Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

• Название: Человек рождается дважды. Книга 2
• Автор: Виктор Вяткин
• Издательство: Магаданске книжное издательство
• Жанр: Проза
• Год: 1989

Вторая книга трилогии/ продолжает рассказ об освоении колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Репрессируют первого директора Дальстроя, легендарното чекиста, ленинца Э. П. Берзина, Его сменяет на этом посту К. А. Павлов, слепо исповедующий сталинские методы руководства. Исправительно-трудовые лагеря наполняются политическими заключёнными.

---

Дела неважные, так не дойти. Ты можешь отдать мне свой шарф? — спросил он механика веселым голосом, хотя в душе зарождался страх.

— Зачем?

— Наверну вместо мокрых портянок.

— Возьми.

Юра сел на обочину дороги и вытянул ногу. Грищенко потянул, покряхтел и с отчаянием проговорил:

— Не снять. Схватило вместе со штанами. Может, разрежем?

— Валяй, только быстрей, а то, чего доброго, так смёрзнется, что и не отдерёшь вовсе.

Возились молча, торопливо, понимая, что теперь главное — освободиться от обуви. Наконец механик, поднатужился, рванул и упал с валенком в снег. Но с ним вместе снялись и портянка и носок. Юра засунул голую ногу в рукавицу и скорее за вторую. Её он замотал шарфом и хотел вытащить портянки из валенок, но рука нащупала в голенище сплошную корку льда.

— Бесполезное дело: всё схватилось намертво. Да теперь валенки всё равно не надеть: железо.

— Давайте, я вам сделаю всё как следует. — Механик натянул Ему на пальцы рукавички. Они были маленькими и не закрывали пяток. Тогда он обмотал ступни сверху разорванным шарфом и стянул изоляционной лентой.

Юра сидел и думал, что же делать, Идти в этих ненадёжных обмотках можно, Если нагонит машина. А Если нет? Вспомнился Могилевский…

— Я побегу, тут важно время. Ни черта, выдержу, — сказал он громко, подбадривая себя.

Позади ещё что-то кричал механик, доносился топот его ног, но потом он отстал.

Бежали берега, мелькали кустарники, шуршал, рассыпаясь под ногами, снег. Юра состязался с морозом за каждую долю минуты, и призом были ноги…

В кустах зажглись два зелёных огонька и проводили Его до поворота.

Потом почти из-под самых ног шарахнулся заяц и шарик долго катился впереди, пока не догадался свернуть с колеи.

Вот уже промелькнула широкая полоса снега в устье реки Дебин. Скорей, скорей… За поворотом должен показаться домик метеостанции. Что там Валя — забыл. Любой свет, любое тепло — все Его мысли. Стал разматываться на правой ноге шарф. Остановиться? — Ну нет. Ага, телогрейка? Сбросить — это Ещё несколько липших минут.

Шарф свалился, но рукавичка держится… А пятка, да чёрт с ней. Но вот и домик. Даже свет горит. Эх, Если бы не закрыто… Так и есть. Дверь от толчка распахнулась, и Юра влетел в помещение, чуть не свалив с ног растерявшегося пожилого человека. Он, как видно, собирался выходить.

— Ведро! Снег! Да шевелись, чёрт! — заорал он во весь голос, срывая с ног рукавицы. Пятки не чувствуют ничего, но мнутся под пальцами. — Выдержали, молодчики, — засмеялся он радостно и принялся растирать их рукавицами.

Человек пожал плечами, молча поставил два ведра с водой и вышел с тазиком за снегом. Да и кого не огорошит появление ночью в тайге босого незнакомца в одной гимнастерке, когда температура ниже сорока?

Юра скорей сунул одну ногу в одно ведро, другую — во второе. Человек принёс снегу и поставил рядом.

— Снег надо в воду. Вот сюда. Может быть, вы догадаетесь помочь? Ноги то у меня ведь две, чёрт возьми, — простонал Колосов.

Человек присел на корточки и стал повторять всё, что делал Юра.

— Как всё это понимать? Откуда вы взялись? — Юра хотел ответить, — но закусил губу от боли. В пятки словно заколачивали гвозди.

За дверью снежной пристройки скрипнули половицы, и донёсся тихий женский голос.

— Константин Иванович, кто у вас? И Что там за шум?

— Тут гражданин какой-то. С ним неладно, — ответил тот.

Теперь боль докатывалась до колен, так что замирало сердце. Испуганный крик Вали вывел Его из Оцепенения.

— Юра? Ты? Что такое? Ой, ноги! ахнула она и бросилась к вёдрам. Её руки скользнули вниз, потом вверх, снова вниз и быстро-быстро пробежали по всей ноге, прощупывая кожу…

Юра почувствовал Её пальцы. Значит, серьезного ничего. Только кости продолжало разламывать, но уже глуше, и можно было терпеть.

— А ну, подними их из воды. Вот так. Кажется, благополучно. Ой, как же я напугалась! Ну как?

— Да вроде полегчало. А у тебя найдётся что-нибудь надеть?

Валя побежала и принесла меховые носки.

— Ну, а теперь надевай и рассказывай!

И Юра рассказал, как всё получилось.

— Ой, Юра, Юра, — вздохнула она и, не договорив, открыла дверь в свои комнаты. — Пойдём, я тебя уложу. Там тепло. А Константин Иванович сходит в посёлок и принесёт спирт. Дома, к сожалению, нет.

— Зачем беспокоить людей? Уже поздно. Не надо, Валя.

— Нет, надо. Сейчас обязательно надо, — перебила она Его упрямо. — А кроме всего, ты мой дорогой гость.

— Ну уж сразу и дорогой! — Ещё как посмотрит на моё вторжение твой благоверный?

Она вспыхнула.

— Я здесь — хозяйка. А Константин Иванович мой друг и меня балует, — добавила она мягко и взяла Юру под руку. Пошли, пошли…

В комнатах было тепло и уютно. Широкая тахта, стол, четыре стула. Шторки, скатерть. Несколько медвежьих шкур на полу. За чуть приоткрытой дверью ещё небольшая комнатка, очевидно, спальня! Виднелся туалетный столик, настольная лампа с самодельным абажуром и угол кровати.

Валя принесла одеколон и велела снять носки. Кожа горела, как после горчичников. Валя устроила Его на тахте.

— Сначала согрейся, а потом будем ужинать, — улыбнулась она и, выйдя на кухню, захлопотала у печки. Было слышно, как мужчина принёс дрова, погремел дверками печки и так же молча вышел. Его шаги проскрипели за стеной и затихли.

А вдруг войдёт Корзин, увидит Его в комнате, да Ещё в постели? Но, видимо, Корзин куда-то уехал и во всём домике они были одни с Валей. С той, о которой столько думано, перегадано. В голову лезли всякие мысли. А вдруг подойдёт, сядет рядом, вот сюда с краю. Его охватило какое-то странное чувство робости.

Так и Есть. Хлопнула наружная дверь. Валя выключила свет и прошла в соседнюю комнату. Там вспыхнула настольная лампа. Потом она отдёрнула в углу драпировку и прикрыла дверь.

Юра закрылся с головой. Удары сердца заглушали звуки ходиков на стене. Но вот донёсся Её тихий голос. Она что-то напевала себе под нос. Простучали каблуки, и он почувствовал, как она села на край кушетки.

— Юра, та спишь?

— Нет. Просто дремлю, а что?

Она не ответила. Упала одна туфля, потом другая. Он открыл глаза. Подобрав ноги, Валя сидела совсем близко. Она была в Японском кимоно с огромными розами, такая красивая и румяная, как цветы на халате.

Его обожгло. Казалось, нечем было дышать. Он молчал, боясь, что голос Его выдаст.

— Ну, как ноги? — Она отбросила угол одеяла и сдёрнула с него чулки. — Хорошо. Даже кожа не сойдёт. Ты сильный, крепкий, хороший. Ох, Юрка, Юрка, — вздохнула она и, пряча глаза, уткнулась лицом в Его плечо.

— Валя, да ты Что?

Юра замер. Её дыхание уже достигло Его губ. Он слышал, как стучало Её сердце. Ещё один миг….

А Женя? А Корзин, да и сама Валя? По-подленькому, с оглядкой, исподтишка? Нет, нет… — Юра вскочил и не узнал своего голоса.

— Ну не мерзавец ли я? Ах, Валя, Валя. Ты и не знаешь, чего я хотел! Да как я мог подумать?

Валя растерянно протянула к нему руки и беззвучно заплакала, вздрагивая всем телом.

Юра включил свет, руки не слушались Его. Он увидел Её подведённые брови, чуть подкрашенные губы и сразу успокоился.

— Мне пора. Ты можешь дать мне что-нибудь на себя? Своё я сбросил.

Она поднялась.

— Ну вот и всё. Прогорело, потухло, и, кажется, осталась Едкая зола, — она деланно улыбнулась. — Ты прав. Сейчас поужинаем, и можешь идти.

Она прошла в комнатку, оделась теплей и вышла на кухню.

Потом пришёл Константин Иванович. Ужинали молча, спирт так и остался нетронутым. Валя вышла провожать и, прощаясь, положила Ему руки на плечи.

— Ты снова оказался лучше меня. Ну всё, Юра. Теперь поцелуй меня на прощанье как друга, как сестру и постараемся больше не встречаться.

И они расстались…

Краевский уезжал на какой-то новый прииск в районе Берелёха. Женя узнала об этом. Стало жаль и прииск, и себя, и Игорька. «Трудно без Тани», — вздохнула она и вышла из конторы.

Рабочий день кончился. Только плотники на стройке нового барака стучали топорами. По дороге из распадка тянулись подводы с дровами. Над баней поднималось облако пара.

Женя прошлась по посёлку. Всё строили, расширяли, ремонтировали.

Как только она вернулась к себе, сразу легла. На душе было пусто, больно, нехорошо. Проснулась она в четыре утра. Не нужно было смотреть на часы: раз в столовой вспыхнул свет и хлопнула дверь, значит пришёл старший повар.

По улице проскрипели полозья, и было слышно, как плескалась в бочке вода. Лошадь остановилась у пекарни, Женю и раньше будили эти звуки. Сейчас загромыхают ведра, потом пекарь примется колоть дрова и так кряхтеть, что будет слышно в бараке. Раньше в это время вставал Игорёк. Он уходил на конебазу снаряжать транспорт на работы. Валерка всегда жалобно бормотал и упрекал Краевского, что тот отравляет всю Его жизнь. Но всё равно поднимался и начинал плескаться на кухне, фыркая, как лошадь. А после шёл в барак и будил парней, успевая при этом прочитать мораль.