Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1

• Название: Человек рождается дважды. Книга 1
• Автор: Виктор Вяткин
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Проза
• Год: 1989

Первая книга романа, написанная очевидцем и участником событий, рассказывает о начале освоения колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Автор создает достоверные портреты первостроителей: геологов, дорожников, золотодобытчиков. Предыдущее издание двух книг трилогии вышло двадцать пять лет назад и до сих пор исключительно популярно, так как является первой попыткой магаданского литератора создать правдивое художественное произведение об исправительно-трудовых лагерях Колымы. Долг памяти Первые две книги романа Виктор Вяткина «Человек рождается дважды» вышли в Магаданском книжном издательстве в 1963–1964 годах. Это значит, те, кто прочитал тогда роман, исключая тогдашних школьников, ныне уже собираются на пенсию. Роман был хорошо принят читательской публикой, быстро разошелся, осев в домашних библиотеках, и больше не переиздавался. Интерес к книге рос, это и понятно. Долгое время тема Колымы была под запретом. А тут автор писал о Колыме, приоткрывая завесу над этим легендарно страшным названием, писал не только о комсомольцах-добровольцах, но правдиво рассказывал об исправительно-трудовых лагерях Колымы, о заключенных. И мало кто понимал, что книга вышла на последней волне оттепели. Автор работал, он спешил, ему надо было закончить исповедь, завершить третью книгу. (Если б он знал, что ему придется ждать 25 лет!) Рукопись была написана и легла в стол. А наивный читатель все ожидал третьей книги романа Виктора Вяткина. Почти на всех читательских конференциях, встречах писателей и издателей, независимо от конкретной повестки дня, неизменно задавался один и тот же вопрос: «Когда выйдет третья книга романа Виктора Вяткина?» Сначала ответы были уклончивы. Не знаем, мол, работа идет, время покажет, мы планируем и т. п. Затем терпение иссякло, и однажды директор издательства ответил прямо: «Никогда!» Но рукопись ходила в списках, не единожды вынималась на свет из издательского портфеля, даже однажды была отредактирована. Издательство не торопилось возвращать ее автору. Как видим, долготерпение вознаградилось. Роман во многом автобиографичен. Автор пишет, не мудрствуя лукаво, о том, что видел сам, что знает точно. Он приехал на Колыму в составе первого комсомольского набора в 1932 году. Работал электротехником в Среднекане, начальником механического городка Южного горнопромышленного управления в Оротукане, позднее директором Оротуканского механического завода. Прожил в наших краях 28 лет, сейчас в Москве. Автору можно доверять, он знает события тех лет не понаслышке. В этом одна из причин неугасающего читательского интереса к его книге. У автора точны детали, точны реалии того времени, того быта и стиля жизни, хотя оборотной стороной этой точности подчас является заметный ущерб, наносимый произведению в части художественной. И вообще, что касается художественности, то мы погрешили бы против истины, если б утверждали, что с ней здесь все в порядке. Роман вторично отредактирован, но даже и это не спасает его от недостатков, свойственных любому произведению, написанному человеком, впервые взявшимся за перо. Читатель-гурман не будет здесь упиваться изысками стиля, смаковать яркую метафору, постигать глубину ассоциаций, удивляться неожиданному сюжетному ходу, скорее, он обнаружит недостаточный психологизм в лепке образов либо отсутствие многогранности в созданных характерах. Но тот же придирчивый читатель увидит главное, то, что автору удалось, — Колыму тех лет, реальную, а не книжную, созданную не вымыслом-домыслом, а сотканную из биографий людей, чьи судьбы складывались на глазах автора. Идеи перестройки дали жизнь не только этому роману. Но мы пока еще лишь на пороге становления большой литературы о Колыме, литературы без недомолвок. Высокие и горькие страницы истории нашего края принадлежат истории страны. На этих страницах есть место и для вечных строчек, написанных мастерами пера, и для подлинных свидетельств очевидца, честно выполнившего свой долг памяти.

Альберт Мифтахутдинов, 1989 г.

---

Как-нибудь выдержит. Недалеко до палатки дорожников, — успокоил он себя и прислушался. Гусеница при каждом обороте постукивала и издавала подозрительный скрежет. Трактор, накренившись, остановился.

Прохоров схватился за голову. Глушков развернул свои сани, загораживаясь от ветра, и спустился с машины.

— Тише, не горячись. Бери лучше кувалду! — спокойно проговорил он, осматривая ленту. — А ну, ребята, давайте костёр, тут есть ещё несколько подозрительных звеньев, тоже заменим. — И он принялся выпрессовывать концевой палец.

Били кувалдами по очереди. Одни возились с лентой, другие лезли в самое пламя, чтобы как-то согреть руки.

Глушков не отходил от ленты. В конечном итоге пришлось выбросить целый кусок в несколько секций. Когда было подготовлено всё к сборке, он посмотрел лопнувшее звено и тихо спросил:

— Ты не знал, что едешь на треснувшем звене?

— Знал, — признался Прохоров. — Устал, скоро палатка дорожников, думал — дотяну. А оно видишь как? — Он развёл руками.

— Да, вот так! — спокойно пробурчал Глушков. — А их ты тоже видишь? — показал он глазами на трактористов.

Прохоров молчал.

— Будь ты старшим, что бы ты сделал с таким дурнем? — поднял глаза Аркадий.

— Набил бы ему морду.

— Это не дело, а вот показать звено парням стоило бы. Да уж ладно. Хорошо, что не врёшь. Иди собирай, а я маленько отдохну, — с тем же хладнокровием проговорил Глушков и направился к костру.

У тракторов уже белели сугробы. Работы моторов не было слышно, только чёрные колечки выскакивали из выхлопных труб.

— Перепрессовали? — поднялся от костра Глушков,

— Готово! Сиди. Погрею руки, и будем одевать, — поморщился Прохоров, пряча глаза. Помощники ужё растягивали гусеницу и сжимали пружину ползуна. Рокот мотора послышался рядом, и сразу же на подъём выскочили, аэросани.

— Вон оно что? А я всё на небо… — засмеялся Глушков, поднимаясь. Встали и остальные трактористы. Длинная фигура Тыличенко возвышалась над всеми.

Сани остановились. Высокий человек в собачьей дохе вышел из кабины и, держась рукой за поясницу, подошёл к костру,

— Это колонна товарища Глушкова? — спросил он, щуря пристальные серые глаза.

— Вроде бы! — нехотя ответил Аркадий, присматриваясь к человеку. — Никак, товарищ Берзин? — узнал он директора Дальстроя и подтянулся.

Берзин слегка кивнул головой, внимательно разглядывая усталых трактористов. На лице мелькнуло неудовольствие.

— Это что же, всё ваше обмундирование?

— Як же усё? Он на машинах тилогрийки, тильки трошки вони некрасиви, та й дирки тоже е, — Вася совсем смутился.

Берзин повернулся к Глушкову.

— Вы находите всё это нормальным? — голос его прозвучал укоризненно.

— Выехали мы одеты, да что сделаешь? То у костра пригоришь, то к выхлопному коллектору прикоснёшься. Всё время в тайге, — виновато пояснил Глушков. — Да ведь и норма.

— Нормы определяют люди. Вы — начальник, обязаны беспокоиться, требовать, — возразил он. — Ну ладно, это дело придётся поправлять вместе, — улыбнулся Берзин и начал расспрашивать о здоровье, питании и состоянии машин.

— Всё у нас есть, а болеть некогда, да и привыкли на морозе. Вот гусеницы замаяли. Звеньев остался пустяк, и нет ни одного шатуна, — пожаловался Глушков.

— Мы что-то привезли. Ян! — крикнул Берзин, повернувшись к саням. Водитель подтащил два ящика к костру, — Значит, задание ваше — дойти до двести сорокового километра. По пути самый большой мост через реку Мякит, а леса там близко нет. Это может задержать продвижение к приискам, — заговорил он тихо, как бы советуясь. — Горняки ждут дорогу. Золото лежит, мы его не можем брать, а оно так необходимо стране.

— Значит, нужно пробиваться до Мякита? — с готовностью спросил Глушков.

— Очень и очень нужно. Только выдержат ли люди и машины? Знаю, вам нужен отдых, а тракторам большой ремонт. — В глазах его светилась просьба и понимание. — Но что же делать, если жизнь требует?

— А раз требует, доедем! — уверенно заявил Глушков и посмотрел на трактористов.

Воспалённые от ветра и бессонницы глаза, чёрные струпья на обмороженных щеках и страшная усталость на лицах. Но как ни трудно, а выдержат.

— Решено, Эдуард Петрович, будем, не останавливаясь, двигаться до Мякита.

— Хватит ли у вас сил? Нужно брать большой перевал — Дедушкину лысину.

— Осилим.

— Что нужно — говорите, доставим первыми транспортами. А ну, Ян, иди запиши! — снова позвал он водителя. — Значит, решено. До Мякита! А теперь подумаем, как вас одеть. — Он улыбнулся и взял за плечо Глушкова. — Пойдём, начальник, посмотрим, что прячет в санях наш хозяйственный Ян. Остальное привезёт встречный транспорт с Мякита.

Сколько ни морщился водитель, а из саней полетели шубы, торбаса, тёплые рукавицы и даже собачий тулуп.

Ян завёл мотор, посмотрел недовольно на выгруженные вещи и захлопнул дверки кабины. Винт махнул крылышками лопастей и погнал тучу снега. Сани прыгнули в серую муть позёмки.

— Вася, как по заказу — для тебя, — засмеялся Глушков, рассматривая доху. Она была огромной и по своим размерам подходила только Тыличенко.

— От це дило! Гарна шуба, ну, як министер, — расплылся Вася, разглаживая тёплый, лоснящийся мех тулупа.

Домик скрипел, покачиваясь на санях. Ветер выдул опилки из стен, и в домике гуляли сквозняки. Прохоров проснулся от непривычной тишины. Колонна не двигалась, в домике, кроме очередных отдыхающих, никого не было. Пахло горелым автолом и парами бензина. Он поднялся и открыл дверь. Где-то впереди надрывно рычал трактор, пробивал в снегу колею.

Опять заносы, — подумал Прохоров и оглядел отдыхающих. Глушкова, как всегда, на своём месте не было. Вот человек, — вздохнул он и подошёл к Тыличенко.

Вася спал с открытым ртом, подложив под обмороженную щёку заскорузлую огромную ручищу. Собачья доха, завёрнутая в мешок, лежала под головой. Он жалел даже укрываться ею и продолжал мёрзнуть в рваном тулупчике. Нос у него заострился, губы потрескались и распухли, лоб покрыли морщины.

Да, этот рейс забрал много сил. Теперь трактора приближались к перевалу Дедушкина лысина. Распадок сужался, снегу становилось всё больше. Приходилось постоянно разбрасывать сугробы.

Трактористы уныло посматривали на Глушкова, ожидая отдыха. Но тот упорно молчал, а когда видел, что кто-либо совсем изнемогает, садился за рычаги сам. Получалось, что он почти не слезал с трактора. Это сдерживало ропот.

Прохоров дёрнул Тыличенко за плечо.

— Вася, вставай! Пойдём поможем!

— Ни! Не можу! — жалобно простонал тот.

— Пошли. Нехорошо! Аркадий и не ложился!

Тыличенко озверело рванул на себя полу грязного тулупа и отвернулся.

— Та що же воно таке? Що? Отчепися, и усе! — зарычал он со злобой.

— Вася? Да что с тобой? — резко встряхнул его Прохоров. Тот вздрогнул и поднял голову.

— Ти що? — спросил он уже спокойно и, свесив длинные ноги с полки, начал спускаться. — Зовсим не можу, — повторил он как-то обречённо, подошёл к печке и подбросил дрова. Пламя осветило его нахмурённое лицо.

— Глушков не сильней нас с тобой, а смотри. Почти не приходит на отдых. Стыдно как-то, — сказал Прохоров и стал надевать ещё пахнувший овчиной тулуп, присланный Берзиным.

Тыличенко с тоскливо-равнодушным выражением посмотрел на свои руки и наморщил лицо. Такие сильные руки, а устали до изнеможения.

— Брось жалеть, не мёрзни, а то Ещё украдут, — покосился Прохоров на его собачью доху и медленно вышел.

— Ни. Це ж одижина, як можно? Вернусь в деревню, пусть хлопцы подивятся.

— Не будь дураком, Вася, отдыхай. Ну их всех! — поднял голову Барановский, тракторист лет двадцати пяти, влившийся в колонну на Элекчане. Он протёр кулаком глаза и сладко потянулся. — Тайга велика, да и срок длинный, успеем наездиться. — Глаза его насмешливо скользнули по Тыличенко, и он едко усмехнулся — Аркашка — что? Он вольняшка, сегодня в колонне, а завтра послал всех подальше и смотался, а ты? Так что учти. Силёнку и здоровье береги, ещё пригодятся. — Он хитровато подморгнул и снова лёг, натянув на голову полушубок.

Вася почесал за ухом, шмыгнул носом, сбросил рукавицы и остановился в раздумье. Взгляд его невольно потянулся к постели. Из мешка выглядывал чёрный мех дохи. Он заботливо поправил мешок и выглянул в дверь. Пуржило. Впереди чернели с лопатами трактористы. Глушков стоя управлял рычагами. Трактор, разбегаясь, бил задним мостом высокую стену, зарываясь по сиденье в снегу, и, захлёбываясь в бессильной трескотне выхлопов, отбегал обратно. Люди бросались к белому холмику, взмахивали лопатами.

— Вася! Захвати Аркадию сухие рукавицы! — донёсся голос Прохорова. Тыличенко растерянно потоптался, снял рукавицы с крючка, оглянулся ещё раз на изголовье постели и вяло спустился на дорогу.