать женщину, а потом я же не ворую. — Она раскрыла пачку и послюнявила пальцы.

— Можешь не считать. Уж Если не взял всё, то на бумажки не размениваюсь, — сказал Копчёный, доставая папиросы. — А на этих деньгах грязи больше, чем на ворованных.

— Ну-ну, не сердись, Сашенька, — засмеялась Левченко и встала. — Я всегда сумею отблагодарить. — И ушла, игриво покачивая бедрами.

Парни переглянулись, а когда Её шаги стихли, Копчёный метнул окурок в старый поршень, приспособленный под урну, и спросил:

— Как идёт дело?

— Скоро конец. Да вот с деньгами!.. — Шайхула взял деньги и бросил в шкаф. — А Если больше не найдём, тогда что? Может, Ей напрасно отдал? А?

Копчёный усмехнулся.

— Так нельзя. Дипломат хоть и стерва, но свой парень. Сколько там? Нам много надо! Если уж брать, так брать всё. Ты забрасывал удочку старосте?

— Ага. Но у себя ли она прячет?

— Да, сегодня Ещё раз девки проследят. Ну а тебе останется только забрать. У такой не жалко. Ты знаешь, собирали посылки фронтовикам, копейки не отвалила. Шум она не подымет, побоится, но надо умно.

Тик-так! Тик-так! — назойливо отстукивает будильник, напоминая об одиночестве. Юрий укутался с головой, закрыл глаза. Мысли, как колёсики часов, бегут навстречу друг другу. Женя так и не даёт о себе знать. Всё это время тоска и беспокойство о ней и сыне не давали Ему покоя. Спутались мысли, и вот он уже строит дом, а рядом Женя. Она в вязаной шерстяной кофточке. Вадик сидит на чемодане и болтает ногой.

— Женечка, пойдём, я тебя в комнату отведу. Там неуютно, но подождать можно.

— Нет-нет, Юрочка, подожду тут. Мне просто приятно смотреть, какой ты ловкий, сильный.

И он хватает тяжелые брёвна, не чувствуя их веса! Теперь с ним снова Женя — и всё нипочём. Последнее бревно. Он устал, Женя стоит рядом — ждёт. Вот Ещё немного вверх. Последнее усилие. Назойливо звенит комар над ухом. И вдруг Юрий чувствует, как силы оставляют Его, а бревно давит, давит…

Тяжело, с трудом он проснулся. Подушка на полу, голова на валике дивана, а на столе отчаянно заливается телефон. Среди ночи Валерка радостно проорал в трубку, что блокада Ленинграда прорвана.

Юрий так и не уснул до утра. Как только прокричал поселковый гудок, он побежал на почту, послал несколько телеграфных запросов и пошёл в управление.

— Это всё заполни, — начальник отдела кадров выложил на стол стопу разных анкет, — и станешь офицером.

— Офицером? Да какой из меня офицер?

— Такой же, как и все. Иван Фёдорович распорядился подготовить документы/ на присвоение воинских званий всем руководящим работникам Дальстроя. Это, брат, большое доверие и забота генерала.

— Конечно, забота, — насмешливо подхватил Юрий. — Выгонит он меня сегодня — пойду на участок механиком, а буду офицером — надзирателем в лагерь загонит. Нет, спасибо, меня это не прельщает.

— Ты не чуди. Бесплатное обмундирование. За одни звёздочки больше тысячи рублей в месяц. Ну там всякие льготы, выслуга, как фронтовику.

— Нет, мне тогда совестно будет с фронтовиками встречаться, а денег хватает. Ничего я заполнять не буду, — отказался Юрий и ушёл, вспоминая недавно слышанный разговор начальника управления с футболистами, собранными с приисков.

Худые, измождённые работой парни робко облепили диван. Агаев расхаживал по кабинету так, что стонали половицы.

— Прославьте управление на футбольном поле, — говорил он. — Сегодня отправитесь на две недели в дом отдыха. Там потренируетесь и поедете по центральным посёлкам трассы. Распоряжусь кормить вас от пуза. Поняли? Но имейте в виду, за вашей игрой лично следить буду. За каждый забитый мяч — поросёнок. За победу — свинью прикажу зарезать. Но Если проиграете!.. — Он поднял кулак и устрашающе пригрозил.

— На то и соревнование, всякое может приключиться, — растерянно заметил высокий парень, видно, капитан.

— Каждое выступление — только победа. Что, думаете, я вас за так кормить буду? Попробуйте только проиграть — так всей командой прямо в забой и до следующей весны. И в посёлок заехать не разрешу. Вот так голышом, в трусах, и закатаю.

У чуркоразделочного завода стояло десяток машин. Газогенераторные заправляли бункера и брали в запас. Бензиновые набирали чурки для печек. Дорожники открыли проезд до Алдана и связали Колыму зимником с Якутской трассой. Управление формировало первую колонну на Якутск.

У проходной Юрий встретил Копчёного, тот шептался с Шайхулой.

— Ты чего не работаешь? — спросил Юрий Копчёного.

— Машину поставил в ремонт. Сто двадцать тысяч накрутил, не тянет. Колечки сменю. С автобазой договорился, буду сам помогать. Если понадоблюсь, скажите Шайхуле, он знает, где стою, позовёт.

— Ну, Если надо, ремонтируй, — согласился Юрий.

Копчёный дошёл до калитки, остановился, как бы собираясь что-то сказать, но раздумал и быстро вошёл в проходную.

В конце смены к Колосову зашёл Шайхула. Правая рука Его была замотана полотенцем.

— Обжёг чугуном, засорил и воспалилась, — пояснил он, поглаживая руку. — Дойду до стационара. Если завтра не вернусь, не беспокойтесь. В цехе порядок. — Он потоптался, помял под полотенцем кисть руки. — Может, задержусь, тогда зовите немца Габерла. Он всё знает.

— Позвонить Нине Ивановне? — потянулся к телефону Юрий.

— Зачем? Старая знакомая, крестником Ей прихожусь! Так что в случае задержки пусть нарядчик позвонит в лагерь. Направление брать не буду, у меня пропуск круглосуточный.

Шайхула забросил за плечо узелок. Колосов прошёл с ним вместе до склада, и тот лениво побрёл по тропинке к Берелёху. Дорога в стационар проходила по льду речки.

На складе грузили машину. «А ведь управились», — подумал Юрий. Сначала казалось невозможным освоить и изготовить столько деталей. Осилили. Газогенераторы бегают по трассе, покачивая бакенбардами бункеров.

Грузчики закрыли борта и ушли в конторку склада. Лаврова связывала фильтры грубой очистки и укладывала их в ряды на стеллажах. Водитель высыпал в бункер мешок чурок, захлопнул крышку, спрыгнув, с хохотом обнял девушку. И вдруг отпрянул, схватившись обеими руками за лицо.

— С ума спятила, дура!

— Умный, так не лезь! Я тебе не курица!

Парень стоял у стойки навеса и вытирал лицо подкладкой шапки.

— Эх ты, телок-сосунок! Да куда тебе? Под носом сначала вытри!

— Телок, говоришь? Сосунок, значит? — с обидой пробубнил парень. — Поглядим! — стремительным рывком он бросился к девушке. Мелькнули тени на стеллажах, и за Ящиками началась борьба.

О Марине рассказывали как об отчаянной сорвиголове. Не задумываясь, она пускала в ход всё, что попадало под руку. Говорили, что она избила охранника, когда лагерь выводили на заготовку Ягод. Запустила чайником в старосту и только чудом не обварила. Она постоянно ночевала в карцере. Лагерницы Её побаивались.

— Что, получил? Приласкался? — услышал Колосов голос Лавровой и беззлобный смех.

— Кобыла, потаскуха лагерная! Тварь!

— Да ты Ещё и так? Так на тебе! На! — в голосе Марины звучал гнев.